Страница 3 из 13
– Да. – Она ответила так же негромко. – Я сейчас.
Она плескала в лицо ледяной водой до тех пор, пока следы недавних слез не исчезли. Потом влезла в облупившуюся ванну и наскоро приняла душ. Вытерлась полотенцем, которое они – одно на двоих – приносили с собой. Пятерней причесала волосы. Обмоталась полотенцем, чтобы не выходить на яркий дневной свет голой. И открыла шпингалет.
Антон сидел на диване к ней спиной и с кем-то переписывался. Он уже полностью оделся, даже диван сложил. Постельное белье неряшливым облаком валялось на полу. Складывать и расталкивать все в шкафу со скрипучими дверками должна была она, так повелось. Поначалу ей это нравилось. Она ощущала себя рано повзрослевшей, хранительницей пускай и не настоящего, но очага. И хлопотала с постельным бельем, нехитрыми бутербродами, уборкой – чтобы не оставлять после себя следов.
Сегодня это все ее вдруг взбесило.
– Ты что, не собираешься меня больше сюда приводить? – Алина демонстративно обошла стороной облако постельного белья на полу.
Антон быстро закрыл сообщение, убрал телефон в задний карман, обернулся и посмотрел как-то странно. Потом качнул головой.
– Да, мы сюда больше не придем, малыш.
Она растерялась. Переводила непонимающий взгляд с одеяла и подушек на Антона.
– Ты меня бросаешь, я правильно понимаю?
Сердце подпрыгнуло теннисным мячиком и заметалось, заметалось. Животу сделалось холодно.
Он принял решение? Он что-то надумал, пока она мучилась и ревела в этой задрипанной ванной? Он решил за них двоих?
Алина на мгновение зажмурилась и постаралась дышать ровно. Нужно принять реальность как неизбежность, так, кажется, учил ее тренер по йоге? Измени отношение к проблеме, если саму проблему решить невозможно.
Итак, что же будет, если он ее бросит? Что изменится в ее жизни?
Она перестанет прятаться – он больше не будет назначать ей свидания. Не нужно будет себя ломать, принимая его смелые ласки. Не нужно изворачиваться перед учителями, придумывать, как оправдать пропуски. Отпадет нужда врать родителям и деду. И умолять Инну прикрыть ее. И громоздить, громоздить пласт за пластом ложь – ей все это будет не нужно. Она станет свободна.
Но.
Но никогда больше не услышит его голос. Не почувствует на себе его горячее дыхание, не вдохнет запах его тела. Не увидит его глаза, губы. И никогда, никогда больше она не будет от него зависеть! Не будет ждать его звонков и сообщений. А если она увидит его с другой, с Инкой, например, которая до сих пор о нем мечтает, тогда она…
Она просто этого не переживет!
– Ты решил со мной расстаться? – повторила она, потому что Антон не ответил – снова вытащил телефон из кармана и стал вчитываться в какое-то сообщение.
– С ума сошла? – просто ответил он и улыбнулся – то ли сообщению, то ли ей. – Просто хозяин квартиры поднял аренду, а мне столько не по карману. Платить так дорого за такой хлам… Эта рухлядь нас с тобой вряд ли долго выдержит.
Он подпрыгнул на диване. Диван тут же заныл, застонал старыми пружинами.
– Постель убери, – потребовал Антон. Встал, потянулся с хрустом. – Сегодня, малыш, я ухожу первым. Спешу. Ты прибери, оденься. Дверь захлопнешь, ключ оставишь в коридоре на полке. Все, детка, пока.
Поцеловал ее дежурно, без страсти. Она разозлилась. Попыталась схватить его за рукав куртки. Но он вывернулся, широко шагнул из комнаты.
– Антон! – звонко крикнула она ему в спину. – Ты какой-то не такой. Что случилось?
– Все в порядке. – Он щелкнул пальцами в ее сторону, криво усмехнулся, едва повернув голову. – Скоро все узнаешь!
– Что узнаю?
Внутри снова сделалось холодно.
– Все узнаешь! Тебя ждет невероятный сюрприз, малышка!
Он хмыкнул. То ли кашлянул, то ли хохотнул – поди пойми. И ушел, как всегда, осторожно закрыв дверь.
Глава 2
– Ростислав Иванович, мне это совершенно не нравится.
Его новая секретарша, которую он все никак не мог уговорить на секс без обязательств, положила перед ним папку с документами.
