Страница 55 из 84
Вдруг хмыкнул. Растянулись уста в улыбке. Но веки так и не открыл:
- Я не сплю. Встаю.
Мгновение - и встретились, сплелись взгляды. А оторваться и еще более теперь невыносимо:
- К-кофе, чай? - хриплым, надломанным голосом.
- Да что и себе... - добрая, нежная, ласковая ухмылка. - С добрым утром.
- С добрым.
Поспешно, смущенная, сорвалась я с дивана.
На кухню. Поставить чайник, а затем к малышу - будить.
***
Быстрый завтрак - и в сад. Провел нас Рогожин.
Быстро переодеть ребенка - и отправить в группу. На улицу.
- Может, нормально позавтракаем? А то... что тот кофе? - растеряно прошептала я, пряча глаза от неловкости.
- Я пойду, Вань. У тебя, наверно, муж скоро вернется.
Виновато опустила голову:
- Наверно...
- Ну... ты звони, если что надо будет. Не думай, - скривился на миг, - то... что было ночью, то... Не бери в голову. Просто расставили все точки над "и". Я всё понял. Рад буду и просто другом тебе быть. Хорошо?
Вперил в меня пронзительный взгляд.
Еще сильнее сгораю от позора, неловкости, жути.
Кривая улыбка, пряча истинные эмоции. Кивнула молча.
- Обещаешь? - требованием. Рогожин. - Скажи.
- Обещаю, - покорно глаза в глаза, превозмогая боль.
Вдруг движение ко мне ближе - заправил выбивший локон волос за ухо, но тотчас, нечто сообразив, резко осекся. Отстранился.
- Будь счастлива. И не плачь больше. Тогда и я буду счастлив.
- Я люблю тебя, - горько; скрытой мольбой сердца... спасти из ада, даже вопреки моим собственным велениям, решениям, требованиям. Просьбам.
- А я тебя, - сотрясающим небеса громом. - Очень люблю, - глаза Его заблестели от влаги. Прожевал эмоции. - До встречи.
Разворот - и пошагал прочь, не оглядываясь.
Рухнула я на колени, расселась на земле, заливаясь сдавленным, молчаливым рыданием. Кровавыми слезами. Я убила. Сегодня я убила себя... окончательно.
***
Но жизнь - есть жизнь. И ты обязан ей подчиняться.
Силой дотолкать себя обратно, до квартиры.
Убрать все, вымыть. Навести привычный, былой порядок. Что в доме, что в душе. И снова притворство, и снова черствость. И снова попытки терпеть и жить, как живется.
Приготовить поесть. А там уже и вечер - пора малого из детсада забирать.
***
- Мам, а папа сеодня плиедет? - вперил в меня свой пытливый, молящий взгляд сынишка.
- Не знаю, зай. Не знаю... - растеряно, тихим шепотом. - Одевай шапку - и пошли. Я тебе блинчиков нажарила. Сейчас супик, картошечку с рыбкой. А затем, как ты и хотел - блинчики со сгущенкой. Только папе - т-тс. Сам знаешь, как он реагирует, когда я балую тебя сладким.
- Ага, - счастливая улыбка до ушей. - Со сусенкой и валеньем!
Рассмеялась невольно:
- Вот хватка! Вот наглость! Весь... в батю... - скривилась от боли.
Шумный выдох - и прокашляться.
- Ладно, пошли... А то, может, он уже дома, а мы тут всё философствуем.
***
Дома. Лёня дома. На кухне - свет.
Поспешно открыть дверь подъезда - да в лифт.
К двери - и затарахтеть ключами, отрывая замок.
Едва только за порог, как тотчас подлетел ошалевший Серебров. Да настолько резвые, точные, стремительные движения, что я даже растерялась от происходящего.
За шкирку Малого - и потащил силой, поволок куда-то по коридору. В ужасе бросаюсь за ними.
- Ты чего?! Ты что делаешь?! - отчаянно воплю.
Зашвырнул в детскую, что какую-то вещь - и тотчас захлопнул дверь. Слышу детский плач, зов. Кинулась. Хотела, было, протиснуться, броситься к малышу, как в момент преградил путь - не дает Леонид.
- Не смей, с*ка! - исступленно, отчего вмиг все заледенело у меня внутри.
Рывок - в туалет и достал оттуда швабру. Округлились мои очи. Волосы встали дыбом.
Подпер дверь, чтобы Федька не смог выбраться.
