Пойми и прости

Невозможно предвидеть эти ночи. Ни за что не предугадаешь то спонтанное веселье, которым наслаждались мы. Можно спланировать вечеринку, уладить все детали, подать вкуснейшую еду, отменные напитки, и весь план может провалиться. У нас не было оснований быть такими счастливыми и беззаботными, нашему смеху не было причины. Каждый бокал пива прибавлял нам сил, а сырное фондю, хлеб и сосиски медленно съедались, становясь все вкуснее, и я подумала о том, как же мне нравится здесь сидеть, как я люблю друзей, как Джек подходит мне, а Раф подходит Констанции и насколько бесстрашная на самом деле Эми. Я посмотрела на Джека сотни раз, ловя его взгляд на себе, и не могла не подумать о том, что никогда не встречала такого, как он. Я никогда не чувствовала такого комфорта, такой гармонии рядом с парнем, а когда он спросил, хочу ли я прогуляться, я ответила, что спрошу у Эми, все ли в порядке, и если все нормально, то да, да, конечно!

– Твой любимый фильм? – спросил Джек.

– «Бэйб».

– Ты шутишь. Фильм о свинье-овчарке?

– Я люблю Бэйба. Любимый серьезный фильм? Ты этого хочешь? – спросила я, сидя у бара, впритык к нему. – «Моя собачья жизнь».

– Не слышал о таком.

– Скандинавский. Шведский, наверное. А какой твой любимый? – спросила я.

– «Лоуренс Аравийский» или «Гладиатор».

– Хороший выбор. А если какой-то один?

– «Гладиатор», – ответил он. – Любимое время года?

– Осень. Не оригинально, я знаю, но это так. Твое?

– Весна, – сказал он. – Именно весной я проводил прекрасное время на ферме у бабушки. Словно все спало долгое время и наступило долгожданное утро, когда все просыпается.

– Вермонтская ферма, – сказала я, пытаясь сложить пазл его жизни. – Когда твои родители разошлись, ты проводил время с бабушкой и дедушкой?

Он кивнул. Я понятия не имела, который час. Наверное, около полуночи, но мне было все равно. Бар, в котором мы сидели, не собирался закрываться и выставлять нас за порог. Барменом оказался высокий тощий мужчина с полуседой бородой, который явно выдерживал ночные смены благодаря компьютерным играм. Он едва отрывал взгляд от монитора, когда в бар приходили люди. Это заведение нам посоветовал таксист. Оно называлось «У Авраама».

– Ты устала, Хезер Постлуэйт? – спросил Джек немного времени спустя. – Мне провести тебя домой?

– Да, конечно. И нет, пока нет.

– Расскажи мне о своей работе. Ты собираешься работать в Банке Америки? Нью-Йорк, все дела?

Я кивнула. У меня не было настроения общаться на эту тему, но он ждал ответа, и мне пришлось отреагировать.

– Инвестиционно-банковские услуги, – осторожно начала я. – Буду работать с тихоокеанским бизнесом… В основном с Японией. Я немного знаю японский. Скажем так, свободно им владею. Именно это сделало меня ценным кандидатом для нескольких компаний. Приступаю пятнадцатого сентября. Буду много путешествовать, туда-сюда, и придется много работать. Это прекрасная возможность.

– И хорошо оплачиваемая должность.

– Да, больше, чем я заслуживаю. Чем кто угодно заслуживает, наверное. Но это даст мне большие возможности.

– Это для тебя так важно?

– Что важно?

– Деньги. Богатство. Гармония работы и жизни.

Я принимала его слова слишком близко к сердцу. Мне хотелось, чтобы мой рассудок прояснился. Я уловила неодобрение в его вопросе, какое-то осуждение, и мне это не нравилось. Осуждение – последнее, в чем я нуждалась. Я сделала глоток из бокала и посмотрела в окно. Одинокий уличный фонарь отчаянно отгонял тьму от зданий.

– Прости, – сказал он. – Я переборщил с реакцией. Ты кажешься такой… живой. Я никак не могу представить тебя сотрудником крупной компании. Специалистом по инвестиционно-банковской деятельности.

– Инвестбанкиры живут в обычном мире, – сказала я, изо всех сил пытаясь держать равновесие, – и они любят мир и ценят его.

– Хорошо, – сказал он. – Я понял.

