Империя

– Я собрал вас всех здесь для того, чтобы объявить благодарность! Благодарность от имени Цезаря! Ничтожные повстанцы разбиты! Да, Такфаринат бежал, но вы все знаете, кто отправился за ним в погоню: Ратибор не остановится, пока не покончит с ним. Поэтому, как только русич вернется с головой этого гада, мы отправимся обратно в Рим! Все, кто выжил, будут щедро вознаграждены! Павшие не будут забыты! Мартин?

– Да, Луций, – Мартин сделал шаг вперед и поприветствовал своего генерала.

– Наш легион потрепан, пополни его солдатами Аппония, – глаза Мартина округлились от удивления. – Скажи, что я приказал. Возьми самых лучших, отбери их сам.

– Все сделаю, – Мартин кивнул и поспешно удалился, чтобы выполнить приказ.

– Понтий, возьми себе помощников и подготовь корабли к отплытию. Проследи, чтобы воины в пути ни в чем не нуждались. Если вопросов нет, все свободны, ступайте. Маркус, ты задержись.

Луций остался наедине с братом в темном и душном шатре, который стал уже не только ставкой, но и домом генерала.

– Что не так? – немного склонив голову на бок, спросил Луций.

– О чем ты?

– Я же вижу, что ты меня избегаешь, не разговариваешь со мной. Ведешь себя, как обиженный мальчишка.

– А как я должен себя вести? По-твоему, было правильным убить собственного друга?! Мне он, конечно, был не так близок, но ты? Ведь ты вырос с ним! Вы все вместе выросли, а потом еще и сражались бок о бок! Как же так, Луций? Марк велел мне учиться у тебя, но чему? Убивать друзей?!

– Ясно, совесть проснулась. Думаешь, я не переживаю? Думаешь, мне не жаль его?! Но у меня не было выбора! Если бы я простил его, то все, конец! Понимаешь? Все подумали бы, что и им можно поступать так же! И что тогда? Что?! Ты забыл, что произошло с нашей семьей? С отцом? С Леонидом?

– Нет, я не забыл.

– Хорошо, что хоть этого ты не забыл! Я скорблю больше других о своем друге! Я поклялся себе очень давно, что все виновные в наших бедах будут наказаны, жестоко наказаны. Предавший один раз предаст и второй, и третий! Цезарь простил Брута, и чем все закончилось?! Нет, мой милый брат, лучше я буду любить Ромула в воспоминаниях, чем ненавидеть при жизни и ждать удара в спину! Я намного милосерднее любого из вас, так как я взял этот грех на себя! Вы все знаете, что я поступил правильно, но осуждаете, потому что он был нашим другом! Но это власть, Маркус, а у власти, как и у медали, есть две стороны. Но я несу это бремя и беру на себя ответственность за все! Так что не смей корить меня за смерть Ромула! – Луций в ярости ударил по столу кулаком так сильно, что находившиеся на нем предметы со звоном подпрыгнули. – Подойди сюда!

Маркус послушно подошел к брату и смиренно посмотрел на него сверху вниз.

– Держи.

– Что это? – Маркус недоверчиво посмотрел на свернутые бумаги.

– Завещание Ромула. Он оставил свое состояние тебе. Так что владей.

Ратибор сидел на корточках и привычными движениями скатывал запекшуюся на ладонях кровь, потирая руки. Конь переминался с ноги на ногу неподалеку, ожидая хозяина. Жара раскалила воздух до такой степени, что он обжигал не только лицо, но и гортань. Мимо проскакали два всадника, тянувшие за собой привязанного за ноги человека. Несчастный дико кричал, волочась по грубому песчанику и поднимая за собой клубы пыли. Лошади мчали во весь опор к большому валуну. Через несколько мгновений послышался глухой удар, сменившийся полной тишиной. Ратибор посмотрел, как его люди привязали к лошадям очередную жертву, затем смачно плюнул на ладонь и продолжил вытирать испачканные руки. Вскоре солдаты подвели к нему троих пленных без доспехов. У одного из них были порваны уши: видимо, римляне не слишком церемонились, когда снимали с него золотые серьги.

– Кто такие?

Ратибор выпрямился во весь рост, почесывая бороду.

– Приближенные Такфарината. Хотят поговорить с тобой.

– Поговорить? Ну, пусть говорят. Послушаем.