Влет ко мне. Пошел медведем - в ужасе пячусь. Руки уже дрожат, ноги подкашиваются.
- Ну, мр*зь! Шал*ва ты еб*чая! Рассказывай! Как ты тут, и с кем без меня тр*халась! И сколько вообще... их было?! Тех, о которых я еще не знаю!
Тотчас ухватил за шею и сжал, сдавил до дикой боли. Согнул меня вдвое - рывок и содрал с меня шапку. За волосы - и потащил в спальню. Швырнул на кровать - налетела на раму. Ударилась со всей дури. Взвыла от боли.
- Ну?! Чего молчишь?! Слова глотнула, или что?! Рассказывай, что за ч**н здесь вчера был?! С какого х** он здесь ночевал?! - кинулся ко мне.
- Мне страшно было! - еще громче заголосила я от очередного рывка, удара, надругательства надо мной.
- Ах, страшно?! Страшно ей, с*ка, было! - язвительно запричитал. - И где он, где тебя успокаивал?! Убаюкивал?! Где?!
Попытки содрать с меня куртку, забраться под платье и стащить колготы, белье.
- Не надо, молю!
- Мама! Папа, мама! - слышу, как отчаянным визгом вторит мне сын, колотя со всей дури в дверь.
- Не было ничего! Леня, не было! Он просто друг!
- Ах, друг! Так и я тебя... по-дружески! Признавайся! Куда он тебя д*лбил?! Ну, с*ка?! Давай! - чувствую уже его всего своей плотью.
- Не надо, молю! Не было ничего! Лёнечка! Не надо!
- Ах, Лёнечка? Ну, хоть раз в жизни я для тебя стал "Лёнечкой"! Пот*скуха ты еб**чая!
А в голове набатом только одна мысль: лишь бы не забеременела. От него. Лишь бы не залетела.
Давлюсь слезами, вою. И стыдно, страшно, что все это слышит малыш. Что его идеал так жутко, низко пал, явив настоящего себя. Свою гнилую, мерзкую суть.
- Не надо, прошу...
Но это Серебров. И ему никогда не было важно мое мнение, слово. Просьбы. Чувства. Я - вещь, тряпка. "Вложение".
А то и вовсе - сплошное разочарование.
Сдавил, навалился на меня, делая свое грязное дело, да так... что только писк и мог вырываться из меня с тихим нытьем, невольно вторя плачу ребенка, что где-то там, в детской, в живом аду.
Звонок. А затем и вовсе кто-то заколотил в дверь, сбивая с настроения Тирана.
Попытки игнорировать, сопротивляться, творить и дальше свой больной разгул, да сдался.
Отстранился от меня, неспешно слез. Заправляя брюки, тотчас подался в коридор, решительно желая разорвать ублюдка.
- Да, б***ь?! - разъяренное.
- Ты чего? - удивленно, сдержано в ответ, мужское.
- А, ты, Матросов?
- А что, другого кого-то ждал? Что у вас там?
- Да ничего! - взбешенное. - Мультики смотрят. Чего приперся?
- Ну, там эти приехали. Как ты и хотел. Мажа со своими людьми. В баню зовут. Поедешь? Там как раз твоя будет.
- Моя? - растеряно.
- Ну эта... Вишня и протеже.
- Моя дома сидит! - гневно, с пренебрежением. Жуткая, убийственная тишина - мгновения рассуждений. И сдался: - Ладно, поехали.
***
Помыться, привести себя в порядок (хоть как-то скрыть следы ран, побоев). Переодеться - снять разодранную одежду - и к ребенку. Что уже и сам стих. Уснул. Скрутился клубочком у тумбы - и заснул, изнеможенный. Мокрый весь.
Закрыть дверь в комнату на замок не посмела - лишь бы только не гневить Сереброва еще больше, а то еще точно убьет...
Кротостью и признанием вины - только так, да, только так можно вымолить мне прощение? Возможность, чтоб меня услышал? Поверил?
Аккуратно перенесла малыша на кровать. Укрыла одеяльцем - легла рядом. Прижалась к нему - и замерла, боясь лишний раз сделать вдох.
Давясь слезами, сходила с ума.
Я не знаю, что мне делать. И как на самом деле поступить.
Теперь... я уже ничего знаю. Не понимаю.
И даже если заслужила, я... я не знаю, как дальше быть.
Уснула. Как и Федька, провалилась в сон, уступая моральному истощению.