Не думаю, что он мне поверил. Он взял меня за руку, притянул ее к себе и поцеловал мою ладонь. Затем посмотрел на меня.

– Мне очень жаль Эми. Думаешь, она теперь поедет домой?

– Наверное. Она справится, но с практической точки зрения, если ей не заменят паспорт и все необходимые документы в короткий срок, ей придется отправиться домой завтра или в ближайшее время.

– Наверное, это самое разумное решение. Жаль, конечно.

– Да, это печально. Мы вместе планировали эту поездку. Мы всю весну обсуждали наше путешествие, а теперь все закончилось, вот так просто. Удивительно, как быстро все может измениться.

– Кажется, ты не большая поклонница перемен.

– Наверное, нет. Не знаю.

– Любишь планировать?

– Пожалуй. Ты нет?

– Мне немного лень планировать. Я люблю неожиданности.

– А я девочка с планировщиком «Смитсон».

– Это я уже понял. А у меня вот старый дневник на резинке. У тебя дома комод?

– Шкаф. Обувь стоит в ряд. Я расставляю приправы и специи в алфавитном порядке.

– А я больше отношусь к типу людей, которые надевают грязную одежду из корзины для белья.

– Как ты борешься с морщинами?

– Даю им волю. Пускай живут и делают что захотят.

– М-да, я бы так не смогла. Всю жизнь быть похожим на морщинистого бассет-хаунда[4].

– Я люблю бассет-хаундов. Что тебе в них не нравится?

– Не знаю, но я не хотела бы быть одним из них. Какие-то они морщинистые и толстомордые. Ты не похож на бассет-хаунда, Джек.

– И кто же я тогда?

– Хм, наверное, одна из упряжных собак. Я не уверена. Я пока плохо тебя знаю.

– А ты одна из этих стриженых пуделей?

– Надеюсь, нет. Я всегда видела себя лабрадором-ретривером.

– Ты точно не лабрадор. Лабрадоры добродушные и радуются даже грязному теннисному мячику в зубах.

– Я добродушная. Хотя грязный теннисный мячик – это, пожалуй, слишком.

Немного позже в бар вошел мужчина с коробкой, в которой стояла статуэтка Девы Марии. У него были ужасные зубы и суровое лицо. Его руки казались самыми тяжелыми руками в мире, с темными вытянутыми пальцами и ладонями толщиной, наверное, с головку молота. Его шею обвивал красный платок, но он не был священником. Он поставил коробку на барную стойку и спросил нас, да и всех остальных, хотим ли мы помолиться статуэтке. Я никогда не видела ничего подобного: она была сделана из упаковочного ящика, покрыта проволокой, а еще мужчина установил небольшой фонарик позади верхнего каркаса, словно Пресвятая Мать стоит в луче небесного света. Констанция точно офигела бы от такого зрелища. Но ни владелец бара, ни другие посетители не заметили ничего странного в этой коробке и самой Деве Марии, которая распростерла руки, приветствуя мир, а ногой прижала змею к земле. Если же и заметили, то не показали этого.

– Можно сделать пожертвование? – спросил Джек на английском.

Мужчина кивнул.

– Сколько?

– Сколько хотите.

Джек сунул руку в карман и дал ему несколько монет. Затем повернулся ко мне.

– Ты молишься?

– Если давно, то не считается.

– Я не часто молюсь, но сегодня, кажется, нужно. Не каждый день увидишь саму Деву Марию в баре.

– Звучит как начало плохой шутки.

– Боюсь, Богу может быть одиноко.

К моему удивлению, он закрыл глаза и начал молиться. Я изучила его прекрасный профиль, торжественное выражение лица и попыталась присоединиться к нему, но не смогла. Закончив молитву, он перекрестился и кивнул мужчине с Девой Марией в коробке. Мужчина кивнул в ответ. Это была поздняя ночь, и незнакомец, казалось, понимал, что людям может понадобиться молитва.

На рассвете я легла в постель к Эми. До чего же было приятно наконец отдохнуть. Она повернулась, пробормотала что-то и снова провалилась в глубокий сон. В погоне за чем-то или убегая от кого-то, она начала двигать ногами, словно крутя педали, а затем успокоилась и снова задышала ровно. Я взглянула на ее лицо и попыталась представить, что ей пришлось пережить. Но у меня совсем не было на это сил.

4

Порода гончих собак, выведенная в Англии.