Страница 17 из 21
– Уважаемая Витолина Витальевна! Торжественно вам обещаю, что с сегодняшнего дня, – Гоша поднес к глазам наручные часы, – Нет, точнее, с сегодняшней ночи я и мои сотрудники обязательно решим вопрос с мнимыми двойниками. Если это так уж беспокоит Татьяну Борисовну, что она обратилась во второразрядную контору… Только, пожалуйста, дайте нам это сделать без самодеятельности. Ищите дальше ваших неверных мужей, занимайтесь постельными разборками…
– Что?!!!!! – Мне так захотелось ударить Гошу, что я даже руки под одеялом сцепила, – Вы! Вы! Вы мерзкий шпион! Вы на что это намекаете? Какие такие неверные мужья? Или вы уже и в моем грязном белье порыться успели?
Гоша удивленно приподнял бровь:
–Я не очень понял, Витолина, что вас так разозлило. Но на всякий случай сообщаю, что сейчас сюда приедет ваш сотрудник,…, г-м-м, Петр Иванович, кажется. Он заберет вас и ваши вещи. А Татьяне вы позвоните завтра и скажите, что обстоятельства изменились, и вы не можете продолжать вашу работу. Кстати, поторопитесь. Петр Иванович будет у ворот с минуты на минуту.
С этими словами Георгий Петрович быстро вышел из комнаты. А я, как последняя дура, разревелась, сидя на королевской кровати, в которой мне, бесталанной сыщице, не удалось провести ни одной ночи.
Однако, собрав силу воли в кулак, вытерев сто первый раз за день слезы и сопли, я встала и начала собирать вещи. Что ж, он прав, он тысячу раз прав, этот великолепный Гоша. Я влезла в те сферы, где играют по другим правилам. Да и условия игры мне никто не озвучил. Но! Триста тридцать три раза «но»!!! Этот Гоша умудрился мне слить всю информацию обо мне самой, ничего не услыхав взамен. Поэтому еще вопрос – кто из нас настоящий профессионал, а кто так, сторожевая собака…. Ведь мы же вроде договорились? Этот скульптурообразный красавчик должен был хотя бы упомянуть о сегодняшнем покушении и моих подозрениях! Должен был поинтересоваться, что же ТАКОЕ я видела или знаю…, – от страшной догадки я даже прекратила метаться по комнате, – Должен был! Но только в том случае, если он сам не имеет к событиям этого вечера никакого отношения. И, слава Богу, что я не проговорилась о телефоне, забытом у зеркала. И хорошо, что я не озвучила свою версию про окно! Ничего! Москва – маленький город. У меня есть все телефоны Татьяны Качаловой, и я обязательно сумею с ней связаться. Даже если ей сменят номер телефона, я прямо сейчас могу пойти к Тане, разбудить ее и договориться, как мы будем держать связь. Ничего-ничего! Татьяна бывает в ресторанах, салонах красоты, ездит в банки, ездит в театры, наконец… Где-нибудь да сумею ее вычислить. Наш контракт никто не разрывал…. И тысяча долларов аванса до сих пор лежит в моем письменном столе и уже, наверное, прожгла в нем дырку…. Ладно. Мы еще повоюем!
Я вышла в коридор и, крутя головой в разные стороны, направилась к спальне Качаловой. Гоши нигде не было видно. Слава Богу! Приоткрыв дверь Таниной комнаты, я убедилась, что и Нина отсутствует, а сама Татьяна спит, запрокинув обе руки за голову. На голове у нее белела повязка с детским каким-то пятном зеленки, просочившимся сквозь марлю. Я нерешительно затопталась у кровати, поневоле залюбовавшись удивительно красивым лицом, точеным носиком, перламутровыми приоткрытыми губами. Татьяна мирно посапывала, выпуская тонкие пузырики через нежно-розовые губки… Вот черт! Эти няньки даже не смыли с Тани косметику!
Похоже, что я выругалась вслух, так как Таня вздрогнула, пошевелилась и повернулась на бок. Боже! Она легла совсем как ребенок, как мой Сережка, трогательно подложив ладошки под щеку: правая ручка сверху левой. Мне стало так жалко ее будить, что я тихонько приоткрыла двери, вздохнула и, бросив прощальный взгляд на постель Качаловой, вышла в коридор. Все объяснения отложим на потом.
