Страница 14 из 23
НИКОЛАЙ:
Хорошо. Я останусь здесь с Мама и вернусь позже.
Николай выходит в анфиладу, отдает распоряжения. Александра одевает накидку и уезжает. Николай идет в обеденный зал к своей матери).
МАРИЯ ФЕДОРОВНА
(внимательно смотрит на сына, вздыхает):
Почему уехала Аликс? Даже не попрощалась со мной?
НИКОЛАЙ:
МамА, если бы я мог показать Вам это письмо, Вы поняли бы ее состояние. Но анпапа Павел оговорил никому не показывать письмо…
МАРИЯ ФЕДОРОВНА
(немного повышая голос):
Но она прочитала?!
НИКОЛАЙ:
МамА, она была рядом со мной, когда я читал. Она видела мое состояние… Я не мог запретить ей…
МАРИЯ ФЕДОРОВНА:
Ники, Ники. Твоя безумная любовь к ней и твоя мягкость могут погубить тебя.
НИКОЛАЙ:
МамА, мы женаты семь лет, у нас уже три дочери – твои внучки, и Аликс беременна … быть может – дай Бог – наследником. Это не безумная любовь. Это – любовь. Ведь Вы и Папа также любили друг друга всю жизнь.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА:
Да. Как мои милые – Ольга, Татьяна, Мария – как наши малышки? Я не видела их больше месяца. Приезжайте с ними, как только она успокоится – надеюсь, завтра она придет в себя…
НИКОЛАЙ:
Конечно, МамА. Мы приедем к тебе на днях с детьми, или ты приедешь к нам. Малышки в полном порядке. Они – прелесть! Как счастлив был бы видеть их Папа!
МАРИЯ ФЕДОРОВНА:
Но покойный Александр в государственных делах не позволял мне ничего. Он выслушивал меня, но поступал по-своему! Возможно, он был прав – хотя иногда я обижалась. Ты же не можешь противостоять ее воле и напору… Ну да ладно… Это дело семейное. Что в письме? Не можешь показать его мне – хотя бы расскажи то, что считаешь нужным.
НИКОЛАЙ:
МамА, отец прислушивался к Вашим советам, – это знаю не только я, но и все наши, и многие министры, и, вот к примеру, Сергей Юльевич – ведь это ты рекомендовала его отцу.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА:
Ну, Витте еще будучи путейцем предупреждал нас накануне поездки в октябре 88-го, что состав перетяжелён, и рекомендовал снять несколько вагонов. Мы не послушали, и вот, 17 октября, под Борками… Ужас… Ты ведь все помнишь… Это только сила нашего Александра спасла нас, когда он с минуту держал на своих плечах сползающую крышу вагона, пока все мы выпрыгивали из вагона. Бог дал ему нечеловеческую силу в ту минуту. Божья воля, что все мы остались живы! … С тех пор мы и приметили Витте… Однако, Ники, что в письме?
НИКОЛАЙ:
Аликс сказала, что она видела там тени Павла Петровича и этого монаха, Авеля – то ли тени, то ли видение.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА:
Ники, на седьмом месяце женщине может привидеться многое, даже если не ввергать ее в такие обстоятельства… И потом, она вообще склонна к мистике. Впрочем, Павел Петрович более всех нас был мистик. Итак, Ники, что в письме? Я слушаю.
НИКОЛАЙ
(вручает ей вскрытый конверт):
Читайте, Мама. Вы будете третий и последний человек, кто видит это письмо. Павел Петрович простит меня. Ведь его супругу тоже звали Мария Федоровна
Николай первый раз за вечер осторожно пытается улыбнуться; встает, отходит к роялю. Пока Мария Федоровна читает письмо, звучит один из романсов Чайковского, посвященных ей композитором.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА
(возвращая письмо Николаю):
Я ничего не скажу тебе сейчас. Я должна подумать… Конечно, первое впечатление ошеломляет. Кстати, твой Отец незадолго до кончины разыскивал какое-то письмо-пророчество от старца Серафима из Саровской Пустыни. Якобы старец вручил это письмо прадеду – Александру Первому, незадолго до его странной кончины – якобы Александр Первый сам ездил к нему в Саров… Насколько я вспоминаю, ему сообщили из Департамента полиции, что письмо хранится у них. Однако, наш Папа уже не успел увидеть и прочитать это письмо, оно так и осталось в где-то Департаменте.
