Империя

– Храбрый, удачливый, да еще и смышленый? Пугающее сочетание качеств для полководца. Или я не прав, Марк? – шмыгнул носом и недовольно скривил лицо Тиберий.

– Лучше иметь дело с таким человеком, чем с ослом.

– Осел, Марк, хоть и упрям, но не имеет клыков. А ты, Луций? У тебя есть клыки?

– Для врагов Рима, великий Тиберий, у меня есть не только клыки, но и копыта! Прикажите, и я втопчу ими неугодных в самые недра преисподней!

Марк остался доволен таким ответом: беседы, проведенные с Луцием, пошли тому на пользу. В политике нужно не только храбро, словно лев, бросаться на врага, но и иногда прикидываться ослом, до поры до времени. Римские чиновники и политики, напротив, были готовы сделать для своего императора и армии буквально все, лишь бы не прослыть ослами. Они болтали сутками без перерыва, но даже не утруждались вникнуть в то, о чем ведут речь. Луций же прекрасно усвоил советы Марка. Теперь он отчетливо понимал, что понятия о свободе у овцы и у волка совершенно разные.

– Втоптать? Прекрасно. Просто прекрасно, – хлопнул Луция по плечу Тиберий. Некоторое время он стоял неподвижно и размышлял. Его глаз немного подергивался, будто под веком находилась маленькая пружинка. – Ну, так вот! Бывший наш союзник, вождь мусуламиев Такфаринат, нумидиец по происхождению, был солдатом римской армии, служил во вспомогательных войсках и дезертировал. Не знаю, на какие средства, но он собрал неплохое войско и обучил его на римский лад! Понимаешь, Луций?! А теперь к нему присоединились вожди некоторых других племен, а также местные бедняки. Фурий Камилл и Луций Апроний уже дважды разбивали его армию, но он, словно мифическая Гидра, не только не погибает, но и отращивает себе все новые и новые головы!

– Предательство становится в Риме рядовым явлением. Печально, – тяжело вздохнул Марк.

– И этому нужно положить конец! Все враги должны содрогнуться от нашего возмездия!

– И для этого вам нужен я? – усмехнулся Луций.

– Именно. Хотя ты должен понять: тебе будет очень трудно. Тебя будут ненавидеть за твое положение, за мою доброту к тебе, за то, что я позволил тебе возглавить Черный легион. И тебя будут презирать за то, что ты будешь делать. Там другие нравы, совсем другой мир, одним словом, чуждая нам, неведомая Африка.

«Доброту? О чем это он?! Наверное, о той доброте, которую он проявил к моей семье, к моему отцу? Оказывается, это теперь называется добротой. Прирезать бы тебя прямо здесь и сейчас, как ничтожного куренка», – пронеслось в мыслях Луция. Он посмотрел на Цезаря неживыми глазами, не выражающими ни эмоций, ни сожалений, ни чувств.

– Я думаю, Луцию стоило бы дать особые полномочия, закрепленные вашей подписью, великий Цезарь, – Марк подошел ближе к Тиберию.

– Если вы хотите, чтобы я расправился с этой проблемой быстро и так, как я умею, мне нужны такие полномочия, чтобы ни один чиновник, ни один наместник не мог мне прекословить. Мне нужна там полная власть – подобная той, которой здесь обладаете вы, – продолжил мысль своего покровителя Луций.

Даже сам Марк удивился его дерзости. Тиберий скривил губы и часто заморгал. Красные пятна гнева пошли по его лицу и шее. Мальчишка сейчас посягнул на самое ценное, что есть у него, – на власть. Поделиться ею для Тиберия все равно, что позволить плюнуть себе в лицо. Но Луций стоял спокойно и смотрел в его глаза прямо и уверенно, будто бы он не сказал ничего необычного.

«Молодец, малыш. Мои уроки пошли тебе на пользу. Скоро, совсем скоро…», – думал Марк, с улыбкой глядя на эту немую сцену.

Тиберий отвернулся и прокашлялся в кулак. Из открытого окна пахло розами, которые в изобилии росли перед дворцом. Марк наблюдал, Луций стоял и ждал. Цезарь что-то недовольно пробурчал, подошел к столу и взял перо. Его рука подергивалась, словно не хотела писать, но была вынуждена подчиниться. Император набросал несколько слов, затем отложил перо в сторону, поднял взгляд на Луция и пристально посмотрел ему в глаза.

– Что ж, генерал, не оплошай, – протягивая ему пергамент, произнес Тиберий с такой интонацией, что всем стало понятно: провала он не потерпит.

– Слава императору! – рука Луция ударила ему в грудь и взметнулась вверх.

Он развернулся на пятках и, чеканя шаг, вышел из покоев с заветным документом в руках.

– Знаешь, как зовет его мой племянник? – глядя в спину уходящему воину, обратился к Марку Тиберий, негромко, но отчетливо выговаривая каждое слово. Не дожидаясь ответа, он сам протянул: – Ма-а-ра.

– Бог хаоса и беззакония у германцев. Да, я слышал об этом.

– А еще он говорил мне…

Но Марк перебил его, громко рассмеявшись.

