Империя

– О чем ты? – Луций задумался, покусывая губы.

– Офицер угробил войско. И неважно, что он наш друг. Фактически, он предал тебя из-за распутной девки! И вместо того, чтобы наказать его, ты просто отправишь его в Рим?! Ты спятил, Луций?! Мы тут не в солдатиков играем! Тебя за это в лучшем случае прогонят через строй и вышлют за пределы империи! И нас заодно!

– Но я ведь убил ее! А сам Ромул закован в железо и взят под охрану. Что еще нужно?! Прикажу еще его выпороть! А в предстоящем сражении он искупит свой позор кровью и храбростью!

– Ну-ну! Только я не удивлюсь, если до этого момента кто-нибудь уже успеет настрочить Тиберию донос на тебя. И поверь, император не станет долго думать, как поступить с нами! Или ты хочешь перечеркнуть все то, о чем мы мечтали?! А как же месть, о которой ты так сладко рассказывал?! А о Мартине и обо мне ты подумал?! Или ты готов плюнуть на все и на всех из-за идиота, который увязался за шлюхой?! А Ромул? Он-то подумал о нас? О тебе? Обо мне? Нет, он думал только о себе!

– Понтий… Понтий, Пон-ти-й. Я, кажется, понимаю, к чему ты клонишь, – Луций медленно скомкал бумагу в руке. – Думаешь, я способен убить собственного друга? – он схватил Понтия за грудки и подтянул к себе. – Думаешь, я на это способен?!

– Тогда мы все умрем, – отворачивая лицо от брызжущего в ярости слюной Луция, тихо прошептал Понтий.

– Заткнись! – генерал оттолкнул друга в сторону, Понтий еле удержался на ногах. – Заткнись! Заткнись! Заткнись!!! – Луций рухнул на стул и прикусил правую руку так сильно, что на губах показалась кровь. – Да чтоб вас всех!

– Я не призываю его убивать, Луций. Просто отправь его на покой со всеми почестями. Словно царя, – Понтий поправил ворот и подошел ближе к другу.

Луций смотрел на него с перекошенным от ярости лицом, с застывшей на губах зловещей улыбкой. Он нервно подергивал шеей, а с прокушенной руки медленно стекала и капала на землю кровь. Вдруг он почувствовал, что кто-то обнял его сзади, навалился на плечи, словно подвыпивший приятель, склонился над ухом. Тело мерзло от каждого прикосновения мертвого дыхания, а сердце замирало от одного присутствия этого мерзкого существа рядом.

– А Понтий-то прав, генерал, прав, и ты сам это знаешь. В глубине души ты хотел расправиться с Ромулом. Ну и что, что он твой друг? А он думал о том, что делал? Когда бросил солдат, а сам запрыгнул в постель к этой ведьме? Он бы бросил и тебя, просто до этого не дошло, а так бы точно бросил, предал – ради нумидийской сучки! И теперь, сидя под стражей, думаешь, он скорбит о том, что из-за него погибло столько народу? Нет, мой милый Луций, он переживает из-за нее! И я ни секунды не сомневаюсь в том, что, лишив его любимой игрушки, ты породил монстра, который при удобном случае воткнет тебе кинжал в спину. Так и будет! Он усыпит твою бдительность своим смиренным поведением, и ты даже не заметишь, как он разделается с тобой. И тогда все! Конец! Небытие! Ни власти, ни отмщения тем, кто ставил вас на колени все эти годы! Про тебя забудут! Вычеркнут из памяти, как вычеркнули из памяти легионы Вара, павшие в Тевтобургском лесу! Предадут забвению, как предали забвению твоего отца! И все ради чего? Думай, генерал, думай. Иногда нужны сакральные жертвы. Иногда они просто необходимы. Ты же знаешь, что Понтий прав. Он прав, потому что боится потерять то, чего добился. Это не убийство, Луций. Это еще один шаг на пути к твоей цели. Да, он трудный, этот шаг, но все поймут его и оценят. А ты докажешь, что не прощаешь предательства никому, даже близкому другу. Ты заставишь всех уважать себя. Заставишь еще больше себя бояться. Заставишь людей поверить в то, что ты выше них. Что ты бог! Что ты власть! Что ты вправе взойти на престол, когда придет время. А это время с каждым твоим шагом становится все ближе и ближе.