НИКОЛАЙ:
Я что-то слышал об этом старце, о Серафиме. Он умер лет тому 70 назад. Он не святой, не канонизирован.
МАРИЯ ФЕДОРОВНА:
Как и Авель, и как все предсказатели. Ники, предсказателей много, а ты – один. Волхвы были во все времена…
НИКОЛАЙ:
И при Рождестве Господа нашего Иисуса Христа они были… Мама, Вы помните, что завещал мне отец в последние свои дни?
МАРИЯ ФЕДОРОВНА:
Конечно, помню. Вот, у меня и записаны его слова, и храню я их здесь
Мария Федоровна достает из одной из шкатулок, читает вслух. На экране – умирающий в Ливадии Александр III говорит эти слова сыну Николаю:
ЭПИЗОД 5
ИНТ. ДВОРЕЦ В ЛИВАДИИ, 1894 ГОД.
АЛЕКСАНДР III:
Тебе предстоит взять с плеч моих тяжелый груз государственной власти и нести его до могилы так же, как нес его я, и как несли наши предки. Я передаю тебе царство, Богом мне врученное. Я принял его тринадцать лет тому назад от истекшего кровью отца… Твой дед с высоты престола провел много важных реформ, направленных на благо русского народа. В награду за все это он получил от русских революционеров бомбу и смерть… В тот трагический день встал предо мною вопрос: какой дорогой идти? По той ли, на которую меня толкало так называемое "передовое общество", зараженное либеральными идеями Запада, или по той, которую подсказывало мне мое собственное убеждение, мой высший священный долг Государя и моя совесть. Я избрал мой путь. Либералы окрестили его реакционным. Меня интересовало только благо моего народа и величие России. Я стремился дать внутренний и внешний мир, чтобы государство могло свободно и спокойно развиваться, нормально крепнуть, богатеть и благоденствовать. Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним рухнет и Россия. Падение исконной русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц. Я завещаю тебе любить все, что служит ко благу, чести достоинству России. Охраняй самодержавие, памятуя притом, что ты несешь ответственность за судьбы твоих подданных пред Престолом Всевышнего. Вера в Бога и в святость твоего царского долга да будет для тебя основой твоей жизни. Будь тверд и мужественен, не проявляй никогда слабости. Выслушивай всех, в этом нет ничего позорного, но слушай только самого себя и своей совести. В политике внешней – держись независимой позиции. Помни – у России нет друзей. Нашей огромности боятся. Избегай войн. В политике внутренней – прежде всего покровительствуй Церкви Она не раз спасала Россию в годины бед. Укрепляй семью, потому что она основа всякого государства.
ЭПИЗОД 6.
ИНТ. ТА ЖЕ НЕБОЛЬШАЯ ЗАЛА В ГАТЧИНСКОМ ДВОРЦЕ. 8 АПРЕЛЯ 1901 ГОДА (Продолжение).
НИКОЛАЙ:
Да, и я храню эти слова. Стараюсь следовать им. И вот, это ужасное письмо монаха-расстриги…
МАРИЯ ФЕДОРОВНА
(цитирует строки из письма):
«На венец терновый сменит он корону царскую, предан будет народом своим; как некогда Сын Божий. Искупитель будет, искупит собой народ свой…» Ники, Царь должен быть готов ко всему, но Царь должен делать то, что он должен делать. Бог да хранит Вас! Давай поговорим о других делах…. О суетном.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
Видимо, слухи о пророчествах Авеля все же просочились в окружение Царского двора и даже далее, в общественные круги. Через год после этих событий по решению Николая Цензурный комитет запретил любое упоминание в печати даже имени монаха Авеля. О том, что с его пророчествами была ознакомлена мать царя, Мария Федоровна, мы можем судить лишь по косвенным данным: во-первых, в том апреле Николай, при всей его ежедневной занятости, пять раз ездил к ней в Гатчино; во-вторых, в одном из ее писем сразу после отречения Николая Второго встречаются выражения: «Он был как настоящий мученик, склонившийся перед неотвратимым… Он ведь принес жертву во имя спасения своей страны… Это единственное, что он мог сделать», – это почти дословное повторение пророчеств Авеля, опубликованных через десять лет после переворота 1917-го года одним из белоэмигрантов, хранителем раритетов эпохи Павла Первого, за границей.