Адская кошка

Будучи певицей (да что уж скрывать, писательницей, актрисой и невероятной кокеткой), моя бабушка видела во мне эту самую «сверхчувствительную энергию», которую я мог бы направить на что-то полезное.

Стоит отметить, что «что-то полезное» пришло ко мне вместе с со способностью изображать испуг и орать во всю глотку от страха. Обычно я старался не кричать в реальной жизни. Одной из причин, по которой я забросил актерство и решил посвятить себя исполнительству, стало мое амплуа буйнопомешанного. А как певец я смог разрушить стереотип хрупкого и чувствительного артиста, разорвал его на тысячи маленьких чертовых Дэнов Фогельбергов.[8] Я никогда не был, как говорится, фоновой музыкой.

Я был художником, исполнителем, и благодаря этому у меня хорошо развито чувство прекрасного. Впервые на сцену я вышел еще даже не будучи подростком. Это было непосредственно дома. Все мои сомнения, переживания, которые были со мной постоянно, как ни странно, улетучились куда-то, как только я оказался в центре внимания. Моя мама часто рассказывала мне историю, как я однажды шел по улице в яркой одежде, в ушах у меня висели достававшие до плеч серьги, и я громко спрашивал, куда так пристально смотрят люди.

Потом я познакомился с гитарой и начал писать песни. Это произошло почти в один момент, и я сразу же я принялся их играть на людях. Я не помню названий моих творений, но помню, что давал представления на улицах Манхэттена. Конечно, звук денег, падающих в мой чемоданчик, ласкал слух, но важнее было, что улица стала для меня своеобразным белым шумом, и я мог концентрироваться на процессе. Я сразу же привлекал внимание. Когда я понял, что мои предпочтения – это театр и музыка, моя способность к наблюдению и проницательность становились все точнее, и только усилились за годы, проведенные в школе и колледже, где меня учили актерскому мастерству. Было это своеобразным вступлением на творческую стезю или же я, очевидно, был несчастен без сцены в принципе, но методы, действия и вопросы всегда оставались одними и те ми же. Я мог пойти в парк, посмотреть на людей и спросить: «Каков внутренний мир этих людей? Что с ними происходит до и после контакта со мной? Куда они идут? Кого оставили дома? Почему он идет, выставив грудь вперед, а она сильно ссутулившись?» Я собирал эти человеческие особенности, как улики, и именно из них я хотел создать историю – ту, которую пропущу через себя.

Нужно было просто создать в своем воображении рассказ, основа которого – наблюдения за людьми (а позднее кошками), а все пробелы заполнить своими домыслами, но только правдоподобными. Но так продолжалось недолго, вскоре я смог и другими способами находить это приятное чувство «жужжания» (своего рода удовлетворения), и мне не обязательно было находиться на сцене. Я попробовал марихуану после сигарет, когда мне было четырнадцать. Алкоголь в этом плане был вещью второстепенной, но он был более доступным. Я не буду здесь рассказывать долгую историю о том, когда, где и как. Поэтому просто скажу, не вставляло, поэтому и не хотелось. Примерно так же, как молоденькая девочка мечтает потерять девственность с мужчиной всей её жизни, я мечтал о грибах, ЛСД, мескалине (наркотик такой). Я просыпался, и сердце бешено стучало, как будто у меня только что случилась поллюция. Скорее всего, так оно и было.

Да, я был таким ребенком. Много чего попробовал.

Я долго держал своих демонов в узде. Я был «высокофункциональным» наркоманом. Я не прогуливал работу, не прогуливал школу. Писал отличные песни и никогда не падал на концертах. Я даже мог поддерживать разные отношения: одни – с нормальными, другие – с похожими на меня ребятками. Я закончил колледж даже лучше некоторых друзей, да и в школе было без происшествий (не считая того, что многие мои одногруппники по курсу «Драматургия» всегда писали для меня роли психопатов).

Однако когда я переехал в Боулдер, чтобы уже, наконец, стать настоящим артистом, певцом и автором песен, я снова почувствовал это: я балансирую на канате и смотрю на свои ноги. Моя излишняя чувствительность мало помогала мне, взрослому человеку. У меня никогда не было правильных личных границ, чтобы достойно существовать в этом мире. Благословение и проклятие, правда же?

