Фея с островов

Это сообщение вызвало у собравшихся восторг. Стали вспоминать, что некогда Англия почти завоевала Францию, ей подчинялись обширные французские земли, и англичане – даже столь далекие от европейской политики северяне Нортумберленда – считали, что было бы неплохо вновь пощипать французского петуха, а уклоняться от подобной миссии – позор и трусость.

Но тут неожиданно подала голос графиня-мать:

– Хорошо же Генриху строить завоевательные планы. Ему от старого прижимистого отца досталась полная казна и усмиренная страна, и он не понимает, как легко можно лишиться и того и другого. Но мы, живущие на Севере, ведаем, что такое война, не понаслышке. Это разорение, убийства и сиротство. В итоге – нищета. Нет, вижу, что мудрые советники молодого Генриха не слишком умны, если не в силах повлиять на него.

Граф с уважением посмотрел на мать: хоть одна разумная мысль среди всеобщего безотчетного ликования. Но, с другой стороны, не стоило старой графине столь дерзко высказываться: такие речи ныне равносильны измене. Особенно в доме Перси. Тюдоры не доверяют старой знати, хотя и вынуждены с ними считаться. Впрочем, если Генрих не прислушался к донесению, которое отвез ко двору Майсгрейв, то не больно-то и считаются.

Но вскоре леди Мод присоединилась к остальным дамам, которые куда больше были заинтересованы вестями о личной жизни монарха. Дамы расспрашивали о молодом короле, любопытствуя, так ли он красив, как и прежде, когда они ездили к нему на коронацию, – высокий, златовласый, статный. В этом он весь в свою матушку Элизабет Йоркскую, а точнее, в своего деда Эдуарда IV, уверяли они. А как его королева Катерина? Два года назад она родила Генриху сына, его так и называли – «новогодний принц», и вся страна ликовала. Однако ребенок прожил всего пятьдесят дней и умер, к вящей печали родителей. С тех пор у ее величества случилось несколько выкидышей, и теперь подданных интересовало, нет ли вестей о том, что Катерина Арагонская снова в положении. Увы, развел руками Майсгрейв, ничто пока не говорит об этом. Что ж, прискорбно. Особенно учитывая, что у шотландской королевской четы есть наследник, здоровый, крепкий ребенок, а вот Тюдоры пока не могут этим похвалиться. Зато, продолжал Дэвид, двор будоражат слухи о любовной интрижке короля с сестрой герцога Бэкингема, леди Анной Стаффорд, женой графа Гастингса. Говорят, сия леди была более чем благосклонна к молодому красивому монарху, об этом пошли слухи, и вмешался сам герцог Бэкингем, заявивший Генриху, что женщины из рода Стаффордов не игрушки для Тюдоров. Между герцогом и Генрихом Тюдором произошла ссора, королевскую любовницу сослали в монастырь для покаяния, а Бэкингем надолго был лишен милости его величества.

Граф, глядя на окруженного дамами Майсгрейва, решил, что с него хватит этих придворных сплетен, и, незаметно встав из-за стола, вышел. Уже у дверей Генри Элджернон оглянулся. Он видел, как его младшая сестра Элизабет, почти повиснув на руке Майсгрейва, говорила:

– Сэр Дэвид, вы будете танцевать со мной сегодня?

Ну что же, женщины всегда млели от Дэвида. Подумать только, Майсгрейву через пару лет с небольшим исполнится сорок, но для собравшихся он словно все тот же привлекательный юноша, всегда слывший любимчиком северного двора. Но Дэвид и выглядит очень недурно для своего возраста, и красота, какой он славился в молодости, все еще при нем: взор светел, кровь играет, движения легки и грациозны. И эти кошачьи зеленые глаза, чуть раскосые и словно немного оттянутые к вискам. В сочетании с пышными темно-каштановыми волосами, в которых нет и малейшего намека на седину, эти светлые, как виноградины, глаза кажутся особенно яркими. Хорош! О самом Генри Элджерноне такое уже никто не скажет. Будучи почти на год младше Дэвида, он выглядит старше своего возраста – уже и сутулиться начал, и волосы редеют, да и проклятая подагра донимает. Что ж, кому что воздал Всевышний. По сути, своей живостью и привлекательностью Майсгрейв мог бы даже раздражать графа, если бы тот не испытывал к нему глубокую, родившуюся еще в их детстве привязанность. Ведь Дэвид Майсгрейв был ему почти как брат…

Генри Элджернон любил свой замок Варкворт. По его повелению в толстых стенах Варкворта прорубили высокие окна, и весь прошлый год тут трудилась целая бригада голландских стекольщиков, вставляя в частые оконные переплеты дорогие прозрачные стекла. От этого даже в старых переходах замка стало светлее и не так дуло, как в те времена, когда их просто прикрывали деревянными ставнями.