Луций скрежетал зубами так, что у Понтия по телу пробежали мурашки. Генерал вел себя, словно с ним кто-то разговаривал, кто-то невидимый и страшный. Луций кивал таинственному собеседнику головой, поддакивал, чуть открывая рот и едва шевеля губами. Вдруг он резко поднял взгляд на стоящего перед ним друга. Луций не смотрел, а прожигал Понтия насквозь своими безумными глазами.

– Ты это сделаешь? – его голос был решителен и тверд, словно он не задавал вопрос, а отдавал приказ.

– Нет, Луций, я не смогу.

– Да-а-а? – генерал медленно приподнялся с места.

– Ты не понял. Я имею в виду другое. Нужно все обыграть, нельзя же просто прийти и прирезать его!

– И что ты предлагаешь?

– Твой брат!

– Что мой брат? – Луций сделал шаг по направлению к Понтию и положил руку на рукоять меча. Понтий собрался с духом. – Послушай, послушай. Когда мы двинемся на город, оставим Маркуса с Ромулом, как бы для присмотра. Ромул ничего не заподозрит, и мы останемся ни при чем. А потом скажем всем, что он храбро погиб, сражаясь во имя империи и императора.

– Думаешь, мой брат согласится на это?!

– Ты для него бог. Все видят, как он смотрит на тебя. Если ты прикажешь, он сделает это. Я уверен.

– Хочешь запачкать кровью руки Маркуса, да, Понтий?! Ты всегда был скользким типом, даже в детстве. Но самое странное и страшное в том, что сейчас ты прав, – Луций подошел вплотную к товарищу и положил руку ему на плечо.

От напряжения по виску Понтия скользнула капелька пота.

– Найди мне Маркуса. Скажи, чтобы зашел ко мне.

Ромул распластался на полу, закованный в железо. Сколько прошло времени с момента, когда к нему в комнату ворвался Луций, он не помнил. Руки и ноги у него затекли, ему страшно хотелось пить. У входа в шатер стояли охранники, но их просить было бесполезно. Он посмотрел по сторонам заплывшими от побоев глазами. Голова раскалывалась от боли, в носу хлюпало – похоже, нос был сломан. За матерчатыми стенами палатки слышались голоса, угадывались суета и движение. Внезапно полотно распахнулось, и внутрь загадочным лучом проник свет, и парящая в воздухе пыль сказочно замерцала. Охрана вытянулась и отсалютовала, и Ромул увидел, как по полу, на котором он лежал, к нему зашагали чьи-то ноги, обутые в начищенные до блеска черные поножи с золотой отделкой. Луций? Ослепленный ярким светом, Ромул не сразу понял, кто пришел, но, когда его глаза пообвыкли, он разглядел Маркуса. Охрана почему-то удалилась.

– Пить… – еле прошевелил губами он.

Маркус медленно подошел к лежащему Ромулу, несколько раз кивнул ему в знак понимания, затем помог подняться, снял оковы и усадил на походный ременчатый стул. После этого юноша подошел к столу со стоявшим на нем кувшином, налил почти до краев чашу неразбавленного вина и протянул ее Ромулу, будто бы видел его в последний раз. Тот сделал несколько жадных глотков и с замиранием сердца поднял глаза на Маркуса.

– Испанское, мое любимое.

– Да, испанское. Там умеют делать вино, оно не чета местной бурде или варварскому пиву.

– Пиво – мерзкая штука. Мы пристрастились к нему в Германии. Ужасное пойло, – Ромул скорчил гримасу, стараясь избавиться от воспоминаний об отвратительном вкусе напитка. Затем он снова приложился к чаше, осушил ее до дна и вернул Маркусу, который отнес ее обратно на стол.

– Что там происходит?

– Легион готовится выступать. Луций приказал приготовиться к осаде и взять город штурмом, – стараясь не смотреть на Ромула, тихо ответил Маркус.

– Хм. Ясно. А тебя почему оставили?

– За тобой приглядеть, – Маркус закашлялся, отошел от стола и, прикрывая рот ладонью, приблизился к Ромулу со спины.

– Думает, сбегу? – с отчаяньем спросил тот.

– Нет, боится, как бы ты чего с собой не сделал. – Маркус медленно вытащил из-под наручей кожаный плетеный шнурок и несколько раз обернул им сначала одну ладонь, потом вторую. Затем он мельком взглянул в небольшую дыру в палатке: солдаты седлали лошадей, препирались, повсюду слышались крики и брань.

– Надо же, проявил сострадание! Да лучше бы… – хотел ответить Ромул, но удавка внезапно опутала его шею, и слова застряли в перетянутом горле.