Страница 2 из 12
Он не помнил, чтобы когда-нибудь бегал так быстро, как теперь. Даже в детстве, когда за ним гнались малолетние хулиганы или пьяные взрослые. Ноги едва успевали переступать под тяжестью его девяностокилограммового тела, норовя подогнуться, чтобы им дали передышку. Но остановка была смерти подобна – в самом буквальном смысле этого слова.
Бык, скакавший слева, теперь вилял поджарым задом прямо перед Быковым, а позади – он ощущал это по горячему дыханию в спину – пристроился другой, грозя поднять его на рога или смять под копытами. Воздух в груди закончился, и взять его было неоткуда. Легкие работали почти вхолостую, производя звуки, напоминающие пыхтение старенького велосипедного насоса.
Переставляя ноги с такой скоростью, будто они ступали по раскаленной поверхности, Быков продолжал бежать, потому что ничего иного не оставалось, даже если бы он решил сойти с дистанции. Этого не мог сделать ни он, ни вор, ни любой другой участник забега. Они были обречены продолжать забаву, которая для них самих забавой не являлась. И в этом энсьерро копировало жизнь, только в очень сжатом виде.
Отрывочные мысли – довольно глупые – мелькали в мозгу. В какую-то секунду Быков отмечал, что его фамилия как нельзя лучше подходит для участника этого шоу, и тогда смех начинал душить его, но тут сбоку выдвигалась бычья голова, дико косящая глазом, и истеричное веселье сменялось ужасом, внезапным, как стакан ледяной воды, вылитой за шиворот. В промежутках между этими крайними состояниями Быков успевал думать о множестве других вещей. Удастся ли ему отобрать свой фотоаппарат? Неужели зрители, гроздьями повисшие над улицей, не понимают, что однажды один из этих балконов неминуемо обвалится? Как выглядела бы улица родного города, если бы на нее выпустили быков? Эх, надо было опорожнить мочевой пузырь перед тем, как отправляться на съемки!
Впереди бык неожиданно остановился и принялся неистово кружить на месте подобно чудовищной мясорубке, перемалывающей комки живой плоти. Под раздачу попали не меньше пяти человек, и один из них, отброшенный рогом, едва не сбил Быкова с ног. Увернувшись, фотограф налетел на теплую коричневую тушу, показавшуюся ему фантастически огромной. Оторваться от нее не позволял сосед, бегущий рядом. Его колени поднимались чуть ли не на уровень груди, правый локоть мерно ударял Быкова в бок. Пришлось чуть сбавить скорость, но закончилось это печально, потому что сзади надвигались сразу два других быка: один – угольно-черный, второй – цвета засохшей на солнце глины.
Они гнали перед собой волну жара. Черный фыркал, светлый издавал отрывистое приглушенное мычание, как будто испытывал оргазм при одной только мысли, что сейчас доберется до человека.
К своему ужасу, Быков обнаружил, что не способен бежать быстрее, тогда как быки с каждым шагом неумолимо нагоняли его. Вместо того чтобы попытаться свернуть, рискуя быть сбитым во время этого маневра, Быков притормозил еще немного. Инстинкт подсказал ему правильное решение. Животные пропустили его между собой. Секунды три или четыре он бежал, зажатый между двумя раскачивающимися тушами, а потом очутился позади.
Надежда на то, что теперь можно перевести дух, не оправдалась. Колонна бегущих людей и зверей растянулась на добрых сто метров, и сейчас Быков находился примерно в середине этого потока. Казалось, количество быков каким-то магическим образом удвоилось или даже утроилось, поскольку повсюду, куда бы ни упал взгляд, виднелась рогатая башка или мерно двигающаяся холка.
Озираясь через плечо, Быков старался угадать, откуда вынырнет следующая туша, чтобы разминуться с ней. Красная рубаха давно пропала из поля зрения, но это уже не имело значения. Собственная жизнь представлялась куда более ценной, чем любые вещи и деньги. Отстраненно удивляясь тому, как у него еще не разорвались легкие и не выскочило из груди сердце, Быков разглядел впереди ворота, за которыми угадывалось обширное пространство, залитое солнечным светом. Это была арена, на которой безумная гонка должна была завершиться.
