Страница 10 из 21
Видимо от волнения Колюня внезапно перешел на «ты», хотя эта его шоферская фамильярность меня нисколько не обидела. Я понимала, что рассуждения нашего водителя верны, но не очень знала, что делать в подобной ситуации. Во-первых, я уже лет десять как не одевалась ни на каких рынках . Но этот факт я бы как-нибудь пережила. Другое дело – время. Его катастрофически не было! Ведь купить себе любую шмотку, даже рядовые джинсы – это же надо примерять, выбирать, потратить пару часов. А у нас-то и было в запасе минут десять. А еще чемодан покупать…
И вдруг именно в это неподходящее и катастрофически недостающее время, когда нужно было собраться, сосредоточится и подготовится к следующим четырнадцати авантюрным дням, мне неожиданно вспомнился Сережа. Мой Сережка, коварный муж-потаскун, нежный обожатель юной Настеньки. В голове мгновенно всплыла картинка, как когда-то очень давно, когда мне только-только исполнилось 18 лет, мы столкнулись с ним в одном из гулких коридоров МГУ. Он просто стоял у окна в компании моей однокурсницы Ленки Татариновой и нежно целовал ей пальцы. Даже не пальцы, а один безымянный палец, на котором поблескивало новенькое обручальное колечко. Взъерошенные темные волосы, чуть сутуловатые плечи и совершенно не московская, сильно загорелая с ямочками щека, единственное, что я могла рассмотреть в неверном свете сентябрьского дня.... Парень был мне не знаком, но я догадалась, что это и есть свежеиспеченный Ленкин супруг. После каникул все мои подружки только и обсуждали свежую сплетню о том, что Татаринова летом выскочила замуж за старшекурсника. Кстати, первая из нашей группы. Я подошла к молодоженам, просто чтобы поздороваться, приветливо кивнула обоим, посмотрела на Сережку и… пропала. Его лицо показалось мне таким родным и знакомым, как будто я встретила давно потерянного брата-близнеца. Я почему-то знала каждую его родинку, морщинку, клеточку. Мне казалось, что я даже знала, как нежно шелковится, а совсем не колется его коротко стриженый затылок и как неуправляемы вихры в челке – никакими гелями не поможешь. Я стояла и стояла, онемев, не умея и не желая оторвать взгляд от внезапно обретенного родного лица. Очнулась я только от громких Ленкиных возмущенных воплей. Оказалось, что и Сережа, увидев мое окаменевшее лицо, не удивился, не улыбнулся, а тихо-тихо взял и нежно держал меня за руку. Держал ее двумя лапищами, решив, видимо, сначала поздороваться, а потом так и не отпустив. А еще через пять минут мы уже вовсю целовались, совершенно не замечая огромной толпы студентов и преподавателей, собравшихся на Ленкины крики. Подобного пердюмонокля МГУ еще не знало! Но пусть заткнутся все, кто не верит в любовь с первого взгляда, с первой секунды, первого вздоха, потому что я-то точно знаю, что ЭТО такое. Это хуже, чем цунами, это лучше чем все золото мира, которое бы свалилось на голову самому алчному человеку на земле, это самый сильный наркотик и самые горькие слезы. Через месяц Татаринова, бросив МГУ, уехала из Москвы, с проклятиями в мой адрес и свидетельством о разводе. А еще через две недели, заплатив непомерную по советским временам взятку в двадцать пять рублей (мы просто не могли ждать положенный срок), мы стали законным мужем и женой – Толкуновыми – самыми отчаянно влюбленными молодоженами на свете.
А теперь вот моего брата-близнеца Сережку, после двадцати двух лет брака, пролетевших для меня как один день, видимо, накрыло новое цунами. И мне остается только, как когда-то Ленке, рыдать от бессилия… Хорошо еще, что мне не пришлось наблюдать, как они самозабвенно целуются на глазах у всех наших знакомых, и вообще на глазах у всех… Хотя, если Колюня и Петр Иванович сработают оперативно, то и это зрелище мне будет суждено пережить, хотя бы в виде пошловатой шпионской видеозаписи.
