Страница 18 из 34
– Чего уж там, – отвечает, – здоровье мое никудышное. Врачи сказали, что у меня хронический бронхит и порок сердца, что жить мне осталось не больше семи лет. Вот и нужно прожить эти семь лет как следует, полностью использовать для рабочего дела.
Я похолодел от этих слов. Я очень любил его…»[226]. Разговор с товарищем состоялся вскоре после ухода из гимназии, но в послегимназический период Феликс не посещал врачей и его представления (знания) о своем здоровье и выводы, которые он делал, хорошо иллюстрируют более раннее отношение Дзержинского к своему здоровью.
Поэтому продолжающиеся занятия в виленской гимназии представляются Дзержинскому вынужденной необходимостью, уступкой его матери и бабушке, которых он очень сильно и глубоко любил и не мог огорчить. Уход из гимназии, таким образом, откладывался, а возможно и в целом становился невозможным. Мать Дзержинского серьезно болела, поэтому он не мог ее огорчить известием о прекращении своей учебы. Не отличалась здоровьем, в том числе в силу возраста, и его бабушка Казимира.
14 января 1896 г. в варшавской больнице умирает мать Дзержинского – Елена Игнатьевна. Она будет похоронена в Вильно на Бернардинском кладбище. Во время ее болезни Дзержинский к ней часто ездил из Вильно, стараясь облегчить ее страдания. Так, сочельник 1895 г. он провел в поезде, который следовал в Варшаву[227].
Теперь же, после смерти матери, мало что удерживало его от разрыва с ненавистной гимназией. Тем более что через две недели умирает и мать Елены – бабушка Казимира Янушевская. Дзержинский чувствовал свою ответственность перед любимыми матерью и бабушкой, которые к тому же болели; теперь же он идет на демонстративный разрыв с учреждением, становясь профессиональным революционером. В автобиографии Дзержинский кратко писал об этом событии так: «Из гимназии выхожу сам добровольно в 1896 году, считая, что за верой должны следовать дела и надо быть ближе к массе и самому с ней учиться»[228].
Из воспоминаний брата Игнатия можно извлечь более развернутую канву событий: «Эпилогом его пребывания в гимназии было шумное событие, происшедшее между ним и учителем Мазиковым, обвинившим Фелька в краже книги из библиотеки гимназии. Это событие окончилось тем, что Феликс в присутствии учащихся сказал по адресу учителей нелицеприятные слова: «Не только ты, Мазиков, сволочь, но и все вы, учителя, являетесь мерзавцами…»[229]. Примерно также излагала события и его племянница, дочь Владислава – С. В. Дзержинская, с одним уточнением, что у воспитателя класса Мазикова было прозвище «Рак»[230]. В списке преподавателей виленского юнкерского училища за период 1893–1897 г. числился преподаватель истории Первой Виленской гимназии Мазиков Алексей Дмитриевич[231].
Согласно же воспоминаниям сестры Альдоны, Феликс вошел в учительскую и, обращаясь к учителю русского языка Раку, заявил о его несправедливости к ученикам-полякам и шовинизме. О том, что национальное угнетение ведет к тому, что из учеников вырастут революционеры. Вы сами готовите борцов за свободу, в конце выкрикнул он[232]. Данное воспоминание представляется наиболее достоверным из вышеприведенных, так как в первой виленской гимназии в этот период действительно преподавал учитель русского языка Иван Григорьевич Рак[233].
Софья Игнатьевна Пилляр – родная тетя Феликса, попыталась смягчить ситуацию и обратилась 2 апреля 1896 г. к директору с просьбой освободить от занятий в гимназии ее племянника. Ходатайство принесло отчасти некоторые плоды. Вскоре ей выдали свидетельство о выбытии из гимназии на имя ученика восьмого класса Первой виленской гимназии Феликса Дзержинского. Свидетельство давало право сдачи экзаменов на аттестат зрелости в любом другом городе и после этого без экзаменов поступить в университет[234]. При примерном поведении, которое он получил в свидетельстве об окончании семи классов гимназии, в нем же значились следующие оценки: по русскому и по греческому – «двойки», по Закону Божьему – «четверка», по остальным предметам – «тройки»[235]. Обстоятельства «ухода из гимназии» в значительной степени определили и итоговые оценки знаний.
Позднее, в одном из сообщений начальника Виленского жандармского управления говорилось, что «Дзержинский, будучи в гимназии, уже обращал на себя внимание гимназического начальства тем, что он всегда будто бы был недоволен настоящим положением, что иногда им высказывалось, хотя в такой форме, которая не давала оснований к удалению его из заведения, но тем не менее начальство гимназии, заметив в нем такие проявления, уже не взяло на себя ответственность за выдачу ему аттестата зрелости, вследствие чего он и должен был оставить гимназию, и что два его старших брата также замечены в политической неблагонадежности»[236].
Уход из гимназии обозначил начало фанатичной революционной деятельности Дзержинского. Деятельность, которая через многочисленные испытания в виде ссылок, тюрем, болезней станет одной из многих предтеч Красного Октября 1917 г. Первое тюремное заключение последует уже через год, в 1897 г., за ней будет первая ссылка, первый побег. Позднее последуют новые аресты и ссылки, и так вплоть до Февральской революции. Однако для Дзержинского ничего не менялось, клятва, данная в гимназические годы, оставалась нерушимой.