– А еще ваш племянник хотел посягнуть на вашу власть, и я сделал так, чтобы этого не случилось. Теперь он очень далеко от Рима и никогда больше не станет мешать вам. Доверьтесь мне, Цезарь, я еще ни разу не подвел вас. Луций сделает свое дело, уж я прослежу.

– Я надеюсь на это, Марк. Ты в ответе за него, ты и только ты. Да, и еще…

Но Марк снова опередил Тиберия, словно прочитав его мысли:

– Германик скоро перестанет вас волновать, все уже устроено.

– Надеюсь, меня это не коснется?

– Не стоит сомневаться в моих способностях, Цезарь.

Понтий сидел в тени эвкалиптовых деревьев возле небольшого фонтана, брызги которого приносили прохладу ему и Асмодею. На столе перед ними стояли вазы с разнообразными фруктами и кувшин с охлажденным вином. Толстяк стеснительно отказывался от угощения. Он сидел, сложив пухлые пальцы в замок на огромном животе, и слушал Понтия с приветливой улыбкой, а его маленькие, блестящие поросячьи глазки бегали, как заведенные.

– Мне надоело махать мечом, Асмодей, пойми это. Я не хочу оставаться в тени Луция. Он постоянно впереди. Луций, Луций, Луций. Только это и слышу! Ромул – тюфяк без своего мнения. Мартин после смерти своей семьи вообще из ума выжил! Видел бы ты, что он сотворил с теми сенаторами в Германии, – ужас! А Ратибор? Варвар, тупой пес, преданный до безумия своему господину. А мое место здесь, – Понтий обвел рукой вокруг.

– Все равно не пойму, чего ты хочешь?

– Власти! Я хочу управлять! Только не глупыми солдатами – это неинтересно.

– Может, ты хочешь управлять Римом вместо Тиберия? – засмеялся Асмодей, и его второй подбородок затрясся, подобно желе.

– Смешно. Хорошая шутка, – Понтий поднял чашу и сделал жадный глоток. – Я знаю, Марк может все, он приближен к Цезарю. Если Луцию приятно быть солдафоном – это его дело. Но я, я хочу быть среди них, среди высших сословий Рима.

– Высшие сословия Рима погубили ваши семьи. Или ты забыл об этом?

– Лес рубят, щепки летят. Я не собираюсь мстить, тем более не собираюсь расставаться с тем, что получил по заслугам. Того, что было, уже не вернуть. Главное – сберечь и приумножить то, что есть у нас теперь. А прошлым пускай живут другие. Я хочу прославиться в веках, как Юлий Цезарь! Как Александр Великий! Как Ганнибал Барка! Чтобы мое имя осталось в истории и прошло сквозь тысячелетия.

– Да уж, Понтий, мечты твои прекрасны. Правильно: зачем довольствоваться тем, что есть, когда можно взять больше. Я понял тебя. Думаю, мой хозяин сделает все возможное, чтобы твое имя прославилось, как ты того желаешь. Я передам ему все, о чем мы говорили. Только вот у меня остался к тебе последний вопрос.

– Какой, Асмодей?

– А вдруг ради этого тебе придется пожертвовать чем-то очень дорогим?

– Ха! – усмехнулся Понтий и снова сделал глоток вина.

– Я понял тебя. Прекрасно, просто превосходно, – улыбаясь и шевеля пухлыми пальчиками, произнес Асмодей.

Рассвет только что вступил в свои права, и земля стала приобретать прозрачные очертания, пробуждаясь от темноты. Нет, она еще не была залита золотисто-желтым солнечным светом: солнце пока пряталось где-то в укромном месте, будто стесняясь показаться людям. Большая спальня еще дышала теплом жаровен, в них догорали угли, многие из которых уже покрылись беловатой пепельной сединой. Занавеска слегка покачивалась из стороны в сторону, пропуская в комнату свежесть нового дня. Луций сидел на кровати и молча рассматривал, будто в первый раз, мозаику на полу. Ахиллес убивает Гектора – трагедия «Илиады». «Сильный всегда побеждает», – пронеслось в голове генерала. Всегда! Он поправил простыню на своем бедре. Его правая рука будто была обмороженной. Казалось, в нее воткнули тысячи иголок одновременно, и еще немного, и она отломится и разобьется об пол, совсем как в том страшном сне, где он убил странного человека, от которого веяло теплом и нечеловеческой силой. Луций вытянул руку вперед, сжал и разжал кисть. Она выглядела чужой, словно принадлежала кому-то другому. Кожа на ней была сплошь покрыта шрамами, так бывает всегда, когда сражаешься, – от порезов не спасают даже наручи на запястьях. Луций опустил взгляд ниже: на загорелом теле бледнела полоса – германская метка, которая чуть не прекратила его существование, если бы не Велиал. «Надо же, а ведь я даже не отблагодарил его. Надо навестить лекаря, все-таки два раза спас мне жизнь, а я… А что я?», – снова пробежали в голове мысли. Рука потянулась к лицу и нащупала еще одну отметину. Это подарок от Хлодвига. Первый враг, убитый в настоящем бою, один на один, – самый ценный, самый памятный. Внезапно мягкие и горячие руки обняли его тело, а жаркое дыхание остановилось совсем рядом. Поцелуй, еще и еще. По телу побежали мурашки. Луций невольно вздрогнул и улыбнулся.