– Здесь никакого порядка. – Ее тонкий указательный пальчик с аккуратным коротким ноготком уперся в «ы» в слове «документы» на золотом тиснении. – Вам следует поговорить с экономистами – они совершенно бессистемно собирают бумаги в одну стопку. Никакого порядка! Я не могу разобраться в приоритетах их документооборота. И мне кажется, что это делается умышленно.
Догадалась, надо же. Он подавил улыбку, осторожно снял ее пальчик, распахнул папку.
– Так, так, так. Приоритетность, говорите, Сашенька.
Для вида полистал бумаги. Многое здесь вообще не следовало подавать ему на подпись. Макулатура, черновики. Покачал головой. Глянул на нее с теплой улыбкой.
– Вы такая умница, Сашенька. За этими экономистами глаз да глаз, – захлопнул папку, укоризненно покачал головой. И снова Саше: – Такая умница!
– Спасибо, Ростислав Иванович, мне об этом известно.
Пигалица заявила это с совершенно серьезным видом.
– Вот как?
Он удивленно поднял брови, оглядел ладную фигурку с головы до ног, снова посетовал на свою занятость и ее несговорчивость. И повторил:
– Вот как.
– Именно так, Ростислав Иванович. Я с третьего класса побеждала на всех математических олимпиадах. У меня золотая медаль и красный диплом. И в вашей приемной я потому, что желаю сделать карьеру и познать все с азов. А не для того, чтобы стать вашей…
– Моей – кем? – Он нахмурился.
– Любовницей, Ростислав Иванович! – выпалила Сашенька и жутко смутилась. – Простите, пожалуйста.
Он не стал никак реагировать на это смелое заявление, просто шевельнул пальцами – отпустил ее. Стоило ей выйти, как он запустил ей в спину папку с ненужными бумагами. И шепнул: «Тварь».
Сосредоточиться на делах не получалось, и он вызвал к себе зама. Верного друга и помощника Игоря Заботина, с которым вместе крутились в бизнесе уже лет двадцать. Вернее, крутился Игорек, а сам он успешно руководил им и еще десятками таких, как он.
Игорек для начала привычно сунул в дверь голову. Увидел разлетевшиеся бумаги, кожаную папку в углу, с пониманием кивнул. Вошел, плотно прикрыл дверь. И тут же принялся все подбирать. Для начала поднял папку, уложил ее на край овального стола для переговоров. Потом сложил все бумаги, выровнял края. Захлопнул. Прошел к начальственному креслу, сел на ближайший к шефу стул. Хмыкнул с пониманием, сопроводив свое хмыканье выразительным взглядом в сторону двери.
– Что, Ростик, не дает Сашенька? Или я не прав? – спросил с ухмылкой после паузы.
– Не-а. – Ростислав развалился в кресле, поиграл глазами, потом с коротким смешком вспомнил: – Знаешь, что она мне сейчас заявила?
– Что? – Заботин в предвкушении навис над столом, наклонился к шефу. – Что не желает быть твоей любовницей?
– Именно!
Друзья рассмеялись.
– Вот дура! – отсмеявшись, заявил Заботин. – Она в курсе, что такую почетную должность еще нужно заслужить?
– Видимо, нет. – Ростислав лениво поиграл золотой зажигалкой, валявшейся на столе без дела: сам курить давно бросил. – Ты бы поговорил с девчонкой, Игореша. Наставил бы на путь истинный. Мне ее ломать как-то не с руки.
– Ладно, поговорю. Только ты, дружище, зря время тратишь на эту дуру. Что тебе в ней? Какая-то она, как по мне, постная. И дура опять же.
– Э нет, не скажи. – Ростислав устремил мечтательный взгляд на дверь, отделявшую кабинет от приемной. – Она не дура. Далеко не дура. Есть в ней что-то такое… Волнует, понимаешь?
Заводит.
– Конечно, заводит. Будет заводить, понятно, когда она тебе отказала. – Игорек хихикнул. – Но на почетную роль твоей любовницы после Стеллы, согласись, она не подходит.
– Не подходит, – отрывисто ответил Ростислав. Насупился, уставился в окно.
Заботин притих. Тему Стеллы поднимать не стоило. С некоторых пор эта тема стала запретной. С того самого дня, как молодая красивая брюнетка оставила босса ради безродного аспиранта, с которым укатила в Америку. Ростислав тогда пробыл в агрессивном состоянии – постойте-ка, точно, четыре месяца. Целых четыре месяца! Четыре невыносимо тяжелых для окружающих месяца.