Империя

– Ты бог? Юпитер? Марс? Плутон? Кто ты?!

Ноги у Германика подкосились, он прислонился к стене и сполз по ней вниз. Марк подошел ближе и присел перед ним на корточки. Его черные глаза зловеще блестели.

– Бог? Нет, ну что ты. Плутон, Марс, Юпитер? Вы, люди, мелко плаваете. Увидели на небе планеты и решили, что это боги? Наделяете их сверхъестественными способностями лишь потому, что не можете познать истину? Я не бог, Германик. Я не создавал ваш мир – мерзкий, ничтожный и никому не нужный. Но я вношу в него некоторые коррективы.

– Чего ты хочешь? – дрожащим голосом спросил Германик, боясь даже взглянуть на своего собеседника.

– Того же, чего и ты: я хочу власти над самой могущественной империей человечества. А ты решил помешать мне. Нехорошо получается. Я знаю о бумагах, которые тебе принес Кассий. Как видишь, я умею читать мысли, так что можешь не отвечать. Это только кажется, что все, о чем вы молчите, остается внутри вас. Отнюдь, мой друг, отнюдь. Ключ, – Марк протянул руку, и золотая цепочка сама соскочила с шеи Германика в его раскрытую ладонь. – Самое ценное вы всегда носите у сердца. Эх, если бы вы еще его слушали, – он достал из сундука документы, которые моментально сгорели в его руках. – Вот и все. Глупый Иов! Представляешь, надеялся обхитрить меня, а еще считает себя праведником. Убить Луция ради спасения вашего рода! Да, у его последователей странное понимание заповедей и порядка их соблюдения: они всегда трактовали их в свою пользу. Тоже мне, слуги божии... Впрочем, тебе, Германик, этого не дано понять: слишком сложно для тебя. Ты все продумал, но продумал поверхностно, ты даже представить себе не можешь всей грандиозности моей задумки! Люди в последнее время меня очень радуют: вам удалось совершить стремительное падение в пропасть за удивительно короткий отрезок времени. А всего-то и нужно было вам помочь почувствовать себя выше остального мира. Какой бред! Но вы почему-то клюете на эту идею, как рыба на приманку. Между тем, кто вы есть? Выродки по своей натуре, его прихоть, его ошибка. Вы бесполезны и никчемны. Вы рождаетесь, как зверье, вылезая из чрева матерей, потому что он не сумел придумать для вас ничего лучшего. Да и зачем вам что-то лучшее, если вы и есть скотина? Но стоит вам дать власть, наградить силой, и в вас начинает расти частичка его величия, но вот беда: вы не знаете, как ею распорядиться. Вы забыли о морали, о нравственности, о простых ценностях. Вы сношаетесь с животными, убиваете для потехи, истребляете целые народы, чтобы получить превосходство, вы создали рабов из себе подобных. Какое падение нравов! Самое смешное, что я не прикладывал к этому никаких усилий. Вы все это сотворили сами. В своем стремлении подняться выше вы только глубже увязаете в собственных грехах. Несколько лет назад я создал прекрасное творение, которое этими грехами питается. Знал бы ты, во что оно превратилось, потребляя их! Впрочем, ты скоро сам его увидишь.

Мертвенно-бледный Германик слушал Марка с выражением сумасшествия на лице. Он понимал, что рядом с ним находилось нечто очень страшное, но не мог осознать, что именно. Мысли путались в его голове, а разум отказывался понимать происходящее, полностью переворачивавшее его представление о добре и зле.

– Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу оставить тебя в живых после всего того, что ты сейчас услышал и увидел? Мне не нужно, чтобы ты трубил об этом всем и вся. Прости, Германик, я не хотел: во всем виноват случай. Он иногда управляет человеческими жизнями, помимо высшей воли. Как ни старайся, а этот проказник умеет разрушить планы даже самого виртуозного стратега. Кто же знал, что Иову придет в голову убить Луция с твоей помощью в попытке спасти ваш мир? Кто же знал, что он обратится за этим к Падшему? Извини, но я не могу допустить этого.

Утром следующего дня Германика обнаружили мертвым в собственной постели. Его предали сожжению, а в смерти обвинили Пизона, но расследование зашло в тупик. Прах великого полководца перевезли в Рим и захоронили в мавзолее Августа. Тиберий по совету Марка отказался принимать участие в траурной процессии.

