Страница 9 из 16
Но он, тем не менее, не перекрывает всего многообразия тогдашней ситуации в стране. Золотухина подходит к вопросу с другой стороны. Она, в частности, делает вывод, что политика буржуазии у власти по существу политикой реформ не была. Скорее она являлась некой бюрократической игрой в реформы. В этом и следует искать конкретный механизм кризиса власти на протяжении всего послефевральского периода. Те же сюжеты подняты в коллективной монографии о А. Ф. Керенском. В ней показано развитие либерального режима от его создания до крушения. Развитие это шло отнюдь не прямолинейно. Если применительно к весне и можно говорить о его демократизации, то с лета – время словно повернуло вспять. Монография показывает и незавидную судьбу центризма в России, его вырождение[76]. С линией централизма связана и проблема так называемой демократической альтернативы[77].
Применительно к вопросу устойчивости февральско-мартовского либерального режима отдельно следует сказать несколько слов о двоевластии. Эта тема – одна из тех, что вызывают у исследователей повышенный интерес[78]. К примеру, В. П. Булдаков полагает, что мнение о двоевластии как об основном факторе гражданского раскола документально не подтверждается ничем, кроме эмоциональных свидетельств людей, пуще всего боящихся этого раскола. В этом плане он готов предположить, что событиями реально управляли страх перед двоевластием. Само же двоевластие если и существовало, то очень кратковременно – от силы, несколько дней. В целом двоевластие логичней всего рассматривать в рамках схемы «правительство – оппозиция». Это, по мнению Булдакова, больше соответствовало реальности, как отголосок традиционной парадигмы: народу – мнение, царю – власть. Кроме того, в любом смысле о двоевластии модно говорить только лишь применительно к столице. В провинции ничего подобного не существовало[79].
Это мнение вызывает много вопросов. К примеру, мы уже видели, что понятие «оппозиция» многопланово. Что же касается провинции, то и здесь не всё так однозначно. В частности, некоторые исследователи готовы говорить применительно к положению дел там о троевластии и даже о многовластии. По наблюдению Г. А. Герасименко, тогда на власть претендовали все классы, партии и учреждения. Соотношение сил между ними складывалось самое различное. Поэтому механизмы власти на местах получали самые причудливые очертания[80]. Этот вывод вряд ли возможно оспорить. А если так, то уместно ли при этом отрицать разделение власти там как таковое?
Тему развития центральных учреждений управления, но уже в советский период продолжает Т. П. Коржихина. Первые главы её труда посвящены зарождению Советского государства[81]. Среди более частных вопросов этой широкой темы выходили работы о создании и деятельности первого Советского правительства[82], его социальной природе и о том, удалось ли большевикам выполнить свои обещания и построить рабочее государство без бюрократии и бюрократизма[83]. Вышли, к примеру, исследования по истории формирования центрального аппарата Красной Армии[84] и Советской внешней политики[85]. Во многих современных работах становление советского режима рассматривается через призму судеб Учредительного собрания[86]. Как правило, исследователи ставят вопрос о том, существовала ли альтернатива Советской власти[87]. Тем не менее выходят и прикладные исследования, посвящённые конкретным вопросам о подготовке, составе, ходе и результатах Учредительного собрания и созванного в противовес ему III съезда Советов[88].
О том, как далеко продвинулись современные историки в изучении государственного строительства после Октября, можно наглядно судить на примере новых подходов к продовольственной политике большевиков[89]. Среди историков, наиболее интересно работающих в этом направлении, можно назвать С. А. Павлюченкова[90]. Не со всеми его выводами можно согласиться, но во многих случаях его оценки заслуживают внимания. В частности, представляется бесспорным, что именно продовольственная политика может считаться стержнем военного коммунизма. Голод диктовал правила нового политического поведения, и побеждал тот, кто лучше приспосабливался к ним. Пожалуй, именно в работах Павлюченкова столь полно поднимается принципиальный вопрос о существовавшей среди большевиков так называемой «.продовольственной оппозиции». Оппозиция эта имела для складывания советского режима не меньшее, а может, и большее значение любой другой внутрипартийной оппозиции в те месяцы.