– Курский, – негромко объявил Колюня, и зарыскал взглядом в поиске свободного для парковки места. Наконец мы втиснулись в небольшое пространство между старенькими Жигулями и огромным черным джипом, больше похожим на грузовик, чем на приватную машинку на 5 персон. Часы показывали 10-25 утра. Еще были спасительные десять минут, чтобы заскочить в какой-нибудь из магазинчиков привокзального помпезного торгового комплекса и с налету купить самое необходимое. "Горец бежал быстрее лани, быстрей чем заяц от орла" – некстати вспомнились мне лермонтовские строчки. Я, помнится, даже успела подумать, что наверняка переиначила любимого "Мцыри", но упрекать себя за это, преодолевая в рекордные минуты привокзальную площадь, уже не могла. Мы влетели в какую-то лавку она же «бутик» на первом этаже, и я одним махом выпалила ошеломленной продавщице: "Джинсы, свитер, куртку, чемодан. Все 48 размера!" Сонная барышня, спокойно отложив в сторону книжку Донцовой и, казалось, совершенно не удивившись, показала мне наманикюренным пальчиком куда-то за мою спину. Я обернулась и увидела прилавок с «красивой» китайской женской одеждой. Торопливо рассматривая ярлыки, и ища на них заветные цифры нужного мне размера, я, практически не глядя, выхватила черные вельветовые штаны, белый свитер, малиновую куртку и скомандовав Колюне: "За мной" – направилась в примерочную. Не стесняясь и даже не очень задергивая занавеску, я мигом выскочила из своих коллекционных французских шмоток, проворно влезая в азиатский ширпотреб. Штаны висели, свитер был короток, а у куртки не работала молния. Но это был такой пустяк, в сравнении с тем, что мы собирались заварить, что я нервно рявкнула на водителя: "Ну, чего ты смотришь! Срывай с меня ярлыки и бегом оплачивать все в кассу!". Колюня мигом ощипал меня примерно так, как деревенские женщины ощипывают зарезанную курицу, и помчался с кучей ярлычков к уже проснувшейся барышне. Надо отдать ей должное: она и бровью не повела, когда Колюня вытащил мою пластиковую карту и высыпал перед ней все оторванные наклейки. «Две тысячи шестьсот рублей», – спокойно произнесла барышня, а я даже застыла у полки с дорожными сумками, – обычно за такие деньги я покупаю себе разве что пару чулок.
– Подождите, не пробивайте! – я опять рванула к прилавку, сгребла с вешалок еще несколько джемперов разной расцветки, даже не глядя на их размеры, пару домашних туфель, кроссовки, в которые тут же переобулась, небольшой дорожный саквояж "мечта челнока" и банку растворимого кофе (и он был в "бутике", правда, банка оказалось начатой и, вероятно, принадлежала самим продавщицам). Доплатив еще три тысячи рублей и побросав все купленные, а заодно и все мои старые вещи в баул, мы понеслись на перрон.
На выходе на нужную нам платформу уже стояли Петр Иванович и бледная как смерть Юленька.
– Он гнал за 200. Нас, по-моему, даже гаишники засекать не успевали, – прошептала белыми губами перепуганная насмерть девушка. Хорошо еще, что Петр Иванович позвонил Кларе, и она подвезла ваш чемодан к МКАДу. Иначе, наш Мерсик вообще перешел бы на среднекосмическую скорость. Я в эту машину теперь еще лет пять не сяду.
В этот момент вдалеке, под сотнями перепутанных вокзальных проводов показался состав, который явно направлялся к нашему перрону.
– Все, по коням! – бодро скомандовала я.– Дизель-электроход прибыл. Давайте сумку, чемодан и отходите на безопасное расстояние.
– Не, – спокойно сообщил Петр Иванович, – Это не ваш поезд, это электричка. Хотите, я вам объясню, как по морде можно электричку от пассажирского отличить?
– Ну тебя к черту, – взорвалась я, – Не видишь, я вся на нервах, какие там еще морды. Сейчас Качалова на перроне появится, поезда нет, зато мы стоим, видимо, прибежав раньше паровоза.
– Да вот он ваш, запорожский. Вы в другую сторону смотрите. Украина-то на юге. А мы действительно отойдем от греха, сейчас тут давка начнется, – Колюня нервничал, но при этом старался держаться с достоинством. – Короче. Купите себе новую симку, или, лучше возьмите еще и мой мобильник, а то ваш слишком уж навороченный.
– Нельзя! – вмешался Петр Иванович, – по мобильнику ее мгновенно вычислят. Кто да что, на кого зарегестрирован. Пусть уж нам с городских телефонов звонит.