Один из пленников начал шепелявить на ломаной латыни. Кровь текла из его рта, в котором виднелись остатки зубов, чудом сохранившиеся после знакомства с всадниками Черного легиона.

– Не понимаю ни черта! Чего он там тявкает?!

– Говорит, что они вожди местных племен и хотят откупиться. Короче, предлагают дань за свою шкуру.

– Да-а-ань? Дань – это хорошо. Только проблема вот в чем, – Русич медленно размял шею до хруста в позвонках и сплюнул пленным под ноги. – Эта тварь, Такфаринат, причастна к убийству моего отца. Мне пришлось долго с ним беседовать, но я так и не узнал того, что мне нужно.

Он подошел к лежащему на земле изуродованному телу, в котором едва узнавался бывший лидер повстанцев. Мертвец был связан, вокруг него валялась срезанная лоскутами кожа. Ратибор с размаху ударил его ногой.

– Крепкий орешек оказался. Впервые вижу, чтобы человек сам себе откусил язык. Да и взгляд странный у него был, словно он боялся кого-то, но не меня, – Ратибор вытащил из-за пояса бумаги. – Так как больше я ничего у него не нашел, а сам он мне ничего не сказал, ответьте мне вы: что это?

Один из пленников взял бумаги, мельком просмотрел их и что-то произнес на своем языке. Русич взглянул на солдата.

– Говорит, что это векселя, по которым они получали золото и серебро.

– А что там за знак в виде звезды в огне? Что он означает?

Солдат дал пленнику оплеуху, ткнул пальцем в эмблему и перевел вопрос. Тот затряс головой и что-то завыл.

– Что он говорит?!

– Бред какой-то. Говорит, что это зло, могущественное зло из самого Рима. Говорит, ответы искать нужно там, они больше ничего не знают. Ну так что с ними делать?

– Что-что… Бошки им срубите, вот что! – вырвав бумаги из рук пленника, рявкнул Ратибор и направился к лошади.

Заросли цветущей акации, бесчисленные деревья, усыпанные белыми цветами, монотонное жужжание пчел, легкое дуновение ветра и тишина – обволакивающая, безупречная, но немного пугающая. Одинокий силуэт молодого человека лет двадцати пяти. Одетый в простую одежду, с волосами до плеч и легкой щетиной на лице, он неподвижно стоял на коленях посреди окружающей его красоты. Вдруг легкий порыв ветра тронул его волосы, а с акации, медленно танцуя в воздухе, полетели и опустились на землю нежные лепестки. Молодой человек этого не заметил: его глаза были прикрыты, губы что-то шептали, будто в молитве.

– Думаешь, он слышит тебя?

На его плечо опустилась ледяная рука. Парень открыл глаза, отрешенно посмотрел куда-то в сторону и продолжил шептать.

– Ты не будешь возражать, если я помолюсь вместе с тобой? Ведь тебе страшно. Знаю, что страшно. Божественное начало в человеческой плоти, извращенный способ послать собственную частичку в этот мир. Я хочу помолиться ему за спасение его сына. Человеческая любовь переменчива, но нет нужды тебе об этом говорить: ты живешь здесь не первый год и знаешь о людях не меньше моего. Смешно…

– Что именно? – неожиданно парень перестал шептать. Его голос оказался приятным, мягким и теплым.

– Что, спасая людей, он подставляет под удар тебя. Ставит на кон не что иное, как твою жизнь. А ведь ты его сын.

– Он всех любит одинаково. Быть его сыном не значит иметь особые привилегии.

– Особые привилегии имеют его любимые создания, куда там до сына. Ты же должен принести людям веру в него, веру в любовь, в надежду, в сочувствие, в сострадание. И, я смотрю, у тебя неплохо получается в последнее время, – усмехнулся Марк.

– Отче мой, не введи меня во искушение, но избави меня от лукавого. Ибо твое есть царство, и сила, и слава во веки веков, – сжав руку в кулак, продолжил молиться парень.

– Ха-ха-ха! Брось. Мы все же родственники с тобой, как ни крути. Подумай над моими словами. Хорошенько подумай! Разве ты должен страдать из-за них? Дашь им веру – они растопчут ее, переосмыслят, переврут и повернут против тебя же. Люди – животные. Что им его учения? Глупости одни! Сам посуди: он позволяет своим чадам творить такие вещи, от которых кровь стынет в жилах. Зачем? Почему? Он и тебя использует. Жить просто так не дозволено никому в этом мире, даже тебе. Я не допущу этого.