Проблему «хлеб и революция» Павлюченков пробует рассмотреть со всех применимых к ней ракурсов. Ему, в частности, принадлежит интересное исследование на тему влияния алкоголя на различные аспекты революционной эпохи. Связь между голодом, продразвёрсткой и самогоноварением ясна не до конца. Но что эта связь налицо – факт бесспорный. Автор не торопится с окончательными оценками. Но ему удаётся проследить связь зелёного змия с зелёным движением, погромами, жестокостью гражданской войны. В ряде случаев алкоголь, наоборот, смягчал противоборство сторон, но никак ни их нравы – чреда винных погромов проходит через всё революционное лихолетье[91]. Самогонная революция начинает стихать лишь к середине 20-х. Но и здесь государству пришлось пойти на очередной Брест…
В последние время также стали появляться работы, в которых анализируется эволюция власти белых правительств[92]. Впрочем, эта тема ещё нуждается в дальнейшей разработке.
Помимо этого, тот интерес к самоуправлению в России, о котором говорилось выше, в полной мере проявился применительно к событиям революционного времени. Это и понятно. Пожалуй, ни в одной другой революции ни до, ни после, роль провинции не была столь весомой. И это при той, традиционно доминирующей роли столицы, столь типичной для всей русской истории! Роль периферии, будь то территориальная или социальная, выразилась в создании органов общественной самоорганизации. На какое-то время самоуправление стало стержнем всех политических перемен и на местах, и даже в центре.
Наибольший интерес в последние годы историки проявили к так называемым Комитетам общественной безопасности. Имелись и другие названия этих стихийно возникавших органов: Общественные исполнительные комитеты, комитеты общественных организаций. Именно им, а не комиссарам Временного правительства в первое время перешла рухнувшая власть[93]. Наряду с этим большее, чем прежде, внимание уделяется реформированным земствам и городскому самоуправлению[94]. Особняком стоит изучение органов нового режима в армии[95]. Большое, а может и большее, чем прежде, внимание уделяют историки Советам. Только сегодня Советы в большей мере изучаются их взаимосвязи с другими общественными организациями. Это, наверно, и правильно. Ведь только при таком комплексном подходе становится понятно, почему именно Советы, а не другие формы самоуправления, рождённые революцией, стали прообразом новой российской государственности[96].
76
Басманов М. И., Герасименко Г. А., Гусев К. В. Александр Федорович Керенский. Саратов, 1996; см. также: Герасименко Г. А. Трансформация власти в России в 1917 г. // Государственное управление и самоуправление в России. Очерки истории. М., 1995.
77
Руднева С. Е. Демократическое совещание (сентябрь 1917 г.): История форума. М., 2000; Руднева С. Е. Предпарламент. Октябрь 1917 года: опыт исторической реконструкции. М., 2006.
78
См., напр., новые подходы к этому вопросу: Николаев А. Б., Поливанов О. Я. К вопросу об организации власти в феврале— марте 1917 г. // 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция: от новых источников к новому осмыслению. М., 1997.
79
Булдаков В. П. Историографические метаморфозы «Красного Октября» // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет / под ред. Г. А. Бордюгова. М., 1996. С. 191.
80
См. об этом: Герасименко Г. А. Состояние власти в России после свержения самодержавия // Власть и общественные организации России в первой трети XX столетия. М., 1994. С. 115.
81
Коржихина Т П. Советское государство и его учреждения. М., 1995
82
Первое Советское правительство. Октябрь 1917 – июль 1918. М., 1991.
83
Морозов Б. М. Формирование органов центрального управления Советской России в 1917–1918 гг. М., 1995.
84
Реввоенсовет Республики (6 сентября 1918 г. – 28 августа 1923 г.). М., 1991.
