Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 24



Пиво принесли кисловатое, а вот рагу оказалось вкусным, да и мяса среди тушеного картофеля и капусты попадалось немало. Очистив тарелку, я попросил еще одну порцию, чем, похоже, изрядно удивил даже привыкшую к прожорливости студентов разносчицу. Под конец трапезы я выпил рюмку шнапса и покинул закусочную, вполне довольный жизнью.

Пока трясся в паровике, тяжесть в животе сменилась сонливостью, легкой и умиротворяющей. Все проблемы отошли на второй план, захотелось просто забраться на крышу и часок-другой поваляться на солнышке, любуясь бескрайним небом.

Вырывавшийся из трубы паровика дым время от времени залетал в открытые окна вагона, и тогда пассажиры начинали чихать и кашлять, а вот у меня даже не першило в горле. Я был плоть от плоти Нового Вавилона и другой жизни попросту не знал.

На площади Ома я спрыгнул с задней площадки паровика и без лишней спешки зашагал по тротуару, но сразу остановился на углу и купил в палатке два стакана газированной воды. Осушил одним махом первый, немного медленней выпил и второй. В рагу определенно переборщили со специями и солью.

Или все дело было в духоте?

Солнце ощутимо припекало, и над раскаленными мостовыми колыхалось марево горячего воздуха, а меж домов растекалась серая дымка смога. Я снял кепку и зашагал дальше, на ходу обмахивая лицо. Уже на подходе к клубу из пропахшего мочой переулка неожиданно послышалось:

– Эй, лягушатник!

Я обернулся, и худощавый тип со свернутым набок носом ловко ухватил меня за рукав.

– Идем, разговор есть.

Привычным движением я крутанул запястье, высвобождая руку, а когда хлыщ попытался ухватить лацкан моего пиджака, без обиняков ткнул его растопыренной пятерней в лицо. Пальцы угодили в глаза, и зажавший лицо ладонями парень отшатнулся назад. Сбоку тут же подскочил невысокий крепыш и замахнулся, намереваясь провести прямой в голову, но я вовремя откинулся назад и выставил перед собой ногу.

Подошва тяжелого ботинка угодила громиле по щиколотке и сбила рывок, из-за этого удар вышел неточным и медный кастет промелькнул перед лицом. Я вцепился в мощное волосатое запястье, врезал коленом в пах, двинул левой по печени и быстро отскочил назад, разрывая дистанцию, поскольку крепыш хоть и охнул, но устоял на ногах. Да еще крысеныш с кривым носом выпрямился и щелкнул выкидным стилетом.

– Ты покойник, лягушатник! – выдал он, заходя сбоку.

Я молча сунул руку в карман с пистолетом, но тут на противоположной стороне улицы раздалась пронзительная трель полицейского свистка. Бандиты рванули в переулок, только их и видели.

Что ж, так даже лучше…

Перебежавшие через дорогу полицейские оказались в штатском. Один, с громоздким пистолетом в руке, прошел в переулок, но преследовать костоломов не стал и вернулся на тротуар.

– Никого, – оповестил он напарника.

Тот убрал свисток в карман и спросил:

– С вами все в порядке?

– Нормально, да, – подтвердил я, поднял с брусчатки кепку и несколькими хлопками о колено стряхнул с нее пыль.

– Что случилось?

Я нацепил кепку и спокойно сообщил:

– Хотели бумажник отобрать.

Сыщики посмотрели на меня с неприкрытым сомнением, но с расспросами приставать не стали. Тот, что ходил в переулок, вытащил из кармана сложенный вчетверо листок, развернул его и продемонстрировал портрет, явно исполненный полицейским художником со слов свидетелей или пострадавшего. Слишком уж неестественно худым выглядело изображенное на бумаге лицо. Впалые щеки, тонкие губы, высокий лоб и глубоко запавшие глаза.

– Видели его? – спросил сыщик.

– Нет, – ответил я без малейших колебаний.

– Может, взглянете? – нахмурился второй полицейский.

Я усмехнулся.

– Такого увидишь, потом кошмары сниться будут. Нет, мсье, я его не встречал.

– Если увидите, сразу сообщите ближайшему постовому!

– Всенепременно! – пообещал я и полюбопытствовал: – Натворил что-нибудь серьезное?

– Отъявленный луддит, – сообщил сыщик. – Устраивает диверсии на электрических подстанциях.

