Страница 19 из 21
Хамза, беззвучно раскрыв рот, закивал, но ужас не сходил с его лица.
– Я случайно к вам попал, – соврал Константин, чтобы успокоить паренька. – Ехал на Тянь-Шань и вот попал…
– На Тянь-Шань зачем ехал? – быстро переспросил Хамза, сдвигая брови.
– Понимаешь… Мы с товарищем каждый год ходим в горы. Намечаем сложный маршрут и преодолеваем его. В этом году планировали через Кара-Кумы пройти и потом махнуть на Тянь-Шань. Там тоже запланированы два восхождения.
– Это худой переход, – опять замахал руками Хамза. – Где же товарищ твой?
– Не смог он, – с грустью ответил Константин.
– Зачем это тебе? – Хамза продолжал вглядываться в лицо Константина.
– Что зачем? – сразу не понял вопроса Константин.
– Тянь-Шань, Кара-Кумы… маршруты…
– А это… Проверить себя, – какая-то неуверенность засквозила в голосе Константина. – Вот ты живёшь в этих условиях, и тебе не понять. Я живу в большом городе, и мне нужен такой стресс, чтобы весь год чувствовать себя в форме. Я совершаю восхождение на шеститысячник и весь год чувствую себя выше всех ровно на шесть тысяч метров, – Константин посмотрел на Хамзу. Выражение лица паренька сменилось с тревожного на глупое, не понимающее, и Константин, в какой раз, пожалел о сказанном. – Ладно, ступай.
«Надо же какое лицо!», – восхищался Хамзой Константин, толкая арбу на баштан.
Остаток дня Константин работал без остановки. Когда приходил на базар, старался не смотреть в сторону Хамзы. Хамза же, напротив, издали высматривал работника Ниязи и провожал взглядом, пока тот не скрывался. С этого же дня насмешки со стороны других работников уменьшились. Константин понимал – это заслуга Хамзы. Что он им рассказал, можно лишь догадываться, но всё равно здорово.
Провожала старика Ниязи на работу всё время одна и та же женщина в платье расшитом золотом. Она тенью выходила из мазанки и шла следом за уходящими мужчинами. У самых ворот протягивала Константину узелок. Единственный раз, когда она могла смотреть на чужака дольше обычного. Подёрнутые лёгкой паутинкой, но ещё выразительные глаза застывали, не моргая, в чёрном ободе бровей и ресниц. «Где-то до тридцати пяти лет», – предположил Константин.
Первый раз Константин попытался отказаться, но она ткнула узелок ему в руки и, отвернувшись, быстро ушла. Константин успел разглядеть её пухлые руки. По всему чувствовалось, старшая жена – она! Каждое утро Константин получал из этих рук узелок. В нём ничего особенного не лежало, один толстый лаваш, надрезанный пополам. В образованный надрез вложены несколько шариков курдючного сала. Это и был его обед. В узелке обязательно лежали кристаллы соли и склянка с чистым спиртом.
– Зачем спирт? – на третий день, принимая узелок и заглянув внутрь, Константин решился спросить.
Женщина посмотрела на Ниязи. Тот что-то посоображал, потом едва заметно кивнул ей. Женщина склонила голову, принимая согласие мужа к исполнению, и пояснила:
– Когда перестанешь потеть, выпей.
– Зачем? Я не пью.
– Жара для тебя, чужеземец, погибельна. Нет пота, значит – сердце останавливается. Спирт запустит его, кровь разгонит, – слегка поклонившись старику, словно извинившись за излишнюю своевольность, женщина удалилась, придерживая подол.
Ниязи стоял к ним спиной. Когда же разговор закончился, он зыркнул на Константина и пошёл вперёд, помогая себе взмахами руки, спереди за спину. Константин шёл следом и про себя поблагодарил заботливую женщину.
Обедал Константин курдючным салом с лавашем и дыней, заедая обед арбузом. Склянку со спиртом затыкал за пояс, чтобы быстро достать и выпить, но пока спасительный напиток не требовался. Небольшой осколок соли клал на язык и принимался за работу. Потел Константин основательно. Так что вечером можно было с рубашки соль соскребать. Но утром рубашка ждала его чистой и отутюженной.