85
Ксенофонтов И. Н. Мир, которого хотели и который ненавидели. М., 1991.
86
См., напр.: Революция и Учредительное собрание. Беседа корреспондента журнала «Диалог» В. Павленко с доктором исторических наук О. Знаменским и кандидатом исторических наук В. Миллером // Октябрь 1917: величайшее событие века или социальная катастрофа. М., 1991.
87
О проблеме альтернативности применительно к судьбе Учредительного собрания и шире – всей русской революции см.: Волобуев П. 1917 год: была ли альтернатива? // Октябрь 1917: величайшее событие века или социальная катастрофа. М., 1991; Рашитов Ф. А. Альтернатива Октября: мирный или насильственный переворот. Саратов, 1990.
88
См., напр.: Исхаков С. М. Кто есть кто среди российских политиков в первой четверти XX века (на примере кандидатов во Всероссийское Учредительное Собрание) // Власть и общество в России в первой трети XX века. М., 1994; Протасов Л. Г. «Кто был кто» во Всероссийском Учредительном собрании // Крайности истории и крайности историков. М., 1997; Смирнов H. Н. Третий Всероссийский съезд Советов. История созыва, состав, работа. М., 1988 и др. И, наконец, нельзя не сказать о серьёзном обобщающем труде, позволяющим глубоко разобраться в ряде парадоксов, тайн и неопределенностей, существующих вокруг тех событий, см.: Протасов Л. Г. Всероссийское учредительное собрание. История рождения и гибели. М., 1997.
89
О положении дел с продовольствием в период правления Временного правительства из современных исследований см.: Лейберова И. П., Рудаченко С. Д. Революция и хлеб. М., 1990.
90
См.: Павлюченков С. А. Крестьянский Брест или предыстория большевистского НЭПа. М., 1996.
91
См. Павлюченков С. А. Веселие Руси: революция и самогон // Революция и человек. М., 1997. С. 124–142.
92
См., напр.: Голдин В. И. Верховное управление Северной области в 1918 году: особенности формирования и функционирования // Власть и общество в России в первой трети XX века. М, 1994; Федюк В. П. Белые. Антибольшевистское движение на юге России. 1917–1918 гг. М.,1996.
93
В первую очередь здесь следует назвать: Герасименко Г. А. Первый акт народовластия в России: общественные исполнительные комитеты (1917 г.). М., 1992; Герасименко Г. А. Народ и власть (1917). М., 1995. Для сравнения см. также: Лукьянова Л. А. Комитеты общественной безопасности в советской историографии // Классовая борьба на Урале в период империализма и утверждения диктатуры пролетариата. Пермь, 1989.
94
См., напр.: Расторгуев В. В. Земства Сибири в структуре власти колчаковского правительства // Земства и Советы: исторический опыт и современные проблемы местного самоуправления. Иваново, 1995; Звягин С. П. Сибирское земство и военщина при А. В. Колчаке // Земства и Советы: исторический опыт и современные проблемы местного самоуправления. Иваново, 1995; Ржанухин А. В. Земство, социалисты и начало гражданской войны в губерниях русского Севера // Земства и Советы: исторический опыт и современные проблемы местного самоуправления. Иваново, 1995.
95
См. Миллер В. И. Солдатские организации 1917 г. К вопросу о содержании понятия. Общественные организации в политической системе России 1917–1918 гг.: материалы конференции. М., 1991.
96
См., напр.: Обухов Л. А. Советы и Комитеты общественной безопасности на Урале //1917 год в исторических судьбах России. Научная конференция «Проблемы Октябрьской революции». Ноябрь 1992 года. М., 1992; Жукова Л. А. Земства и Советы: цивилизационные аспекты // Земства и Советы: исторический опыт и современные проблемы местного самоуправления. Иваново, 1995; Ерин А. В., Козлов Ю. В. 1917 год: выбор путей политического развития // Земства и Советы: исторический опыт и современные проблемы местного самоуправления. Иваново, 1995.