Адская кошка

Введение

Отношения с Бенни были долгими и запутанными. Маленький короткошерстный кот серо-белой окраски сводил меня с ума каждый божий день в течение 13 лет. Каждый раз, как только я расслаблялся и начинал гордиться тем, что хорошо понимаю кошек, а также осознавать свое место в этом мире, делал глубокий вдох, складывал руки на затылке и блаженно опускался в кресло, как сразу же… Бенни мне показывал фигу.

Наша история – о двух надломленных личностях, которые друг друга «починили». Предыдущий хозяин отдал его мне со словами, что кот «неуправляемый», хотя зверь в тот момент сидел в картонной коробке и практически не шевелился, потому что тазовые кости у него были раздроблены, так как он попал под колеса автомобиля. Я тогда был работником приюта для животных, сочувствовал им и прятался среди них, считая себя частью их мира. Моя жизнь художника, автора песен, певца, гитариста, лидера группы, актера, перформансиста, черт возьми, да и просто жизнь человеческого существа потихоньку вытягивалась из меня. Буквально до боли в зубах я страдал от нервного истощения, и чтобы не зачахнуть окончательно, решил заняться самолечением в виде социальной и эмоциональной изоляции. Некоторое время моим пристанищем стал склад, где не было ни окон, ни телефона, ни водопровода. Это приносило свои плоды. Я жил, ходил в туалет, оплачивал мизерные счета. И хотя в моей жизни встречалось бесчисленное множество зависимостей, я как бы оцепенел.

Каким-то непонятным образом со временем я смог понять, что для меня важно: моя группа и все возрастающая духовная связь с кошками. Поверьте, я не хотел ничего делать, не хотел делать карьеру в сфере работы с животными, я просто желал, чтобы исчезла эта бесконечная болтовня в моей голове. Я хотел именно того, что описал в одной из своих незаконченных длящихся-более-двадцати-минут песен: «Отдых от Шума Города». Просто чистить кошачьи лотки, убирать какашки, а еще помогать зверью быстро привыкнуть к новым хозяевам… Но вместо этого я становился Кошатником, начал копать вглубь, пытаясь понять, как коты, животные мыслят, и как мы можем сделать их существование лучше, пока они с нами. Несмотря на то количество аптечной бурды, которую я принимал, чтобы забыться физически и психологически, я заставлял себя читать, наблюдать, понимать и учится. И постепенно я становился тем, кем быть, в общем-то, и не собирался никогда.

И именно тогда, когда я открыл дверцу переноски и встретился взглядом с Бенни, мое представление о собственной сладкой беззаботной жизни, оторванной от реальности, было разбито в пух и прах. Все трудности, с которыми мы с Бенни сталкивались на протяжении его жизни, были одни и те же: касалось ли это состояния здоровья, поведения или жизни в реальном эфире (мире, то бишь), от которого мы вдвоем отгородились. Каждый день всего нашего совместного бытия я искал решения проблем, я сдавался, просил его о помощи, общался с другими кошатниками – лишь бы найти выход. Он был агрессивен по отношению к людям, другим котам, собакам. Он мог ни с того ни с сего бойкотировать свой лоток или же начать голодовку. Язык его тела и коммуникативные навыки было невозможно постичь. Поломанные тазовые кости делали Бенни неполноценным, у него была астма, которая существенно пошатнула его здоровье, и еще масса таинственных заболеваний, которые привели этого зверя в мои руки. И именно это – хотите верьте, хотите нет – хорошо!

Я искренне считаю, что без Бенни я бы все еще был успешным кошачьим психологом. Но опыт общения с ним отправил меня к исходной точке, где я решился выйти из своей зоны комфорта. Годами я жил беззаботной и свободной от обязательств жизнью. Те вещи, которые, как я считал, помогали мне оставаться в здравом уме – жесткие железобетонные барьеры и границы, разного рода зависимости, цинизм и самовредительство – стали неприемлемы, когда появился Бенни, иначе бы я просто не услышал его. А если я не способен услышать Бенни, то я не смогу понять и любого другого кота! Мне нужно было очистить свой организм от алкоголя, наркотиков и вредной еды. Мне буквально пришлось принять смирение. Мне нужно было быть здесь и сейчас и желать учиться и меняться. Ради Бенни я сделал то, что не сделал бы ни для кого другого, даже себя.

В последние месяцы жизни Бенни показал мне, как надо умирать достойно. Я видел много смертей. Я сам убивал животных, такие уж были правила в приютах. Я помог тысячам кошек и котов освободиться от влияния их сородичей, я прочувствовал это на собственной шкуре. Бенни не учил меня чему-то специально, даже когда его свет ещё мерцал. В тот момент я был для котов авторитетом. И все же из-за комбинации некомпетентности (со стороны довольно многих ветеринаров), упрямства и комплекса Бога (с моей) и несговорчивости (его), я был сломлен. В один миг я снова стал шестнадцатилетним исполнителем, который в своих песнях пытался донести до зрителей правду и пел их до тех пор, пока они, зрители, не отворачивались. И мне пришлось принять смерть Бенни, чтобы возродиться духовно и понять, что есть боль, потери и любовь.