Первая ссылка и побег
После апрельского отчисления из первой виленской гимназии Феликс Дзержинский уже живет у своей сестры Альдоны и ее мужа Гедымина Булгак на Поповской улице, д. 1 (позднее улица Марите Маргит). Здесь же жили двое младших братьев Дзержинского: Игнатий и Владислав, так же учившиеся в первой виленской гимназии. Правда, их обучение в первой виленской гимназии, после демарша Феликса Дзержинского, скоро закончилось. Через год директор гимназии заявил, что лучше будет, если они переедут в другой город, так как аттестата зрелости в его заведении им все равно не получить. Несмотря на хорошую учебу, Игнатий и Владислав вынуждены были уехать заканчивать гимназическое обучение в Санкт-Петербург[237]. Позднее Игнатий Дзержинский окончит Московский университет[238]. Этот же университет окончит и Владислав.
К Феликсу Дзержинскому, на квартиру Альдоны, часто заходил его старший товарищ по революционной деятельности доктор А. Домашевич, что было не безопасно, т. к. могла пострадать семья Дзержинского: его сестра и ее семья, его младшие братья. «Я знала, что Домашевич нелегальный, и я боялась, что его выследят и арестуют у меня на квартире», – тревожилась Альдона[239]. Однако первое время она ничего не могла с этим поделать.
Между тем в Вильно активизировалась работа местных социал-демократов. 1 мая 1896 г. на квартире доктора А. Домашевича состоялся учредительный съезд Литовской социал-демократической партии (СДПЛ). Партию первоначально возглавили А. Моравский и А. Домашевич. В принятой партийной программе ставилась задача достижения суверенитета Литвы, охватывающего Виленскую, Ковенскую, Сувалкскую и Гродненскую губернии, связав Литву с соседними государствами узами свободной федерации.
Дзержинский и более молодые члены партии на решения съезда повлиять не могли, но проявили себя в этот день достаточно громко. 1 мая 1896 г. состоялся тайный митинг в Каролинском лесу. Собралось около 50 рабочих, перед которыми, под красным знаменем, выступили Дзержинский и Гульбинович. После все собравшиеся пели революционные песни, а затем рабочие подхватили Дзержинского и его товарища и стали их качать. Феликс за это отругал рабочих, но никто не обиделся[240].
226
Гульбинович А. На заре рабочего движения //Рыцарь революции. Воспоминания современников о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском. М., 1967. С. 49.
227
Дзержинский Ф. Дневник заключенного. Письма. М., 1984. С. 53.
228
Дзержинский Ф. Дневники и письма. М., 1956. С. 8.
229
Цит. по: Федоткина Т. Палач королевства любви //Московский комсомолец. 1998. 5 сент. В более мягкой отредактированной форме это изложено в официальной советской биографии Ф. Э. Дзержинского: «Твердо решив добровольно оставить гимназию, Феликс зашел однажды в учительскую и открыто выступил с резкой критикой одного из наиболее ненавистных, реакционных педагогов – шовиниста Мазикова. Дзержинский смело высказал ошеломленным учителям свои взгляды на постановку воспитания, а вернувшись домой, поделился об этом с близкими, испытывая удовлетворение от исполненного долга» //Феликс Эдмундович Дзержинский. Биография. 3-е изд., доп. М., 1987. С. 11.
230
Дзержинская С. В. Героическая молодость. М., 1977. С. 44, 59–60.
231
Виленское пехотное юнкерское училище 1864–1899 г. Краткий исторический очерк / сост. А. Антонов. Вильна, 1900. Приложение. С. 41.
232
Дзержинская-Кояллович А. Воспоминания сестры //Рыцарь революции. Воспоминания современников о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском. М., 1967. С. 38.
233
Виленское пехотное юнкерское училище 1864–1899 г. Краткий исторический очерк / сост. А. Антонов. Вильна, 1900. Приложение. С. 34.
234
Феликс Эдмундович Дзержинский. Биография. 3-е изд., доп. М., 1987. С. 18.
235
Плеханов А. М. Дзержинский. Первый чекист России. М., 2007. С. 20.
236
Пролетарская революция. 1926. № 9. С. 208.
237
Дзержинская-Кояллович А. Воспоминания сестры //Рыцарь революции. Воспоминания современников о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском. М., 1967. С. 38.
238
Садовска Б. Польская среда Московского университета в воспоминаниях Игнаца Дзержинского (1898–1903). Очерки //Актуальные вопросы изучения мировой культуры в контексте диалога цивилизаций: Россия – Запад – Восток. Материалы международной научно-практической конференции. 2016. С. 195–200.
239
Дзержинская-Кояллович А. Воспоминания сестры //Рыцарь революции. Воспоминания современников о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском. М., 1967. С. 37.
240
Гульбинович А. На заре рабочего движения //Рыцарь революции. Воспоминания современников о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском. М., 1967. С. 50.