Вдруг, в этот самый момент, что-то совсем незначительное, какая-то мелкая деталь, явно не очень важная и точно несвоевременная царапнула мои натруженные за день мозги. Я потрясла головой. Что мне не понравилось? Кто? И где? В комнате Качаловой или в темной, пустой и зловещей от этой темноты квартире? Скорее всего, мне просто перестала нравиться вся наша затея с подругами, двойниками и неминуемыми разоблачениями. Я понуро направилась в свою комнату, в десять минут собрала чемодан (отметив, что дорогая Клара так и не удосужилась положить в него ни косметики, ни расчески), прикрыла постель покрывалом, вытряхнула в мусорное ведро пепельницу и медленным шагом покинула «гостеприимную» квартиру Качаловых, так и не встретив никого из ее обитателей.
26 сентября (понедельник, вечер) – 27 сентября (вторник, утро)
Петр Иванович, терпеливо ждавший меня у ворот, не смотря на все мои вопли и возмущения, повез меня не в офис, а домой, на Клязьму.
– Тимофеевич в Питере, – разумно аргументировал он, – А ты, Витальевна, как пантера немытая вторые сутки. То по офисам, то по чужим людям. Уже возраст не тот, чтоб в засадах сидеть и в бомжа играть. Своего дома, что ли нет? Мне вон Георгий Петрович толково объяснил, – мирно бубнил Петр Иванович пересекая МКАД, – Заказчицу нашу вчера едва не порешили. Ты под подозрением. Ну и на кой ляд я тебя сейчас в офис везти буду, или какую-другую квартиру искать? Клара шанежки испекла, свои эти, молдавские, из кукурузной муки…., но со сметанкой очень даже ничего… Да, и это, – Петр Иванович замялся, – постель вашу мы свежим бельем застелили… А не захочешь в спальне спать – так у сына в детской заночуешь…
Отошедшие было на второй план мысли об измене Толкунова после этих «умиротворяющих» слов моего верного помощника опять заплясали в голове. Сережа… Настенька… Их будущий малыш и мои сорок с лишком годков…
– Петр Иванович, миленький, ну зачем мне это все? За что? – я прекратила орать и захлюпала носом.
– А потому голуба, – не оборачиваясь, продолжил мой верный товарищ, – что забывать ты стала уже, как раньше жила. Я-то у вас уже тринадцать лет на службе, всё помню!
–Тринадцать???? – я даже плакать забыла.
– Ага, чертова дюжина! Колюня тоже в этом году четырнадцать годков справит. Помнишь, как стал наш Тимофеевич первые книжки печатать про камасутру эту, и еще про то, как с компьютерами управляться – вроде как «Компьютер для чайников» называлось, так и пригодились мы с Колюней. Водителя вы тогда искали и охранника, чтобы тиражи эти ваши, на коленке деланные, охранять да развозить по лоткам. Я к вам из ВОХРа пришел, Колюня из таксопарка. Ни Клавой, ни Кларой, ни даже Карлом Ивановичем тогда и не пахло…. Ты моталась между своим Останкино и детским садом. Мы – сутками не вылезали с работы. А помнишь, как Сережка в школу пошел? Тебе тогда некогда было, ты на компьютере тексты набирала, мужу помогала, так я пацана сам в первый класс отвез и еще этот, – Петр Иванович рассмеялся, – букет гладиолусов ему купил, который выше Сереги был. Так я этот букет сам по школе потом и таскал, пока не догадался учительнице отдать….. А помнишь, был у нас такой Макарыч, который все обложки вам рисовал – заслуженный художник СССР. Зарплату вы ему платили больше чем гендиректору…. Звонил тут я ему недавно…. Спился мужик совсем. Жалко. Да…, о чем это я? А! Вспомнил! Помнишь, как Карл пришел и мы с типографией в Туле связались?… Забыла, что ль? Типография-то дорогущая оказалась, чуть мы с этих тиражей не прогорели. Удружил нам тогда наш Карлсон… Но ведь, твою мать, даже тогда выдюжили! А потом уже и зажили как люди. Первый домик в Подольске помнишь? Два этажа, брус с фанерой, а хоромами нам казались. Колюня Фордик затертого года купил, я на премию в Турцию слетал…. Ерунда вроде, а как радовались тогда, как жить умели! А сейчас? Миллионами ворочаем, а жизни нет. Тимофеевич пакостить начал на старости лет… И, видать, чувствует себя виноватым, а хотелку приструнить не может. Вот и мается…. Богатства все свои на тебя отписал по завещанию – и московские и испанские, и какие у вас там еще есть…, без копья, считай, себя оставил – но счастливей ты от этого стала, что ли? Будешь теперь миллионершей у разбитого корыта….