Луций встал лагерем у города Ламбесис, который три дня назад без боя заняли войска Такфарината. Черный легион окружил крепость со всех сторон и приготовился к штурму. Генерал сидел верхом на коне, вглядываясь в укрепленные стены, по которым туда-сюда шныряли люди. К нему то и дело подъезжали гонцы от офицеров и докладывали о готовности. Вскоре прибыли и Мартин с Понтием.

– Город хорошо укреплен, трудно придется. Они наверняка ждут нашей атаки, –– проверяя, как ходит меч в ножнах, начал разговор Понтий.

– Нам бы Ромула с его идеями, – продолжил Мартин, но Луций злобно посмотрел на него, и тот замолчал, переведя взгляд на Понтия в ожидании его поддержки. Однако Понтию хватило прошлого урока: он хорошо помнил руку друга, сжимавшую рукоять меча, и его ледяные звериные глаза.

– Без него обойдемся! – небрежно бросил Луций и скомандовал: – Понтий, бери правый фланг, твоя задача – отвлечь их внимание. Мартин, ты – слева, все осадные орудия в твоем распоряжении. Устрой им хорошую трепку! А я ударю по центру. Ратибор отвел конницу за холмы, так что, если они вылезут с тыла, он отрежет им путь. Мартин, постарайся пробить стену: у них слева свежая кладка, Аппоний сказал, что раствор там сырой, значит, она должна рухнуть при метком попадании из катапульты. Всем все ясно?! – друзья кивнули и разъехались. – Ромул, а ты… – продолжил было Луций, но тут же осекся. Оглянувшись, он увидел позади себя ровные ряды солдат, ожидавших приказа. Огромная масса черных точек, казалось, простиралась до самого горизонта. «Как те муравьи, без страха и жалости», – подумал он и вздохнул: «Ромул, Ромул…».

Генерал тронул коня пятками и пошел рысью вдоль легиона. Вскоре из ворот города показались несколько всадников, первый из которых держал древко с развевающимся на нем белым флагом. Парламентеры.

Такфаринат нервно ходил вдоль стены и бормотал себе под нос:

– Он же сказал, что осадных орудий не будет. Остатки римской армии? Нет, это легион отборных головорезов! Да как я вообще согласился на его уговоры и запер себя в этом проклятом городе?!

– Такфаринат! Такфаринат! Командир! – зазвучал испуганный голос с крепостных стен. Когда ворота со скрежетом и скрипом поднялись, в них влетела лошадь с привязанным к ней обезглавленным телом всадника и болтающимся у седла окровавленным мешком, из которого на землю высыпались головы переговорщиков. Повстанцы в ужасе переглядывались и таращились на своего командира.

– Похоже, вести переговоры он с нами не намерен, – раздался поникший голос из толпы.

– Берегись! – следом донеслось со стен.

В небо, оставляя за собой черные дымовые полосы, взмыли огненные шары. Катапульты, скорпионы, онагры то и дело поднимали в воздух сотни снарядов из железа, камней и горящего масла. К обеду половина крепости пылала, а жители и повстанцы метались по ней, словно загнанные звери. Они в ужасе пытались выбраться из обреченного города, но это было невозможно. Люди давили друг друга, стараясь пробиться к задним воротам, которые были заперты, а сверху на них сыпался смертоносный град, размазывая по мостовой и солдат, и горожан, и их домашний скот. Повсюду виднелись разрушенные дома, убитые люди и животные, в воздухе стоял крик обезумевших взрослых и детский плач. Тушить пожар уже никто не пытался. Деморализованные повстанцы едва подчинялись приказам. Такфаринат отчаянно орал на командиров отрядов, пытаясь привести солдат в боевую готовность. Тем временем легион Луция пришел в движение: штурм начался. Первая попытка взять город с ходу провалилась. Генерал отвел войска, оставляя под стенами сотни убитых. Нумидийцы бились отчаянно, понимая, что пощады не будет. Мартин снова начал обстрел. Под градом камней стена, как и предполагалось, осыпалась вниз, завалив оборонявшихся.

– К оружию! – прокричал Луций.