Многие творческие люди и наркоманы рассказывали мне: «Мы принимаем наркотики, чтобы создавать что-то новое на более высоком уровне; они помогают нам поддерживать нужное состояние в обычной жизни и не потерять его в бытовухе. А иногда в какой-то момент нам просто нужно выключить свет. Правда, где-то здесь, на этом пути, мы все-таки теряем контроль, и наркотики из духовных наставников становятся нашими начальниками-тиранами. Не стать жертвой банальностей, но и суметь достичь чего-то более глубокого, темного и еще черт знает чего в обмен на правду, в обмен на способность не только видеть все эти вещи, но понимать их и пройти сквозь них – вот что важно. И иногда, прежде чем вытащить пулю из раны, хочется сделать укол обезболивающего. Поэтому ты неизбежно учишься предотвращать попадание пули в плоть. Плохие вещи – это те, которых слишком много, и у тебя нет времени или инструментов (знаний) прорабатывать их все, так почему бы к ним просто быть готовыми, оставаясь в том же оцепенелом состоянии? Это поведение очень напоминает кошачье: так коты ходят по дому и метят двери и окна. Они это делают, чтобы предотвратить вторжение чужака на их территорию, они считают, лучше предупредить сейчас, чем сражаться потом. И эти самые чужаки на всякий случай будут знать, кому принадлежит эта часть мира.

Когда я с глухим стуком приземлился в Боулдере в 1992 году, я с трудом держался на ногах; потребовалось еще полгода, чтобы вся эта принятая дрянь вышла из меня. Я занимался самолечением от души, пока трудился на бесперспективных работах – тех, где я мог заработать хоть какие-то деньги на оплату аренды жилья, еду (человеческую и кошачью), наркотики и гитарные струны. Я был гениальным идиотом, поскольку позволял окружающим определять мое мышление, а потом я их обвинял в том, что они перевирают все мои истинные идеи. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что окружил себя своеобразными громоотводами, людьми и всякой химией. Я делал себя уязвимым, пытаясь решать проблемы, я становился комком оголенных нервов, который метался между желаниями защитить себя «кожей» или остаться в таком же несчастном состоянии; к тому же каждый день я буквально заставлял себя идти на работу. Я встречался с психотерапевтом и психиатром, один меня слушал, другой выписывал рецепты. И оба хотели уложить меня в лечебницу на продолжительный срок – просто чтобы понять мою натуру. В итоге работа с психиатром привела меня к черной дыре из лекарств, в которую я попал на десять лет. Конечно, я, как любой наркоман со стажем, обвинял ее во всех моих бедах, в том, что я потерял все, что я любил. Эта черная дыра стоила мне всего: человеческих отношений, моей группы и моего творчества. Я катился вниз в объятия его величества Клонопина. Чудом было то, что хотя всем моим творческим начинаниям не хватало покорности (хотя как покорность могла ужиться с рок-музыкантом?), и что моя муза покинула меня, через несколько лет она возродилась в моей любви к животным.

Когда я вновь прочитал в газете, что общество защиты животных набирает сотрудников, то мне одновременно стало и хорошо и плохо: меня тошнило от волнения, я даже немного грустил. Снова вселенная окунула меня лицом в дерьмо. И мигом на меня навалились нежелательные эмоции, мне срочно нужно было набраться и отключиться. День был невыносимо жарким, а дрянь, которую я принимал, остужала мой пыл. Я стоял практически нагишом на балконе и играл свои песни так громко, как только мог. Я жил с тремя парнями, и они мне в этот день подпевали. А почти напротив на другом балконе загорала парочка слащавых ребяток, и им очевидно очень не нравилось, что я мешал слушать джем-сейшены Фишей.[9]

8

Дэн Фогельберг – американский певец, музыкант, композитор. В основном он писал музыку в стиле поп-фолк, мелодичную и нежную.

9

Phish – американская рок-группа, которая представляла преимущественно музыку смешанных жанров. Этот бэнд был очень популярным в 90-е, поскольку музыка, организация концертов и выступлений были крайне оригинальными в то время.