Баштан старика Ниязи окружала изгородь из срезанной верблюжьей колючки, и казалось, он не имел границ. Правда, Константин ни разу не пытался обойти его. Выглядывая в пустыне дальний край баштана, он не переставал удивляться, откуда столько набрали верблюжьей колючки, чтобы всё это огородить? Разгадка объяснилась сама собою. В очередной раз, расположившись на обед, Константин обратил внимание на многочисленные, торчащие из земли то тут, то там сухие стебли. Вся плантация состояла из таких стеблей, рассечённых пополам. Те, что видел Константин, просто засохли и не использовались, а остальные служили человеку. В рассечённый стебель растения пустыни изобретательный человек закладывал проращенное семечко дыни или арбуза, которое пускало корень внутрь стебля. Корни верблюжьей колючки, уходящие глубоко под землю, к самым далёким подземным источникам, питали влагой нежное растение – подсадыша. Такой простой оказалась разгадка богатых урожаев старика Ниязи.
Константин работал без устали от рассвета до заката. Узбеки-дехкане, кучкующиеся на базаре, поначалу посмеивались над бледнолицым тощим, но жилистым молодым человеком, работающим без отдыха. Затем старались не замечать не нужного им рвения чужеземца. И когда хозяева начали подгонять их, праздно болтающихся, ставя в пример чужака, то поглядывали уже с ненавистью. Константин чувствовал меняющееся к нему настроение «братьев по работе». Слышал издевательские реплики в свой адрес и в тайне благодарил провидение, что не понимает сказанного. Как бы закончилось дело, понимай он всё, Константин и сам не мог предсказать.
Четвёртого дня, второй недели, когда Константин прикатил очередную арбу, его окликнул, свистнув на всю округу, Хамза. «Мальчишка», – усмехнулся Константин и не стал оборачиваться. В поддержку Хамзе сразу же загалдели перекуривающие работники, отпуская очередные шуточки.
– Костя! Привет! – поздоровался Хамза, не обращая ни на кого внимания.
– Чего тебе? – остановился Константин.
– Не сердись на них, – примирительно заговорил Хамза. – Тебя никто не тронет. Ты работник Ниязи. Старик тобою доволен.
– Ты за этим меня позвал?
– Отец ругался, что я тебя отправил тогда. Нам тоже такой работник пригодился бы.
– Пошёл ты… – Константин хотел ещё добавить пару слов, но удержался и покатил арбу дальше, покрикивая на зазевавшихся покупателей.
– Куда пошёл? – развеселясь, позвал Хамза и быстро затараторил вдогонку. – Старик Ниязи велел тебе передать, чтоб эту арбу разгрузил у меня и больше не возил на сегодня. Ступай домой!
Константин дотолкал арбу к месту Ниязи и обалдел от увиденного. Место старика пустовало, не было ни огромной кучи, ни самого Ниязи. Как ни злился Константин, пришлось толкать её обратно. Хамза встретил его широкой улыбкой.
– Я же тебе кричал. Куда пошёл?
– Где старик? – злясь, буркнул Константин.
– Приехали из города и забрали весь урожай. А ты переживал! – Хамза задорно хлопнул Константина по плечу, но тому было не до шуток, и он спокойнее добавил: – Ниязи поехал зачем-то с ними в город. Велел тебе домой идти.
– А что дома?
– Отдыхай. Подстричься бы тебе надо.
– Как-нибудь без тебя решу, когда мне стричься. Куда разгружать?
– Иди, – никак не мог унять смех Хамза. – Я сам разгружу. Арбу тоже пристегну. Завтра найдёшь, – он ловким движением провёл по волосам Константина и, держа закрытый кулак, спросил: – Угадай, что в руке?
– Ещё раз так сделаешь, в морду дам.
– На, смотри, – Хамза разжал кулак, и Константин успел заметить слетевших пару точек.
– Что это?
– У нас это обозначает богатство, – продолжая улыбаться, пояснил Хамза. – Чем больше этого, тем больше денег, значит. В твоём мире – это называется вшами. Тебя надо стричь, а то они у тебя уже колированные, – Хамза заразительно рассмеялся на весь базар. Не удержался и Константин, но больше от горечи. Голова, и правда, последнее время чесалась не на шутку. Он отдал Хамзе ключ и, ничего не сказав, отправился домой. Разговор о вшах и увиденные насекомые теперь терзали всё тело. «Как я не догадался сам?» – размышлял он по дороге и, почёсывая затылок, рассматривал содранные запёкшиеся кровяные корочки под ногтями. После разговора с Хамзой казалось, вши ползали по всему телу.