В день, когда он умер, а точнее, пока я ждал, когда ветеринар войдет в комнату и усыпит его, я рассказал Бенни о том, как все могло бы сложиться. Рассказал, что я бы написал книгу о том, как мы излечили друг друга и как бы мы помогали друг другу дальше и не ломали бы наши судьбы. И обязательно в этой истории был бы дан практический совет каждому: методы и методики взаимодействия, которые появились в процессе нашего непосредственного общения. И, возможно это излишне сентиментально, но я хотел, чтобы он продолжал жить. Именно то, что Бенни был другой, отличающийся от остальных котов, помогло мне понять их. Все кошки, да и все животные, если уж на то пошло, – помогли мне в этом. Пока я пил, Бенни подавлял меня. А сейчас я могу глотнуть воздуха и рассказать вам обо всем, что узнал и выучил.

Гиперчувствительность и модно одетые демоны

Изначально план действий казался мне довольно удачным. Нужно всего лишь найти работу, где можно было бы действовать на автопилоте и не задумываться над тем, что я делаю и как. Бариста. Продавец в ломбарде или продавец гитар. Или ландшафтный дизайнер (и это означает, что мне придется где-то в окрестностях Боулдера, штат Колорадо, возить камни на тачке из одного конца чьего-то частного владения в другой). Или работать в каком-нибудь прокате аудиокниг и чистить их чертовой зубной щеткой. Мне не нужно будет хоть как-то вкладываться в свою работу, кроме как приходить вовремя с утра и получать зарплату в конце месяца. Тогда и только тогда у меня бы оставалось достаточно сил и энергии, чтобы днем писать песни, а вечером дорабатывать тексты и музыку с моей группой «Папа цирка Богов».

Помнится, тогда я работал развозчиком багетов в одной пекарне, и было 4 утра, когда произошло ЭТО. Одетый с головы до ног, ибо в феврале холодно, а в бочине фургона, на котором я ездил, зияла огромная дыра, я, как обычно, колесил по улицам города, и внезапно мне на ум пришли слова одной из моих самых любимых песен, темп которой был синхронным с моими стучащими от холода зубами: «В другой жизни я буду ждать ее всю ночь напролет, и, когда она, наконец, откроет замок моей кредиткой, я притворюсь спящим». Потом я сочинил припев, он был мощный и стремительный, чем-то даже напоминал гимн. И пока красные лучи утреннего солнца карабкались по Флатайрон-билдинг,[2] родилась песня «Записки из сарая». Я почувствовал огромное облегчение, потому что с тех пор, как лет в 11–12 я понял, что у меня получается писать песни, я знал, что рано или поздно вдохновение иссякнет. И каждый раз, когда я что-то сочинял, я выдыхал и понимал – я еще могу писать!

К слову, рассветов, подобных этому, было много в моей жизни, но таких озарений, к сожалению, тогда на меня не снисходило, вот поэтому я и решил именно этим утром, что мой план работает. Но я сам себя вводил в заблуждение. На самом деле, шесть месяцев я страдал от нервного истощения, а все внешние проблемы и внутренние неурядицы вообще закрыли вход в мой источник вдохновения, к которому я обычно обращался инстинктивно. И по злой иронии, все, что мне нужно было в этот раз, находилось именно там. Не знаю точно, возможно, это было именно так. А может, сыграло роль мое отчаянное «самолечение» (ну, вы понимаете, алкоголь, наркотики), но в итоге я обнаружил, что жить и уж тем более стремиться к чему-либо мне совершенно не хочется. Моя цель состояла просто в том, чтобы выбраться из той ямы, в которую я попал, и остаться на плаву. Сочинительство совершенно не подходило ни для достижения этой цели, ни для поддержания хоть какого-то минимального уровня жизни. Проблема заключалась и в том, что я никогда не мог держать свои амбиции под контролем. Когда я работал в ломбарде, то постоянно мечтал о том, что однажды я переоборудую его в первый в Боулдере магазин редких музыкальных инструментов. В кофейне мне недостаточно было быть просто баристой, там нужно быть и мастером, и подмастерьем. Мои фантазии и амбиции постоянно сталкивались со страхом сойти с ума и с невообразимым количеством всякой дряни, которую я вливал в себя, чтобы держаться. И, если вы никогда не сходили с ума, то расскажу, каково это: как будто к вам приезжает потный вонючий таксист, сажает в свою машину, запирает дверь и увозит вас туда, куда хочет и на сколько хочет. И чем сильнее вы сопротивляетесь и хотите выбраться, тем счастливее становится он. Безумие любит – нет, оно нуждается в собеседнике.

2

Флайтерон-билдинг – 22-метровый небоскреб в Нью-Йорке, по форме напоминающий утюг.