– Ужас какой!

Я раскланялся с полицейскими, и те отправились с портретом на обход питейных заведений. Едва ли они узнают там хоть что-то полезное. Пусть район и не самый пропащий, да только народ тут обитает все больше не из болтливых.

Перебежав через дорогу, я поднялся на крыльцо «Сирены» и толкнулся внутрь, но дверь оказалась заперта. Пришлось идти к черному ходу. Там на выставленном на улицу табурете курил Гаспар. На коленях у него лежала свернутая газета.

– Кузина у себя? – спросил я.

– Ага, – зевнул испанец, откинулся спиной на стену дома и надвинул на лицо кепку.

– Поаккуратней, – предупредил я. – Ходят тут всякие…

Гаспар ничего не ответил, лишь вынул из кармана и сунул под газету наваху.

Я прошел внутрь и зашагал по коридору, а когда из костюмерной комнаты прямо передо мной вывернула несшая ворох платьев рыжая танцовщица, не удержался и хлопнул ее чуть ниже спины.



– Ай! – взвизгнула девушка, резко обернулась и состроила досадливую гримасу. – А, это вы…

Я расплылся в своей самой обаятельно улыбке и предложил:

– Пропустим вечером по стаканчику вина?

– Вот еще! – фыркнула рыжая привереда.

– Жаль, очень жаль.

Тогда танцовщица с интересом прищурилась.

– И даже не станешь обещать замолвить за меня словечко перед кузиной? – спросила она.

– Как я могу опуститься до столь банального вранья?

Девушка улыбнулась.

– Хорошо, подумаю, – вдруг пообещала она. – И хоть ты не спросил, меня зовут Жанна!

– Знаю, – соврал я.

– Откуда?

– Это моя работа!

Я послал Жанне воздушный поцелуй и заглянул в гримерку Ольги Орловой.

– Тук-тук! – сказал, уже распахнув дверь.

Русская прима испуганно вздрогнула и оторвалась от зеркала.

– О-о-о… – протянула она и смущенно улыбнулась. – Жан-Пьер, я должна извиниться за вчерашнее. Это все шампанское. Прости!

– В самом деле? – прищурился я. – А может, повторим?

– Не думаю, что это будет уместно, – мягко ответила Ольга и зарделась.

– Если вдруг передумаешь, всегда к твоим услугам!

Я подмигнул танцовщице и закрыл дверь гримерки, нисколько не смущенный отказом. Уверен, это не последний прием с бесплатным шампанским…

Мимолетный флирт поднял настроение, и в кабинет Софи я вошел, продолжая тихонько посмеиваться себе под нос. Кузина оторвалась от бумаг и с удивлением спросила:

– У нас все так хорошо?

– Лучше не бывает! – ухмыльнулся я, накинул кепку на крючок вешалки и развалился в кресле. – Нас либо вздернут за государственную измену, либо перестреляют сицилийцы!

Софи тяжело вздохнула и потребовала:

– Рассказывай, Жан-Пьер!

Я вкратце пересказал все, что сумел выяснить о Дизеле, потом поведал и об уличной стычке.

– Уверен, что это были сицилийцы? – спросила Софи.

– А с каких пор в этом районе грабят средь бела дня? – фыркнул я в ответ. – Но это ерунда. Лучше скажи, что будем делать с бумагами.

Софи покачала головой.

– Пока что, Жан-Пьер, это лишь твои догадки. И потом – мы лишь вернем Анри имущество его дяди. В конце концов, он его наследник.

– Расскажешь это, когда нас поведут на эшафот.

– К черту все! Мы не можем отказаться от ста тысяч франков! Да и Анри от меня не отстанет! Он без пяти минут банкрот и загнан в угол. Я не собираюсь становиться между ним и спасением. Затопчет!

Софи раскраснелась, и я не преминул заметить:

– Ты еще красивее, когда сердишься.

– Убирайся к дьяволу, Жан-Пьер! Пьетро никогда не мотал мне нервы, как ты!

– Творческая натура, что с него взять! – рассмеялся я, но сразу осекся и в задумчивости откинулся на спинку кресла.

А какой я на самом деле? Нервный художник или развязный костолом? Или некто совсем другой? Осталось хоть что-то от меня настоящего или прежняя личность потеряна бесповоротно? Получится вернуть память или нет? И что, черт побери, со мной произошло?!