Страница 7 из 15
Впрочем, при всей своей популярности модель А. Керолла вызвала целый ряд вопросов критического характера. Во-первых, выделяя этическую ответственность в качестве одного из уровней КСО, А. Керолл, по сути, отказался от основополагающей трактовки корпоративной социальной ответственности в целом как моральной категории. Более того, именно с «изолированным этическим компонентом пирамиды КСО» он увязывает анализ трех типов менеджеров – «безнравственных, аморальных и моральных», в соответствии с которым только «моральные» менеджеры демонстрируют способность к этическому анализу, позволяющую им «стремиться к получению прибыли в согласии с правовыми и этическими принципами» [Carroll, 1991, p. 44-45].[22]Во-вторых, модель «пирамиды», акцентируя относительную важность различных уровней КСО, не отражает их сложных пересечений и наложений, представляя эти уровни в качестве дискретных. В-третьих, отдавая приоритет внешней природе источников КСО, детерминирующей управленческие решения соответствующими ожиданиями, А. Керолл, как и в исходной версии своей модели, допустил возможность дискреционного морального выбора менеджера, жестко увязав этот выбор с филантропией. Соответственно, имплицитно признавая как внешнюю, так и внутреннюю природу источников КСО, он не предложил никакого механизма интеграции этих ценностных ориентаций, оставив филантропическую ответственность в неком теоретически подвешенном состоянии. В-четвертых, эта модель так и не смогла до конца разрешить вопрос о сущности КСО. Если, по мнению С. Вартика и П. Кохрена, «четыре категории Керолла представляют собой принципы социальной ответственности» [Wartick, Cochran, 1985, p. 764], то Д. Вуд отмечает, что «керолловские категории… могут рассматриваться как области, внутри которых действуют принципы, но не как сами принципы» [Wood, 1991, p. 695].[23] Иными словами, выделение «зон», которым соответствуют нормативные принципы КСО, явилось необходимым, но не достаточным этапом дискуссии. Интерпретированная в качестве «пирамиды Керолла», концепция КСО все еще оставалась абстрактной концепцией, требующей содержательного наполнения.
Первая из вышеперечисленных проблем, несмотря на ее многолетнее акцентирование,[24] представляется во многом формальной и имеет вполне очевидное решение. «Пирамида Керолла» вовсе не противоречит трактовке ответственности как этической категории, поскольку признание деонтологического значения всех представленных уровней КСО имплицитно вытекает из логики построения данной модели. Более того, своего рода систематизация «уровней нормативности», предлагаемая А. Керол-лом, вполне вписывается в иерархию ценностей капиталистического общества: экономическая и социальная ответственность обязательны для бизнеса, соответствуют жестким общественным требованиям; этическая ответственность обществом ожидаема, тогда как филантропическая – лишь желаема. Что же касается выделения «моральных» менеджеров, то оно вполне соответствует логике концепции добродетелей как тех свойств, которыми по определению не обладают все индивидуумы, по крайней мере в равной степени.
Вторая проблема изначально признавалась самим автором, и интересная попытка ее разрешения была предпринята в статье «Корпоративная социальная ответственность: трехсферный подход», написанной совместно с М. Шварцем [Schwartz, Carroll, 2003]. В качестве выхода была предложена замена пирамиды на диаграмму Венна, способную уловить нюансы взаимодействия экономической, правовой и этической ответственности (рис. 4).
Рис. 4. «Трехсферная» модель корпоративной социальной ответственности Источник: [Schwartz, Carroll, 2003, p. 509]
По мнению авторов, новая интерпретация более корректно описывает реалии современного бизнеса, в которых лишь ограниченное число компаний систематически реализуют все обозначенные типы ответственности, преимущественно ограничиваясь меньшим разнообразием сочетаний.[25] Необходимо, впрочем, отметить, что, более адекватно отображая реальную практику, трехсферная модель КСО существенно проигрывает пирамиде в нормативности, ассоциируя последнюю лишь с некой предельной точкой развития ответственности. «С нормативной точки зрения, центральный сегмент (экономический/правовой/этический) демонстрирует, где фирмы по мере возможности должны оказываться» [Schwartz, Carroll, 2003, p. 519].
Попытка если не разрешить, то обойти третью проблему была предпринята в той же статье М. Шварца и А. Керолла 2003 года. В предлагаемой трехсферной модели авторы вообще отказываются от выделения дискуссионной категории «филантропической ответственности». С одной стороны, они полагают, что ее можно рассматривать в качестве частного случая этической (как морально мотивированную) либо экономической ответственности (как «стратегическую филантропию»). С другой стороны, дискреционная филантропическая ответственность попросту не улавливается новой моделью именно из-за сложности нормативного обоснования удовлетворения общественных желаний, трактуемых как слабо выраженные внешние ожидания. Иными словами, внутрикорпоративная природа источников КСО попросту игнорируется.