Правда, проскочить туда с разбегу не удалось. Врезавшись в столпотворение, образовавшееся у входа, Быков был вынужден замедлить движение до семенящего шага. В спину находящегося рядом мужчины с разгона влетел бык и, ступая по поверженным телам, стал зарываться в толпу все глубже. Люди беззастенчиво делали то же самое, не тратя драгоценные секунды на то, чтобы переступать через упавших. У Быкова так не получалось. Увидев у своих ног парнишку, он схватил его за шиворот и потащил вверх.
Во время спасательной операции Быков сам чудом не упал, потому что его без конца толкали в спину, а один раз по его плечу прошелся желтый рог, разодравший рукав вместе с кожей. Вместо того чтобы сместиться в более безопасное место, Быков продолжал поддерживать и одновременно тащить вперед спасенного юношу. Как и все вокруг, тот был одет в свободную белую рубаху и штаны, перехваченные красным матерчатым поясом со свисающими концами. Скособоченный козырек кепки закрывал лицо, но, похоже, парнишке было не больше восемнадцати. Маленький, хрупкий, с тонкой шеей и узкими плечами.
– Зачем ты влез сюда? – прошипел Быков, поддерживая его под руку. – Это игра для взрослых мужчин! Не видишь, что здесь творится?
Говорил он не по-испански и даже не по-английски, поскольку ему было совершенно безразлично, понимает ли его спасенный. Вокруг творилось черт знает что! Рев толпы был оглушающим.
Сразу три быка, цепляясь рогами, бились лбами в деревянный барьер у входа, постепенно сдвигая его вместе со зрителями, находившимися по ту сторону. Двое животных упали и отчаянно дергались, силясь подняться. Быкова и юношу теснили со всех сторон, грозя то повалить, то вытолкать прямо на рога.
И все же накал страстей постепенно шел на спад. Быки, один за другим проскакивая на арену, утрачивали агрессивность и, почти не обращая внимания на людей, покорно трусили к воротам на противоположной стороне.
Очутившись на арене, Быков завертел головой, выискивая похитителя «Никона», однако вокруг было уже не менее десятка красных рубах, а их обладатели были одинаково смуглыми и черноволосыми.
– Черт! – выругался Быков, а потом прибавил к сказанному еще несколько гораздо более крепких и смачных словечек.
– Не выражайся при даме, – предупредил юноша.
– Дама?
Это утверждение поразило Быкова еще сильнее, чем то, что к нему обратились на родном языке, пусть не самом чистом, но и без тяжеловесного акцента, с которым обычно изъясняются иностранцы. Бросив несколько настороженных взглядов по сторонам, он увидел только мужчин – стоящих, сидящих, продолжающих по инерции разбегаться или переходящих на шаг, потому что замереть сразу после отчаянного кросса не получалось.
Последних быков загоняли в ворота. Стадион вокруг арены был наполовину заполнен зрителями, предвкушающими начало корриды. Возле двух или трех лежащих тел суетились санитары. Полицейские, похожие на черные тени, сновали в толпе, утихомиривая тех, кто не мог сделать этого самостоятельно. Мимо прошествовал голый по пояс здоровяк с расквашенным носом, выкрикивающий то ли проклятия, то ли благодарения небесам.
Быков снова уставился на юношу, который, как стало очевидно при ближайшем рассмотрении, юношей вовсе не являлся.
– Ты рехнулась, девочка? – спросил Быков. – Острых ощущений захотелось? Тебе жить надоело?
Перед ним стояла девушка лет двадцати. Выпуклости груди и несколько светлых прядей, выбившихся из-под кепки, придали ей женственности, которой до сих пор не хватало. Еще Быков рассмотрел трещинки на губах без помады, пикантную родинку над ними и зеленоватый оттенок кошачьих глаз, не обведенных тушью, а окаймленных ресницами.
– Отвечаю по пунктам, – произнесла девушка, ничуть не смутившись от грозных окриков. – Я нормальная. Ощущений мне хватает – и острых, и всяких разных. Жить мне не надоедает, потому что это ужасно интересно. Еще вопросы будут?
– Один. – Быков поднял указательный палец. – Зачем ты это сделала?