Но особенно роскошно граф велел обустроить один из внутренних покоев, где был его личный кабинет. И сейчас, устроившись в обитом бархатом кресле у камина, Генри Элджернон с удовольствием оглядывал панели полированного дерева на стенах, над которыми висели яркие гобелены с вышитыми охотничьими сценами. В большом камине с вытяжкой горел жаркий огонь – дымоход недавно починили, и тяга была отличная, а от горящих поленьев сладко пахло сосновым лапником. Полы выложили голландской изразцовой плиткой, само же кресло милорда стояло на расстеленной светлой шкуре северного волка. Роскошно. Но сейчас, наслаждаясь своим уютом и покоем, Генри Элджернон вспомнил, что некогда именно здесь располагалась детская. Тогда вдоль стен стояли ряды кроватей, где почивали сыновья прежнего графа Нортумберленда, а с ними эту комнату делили и отпрыски отданных Перси в обучение детей северных вельмож. Тесновато было, мальчишки порой устраивали потасовки, и среди них одним из заводил всегда был Дэвид Майсгрейв, крестник отца Генри Элджернона.

Граф вспомнил, как к ним впервые привели этого паренька. Дэвид тогда осиротел, жил у приемной матери где-то в Йоркшире, так как замок Майсгрейвов Нейуорт пострадал во время набега шотландцев. Но старый Перси решил проявить в судьбе крестника участие и привез его сюда, в Варкворт.

– Генри, – обратился вельможный граф к своему десятилетнему сыну, – познакомься, это юный Майсгрейв. Он мой крестник, а тебе почти брат. Будь с ним великодушен.

Дэвид тогда был темноволосым замкнутым подростком, дичившимся остальных отпрысков Перси. А они поначалу сильно донимали новичка, хотя он старался дать отпор и никогда не смирялся. Но именно это его умение постоять за себя постепенно расположило к нему Генри Элджернона.

Юный Майсгрейв всегда оказывался среди лучших в обучении. Впору было позавидовать, особенно Элджернону, не отличавшемуся ни сноровкой на плацу, ни успехами в учебе. И все же они крепко сдружились. Кот – так прозвал зеленоглазого Дэвида Генри Элджернон, Львенок – дал ему в ответ прозвище крестник графа, исходя из того, что на гербе дома Перси был изображен лев. И при этом Дэвид уверял, что однажды его приятель станет настоящим львом Севера.

Но теперь, вспоминая все это, Генри Элджернон подумал, что чувствовал себя несколько ущемленным возле такого способного подростка. Замечал он и то, как отец следит за успехами своего крестника. Старый граф никогда не пропускал занятий Дэвида на плацу или в оружейном зале и улыбался, когда тот делал особенно удачный выпад либо ловко уходил из-под удара.

– Мальчик мой, – обнимая Дэвида за плечи, говорил граф, – я уже понял, что однажды из тебя получится такой же великолепный воин, каким был твой отец. А он был лучшим во всем Мидл-Марчез[15], если не во всем Пограничном крае!

Своему сыну он обычно ничего подобного не говорил, и Генри втайне злился. И, пожалуй, он даже возликовал в душе, когда узнал, каковы планы родителя относительно юного Майсгрейва.

Перси были не только негласными правителями Севера Англии, но и стражами против набегов шотландцев. И, чтобы знать все, что происходит у северных соседей, исстари использовалась сеть лазутчиков и шпионов в разных областях Шотландского королевства. Имелись у них таковые и среди шотландских горных кланов. И вот однажды граф Перси сообщил Дэвиду, что отправляет его жить и обучаться в шотландском клане Маклейнов, воины которых считались лучшими бойцами на мечах. Но для Дэвида это означало не только обучение – Перси готовил его стать одним из своих шпионов. Отныне Дэвид будет жить среди горцев, пока не достигнет совершеннолетия, чтобы вступить во владение своими землями, каковыми пока распоряжался его опекун – граф Перси. За это время он должен выучить обычаи шотландских горцев, их язык, войти к ним в доверие. А там… Там он сам выберет – оставаться лазутчиком своего крестного или же вернуться и нести службу на границе.

15

Мидл-Марчез – серединные земли на границе Англии и Шотландии.