Что же касается четвертой проблемы – способности разрешить вопрос о сущности КСО, в рамках нормативной постановки она представляется некорректно сформулированной. С одной стороны, КСО, соотнесенная с системой общественных ожиданий, вполне логично вписывается в представленные А. Кероллом уровни/ сегменты. С другой стороны, попытка конкретизации принципов для отдельных отраслей и фирм объективно выводит исследователей за рамки нормативной науки. Упомянутая работа М. Шварца и А. Керолла в этой связи весьма показательна: разделение КСО на сегменты с разнообразным пересечением ответственностей носит, по сути, не нормативный, а дескриптивный характер. Выделение же некой «нормативной сердцевины» в рамках дескриптивного анализа само по себе не является достаточным, поскольку не подкреплено никаким инструментальным обоснованием. В целом же модель А. Керолла практически исчерпала возможности развития первой позиции исследования сущности КСО, основанной на признании определяющей роли общественного договора, в жестко очерченных нормативных рамках.
В этой связи нельзя не упомянуть «Интегральную теорию общественного договора» – ИТОД (Integrative social contract theory – ISCT), – разрабатываемую с середины 1990-х гг. учеными из знаменитой Вартонской школы бизнеса Пенсильванского университета (США) Т. Дональдсоном и Т. Данфи [Donaldson, Dunfee, 1994, 1999].[26]ИТОД не создавалась как специфическая теория корпоративной социальной ответственности, однако, по-новому интерпретируя саму идею общественного договора, согласующего поведение фирмы с целями и ценностями общества, Т. Дональдсон и Т. Данфи имплицитно предложили собственную трактовку источников КСО.
ИТОД основывается на предпосылке, что существующие нормативные подходы не в состоянии учесть реального многообразия бизнес-среды, особенно в глобальном контексте. Соответственно, управленческая этика характеризуется «ограниченной моральной рациональностью».[27] Для преодоления этой ограниченности, по мнению авторов, необходимо принимать во внимание два типа общественных договоров: «Первый из них – нормативный и гипотетический договор между экономическими агентами, подобный общественному договору в классических теориях философии и политической экономии. Этот всеобщий договор, в свою очередь, закладывает нормативные основы для выработки договора второго типа. Второй – реально существующий имплицитный договор, который возникает между членами локальных сообществ, включая фирмы, их подразделения, неформальные группы в этих подразделениях, национальные и международные экономические организации, профессиональные ассоциации и др.» [Donaldson, Dunfee, 1994, p. 254]. Соответственно, с одной стороны, ИТОД подчеркивает нормативную важность универсальных «гипернорм», таких как соблюдение прав человека и уважение человеческого достоинства, являющихся этическими принципами, фундаментальными для существования человеческого общества. С другой стороны, допускается сосуществование этих универсальных принципов со специфическими нормами, утверждаемыми и принимаемыми локальными сообществами. Несмотря на то что нормы локальных сообществ могут различаться и конфликтовать друг с другом, в рамках каждого сообщества они могут рассматриваться как легитимные, если свободно принимаются членами групп в качестве своего рода «договоров микроуровня» и не противоречат существующим «гипернормам». В итоге авторы выводят и предлагают для использования модель общественного «договора макроуровня» (табл. 2).
22
Стоит заметить, что выделение трех типов менеджмента/бизнеса – безнравственного (immoral), аморального (amoral) и морального (moral), – типичное для англоязычной управленческой литературы, требует лингвистического уточнения. Термин «аморальный» подразумевает вовсе не принципиальное отрицание господствующей в обществе морали, а скорее недостаточную чувствительность к общественным ожиданиям при решении бизнес-задач, соответствующих нормам ведения бизнеса как специфической деятельности.
23
Д. Вуд следующим образом определяет различия между принципами и категориями: «Принцип выражает нечто фундаментальное – то, что считается истинным или является базовой ценностью, побуждающей людей к действию. Категории, напротив, выражают различия между типами явлений, но не представляют собой ни факторов мотивации, ни фундаментальных истин» [Wood, 1991, p. 695].
24
Подобная критика А. Керолла, в частности, содержалась в докладе И. Даббинка и Л. Ван Лидекерке «Пирамида КСО, или Как извратить роль этики», представленном на научной конференции Европейской ассоциации этики бизнеса (EBEN) в июне 2006 г. [Благов, 2006б, с. 189].
25
Характерно, что в качестве примера корпораций, реализующих экономическую, правовую и этическую ответственность (сегмент vii диаграммы), авторы приводят лишь Procter & Gamble и Wal-Mart, последовательно выстраивающих соответствующую стратегию [Schwartz, Carroll, 2003, p. 518-519].
26
Об «Интегральной теории общественного договора» и особенностях ее использования в российском бизнесе подробнее см. [Благов, 2002].
27
Как отмечают Т. Дональдсон и Т. Данфи, ограниченная моральная рациональность определяется, во-первых, ограниченной способностью индивида к сбору релевантной информации, во-вторых, ограниченной способностью моральных теорий к доказательству истины и, в-третьих, пластичной природой самих экономических систем [Donaldson, Dunfee, 1994, p. 258].