Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 19



Я понимал, что в тумане меня никто не услышит, и все же затаил дыхание.

Это были Швик и Шверк – портные, с которыми я познакомился в «Нагорном плесе» в ту самую ночь, когда Тенуин убил Теора.

Они быстрым шагом шли к «Хозяйнику Анаэллы». Нас разделяло не меньше двадцати шагов, но даже с такого расстояния я хорошо видел, что их короткие и прежде темно-русые волосы изменили цвет. Они стали ярко-золотыми. Совсем как волосы убитого Теора. И волосы убитой Оэдны. Впрочем, значительно больше меня удивило другое…

Приподнявшись, я весь подался вперед, будто так мог лучше разглядеть близнецов. Наконец сделал в их сторону несколько шагов на четвереньках.

Сосредоточил во взгляде все силы своего ослабевшего здесь ума.

Я не ошибся.

Вокруг Швика и Шверка туман расступался. Они шли в коконе прозрачного воздуха, оставляя за собой чистую борозду, которая лишь несколько секунд спустя начинала вновь густеть, затягиваться привычной мглой.

Близнецы даже переговаривались на ходу. Значит, хорошо друг друга слышали. Звуки не покидали окружавшего их кокона – не удавалось различить ни единого слова.

Я и сам почувствовал себя онемевшим воином Хубистана, способным лишь издали наблюдать за живыми людьми.

Портные зашли в «Хозяйник Анаэллы».

Когда борозда свежего воздуха затянулась окончательно, я поднялся на ноги и бросился назад – скорее выйти из мглы в квартал Теней. Еще будет время обдумать увиденное.

Глава 4

Сольвин

Хубистан – не человек, не чудовище и даже не дикий зверь. Это город забвения. В нем живут люди, которые презрели главное – свою свободу. Променяли ее на сытный ужин, теплую постель и ласковые слова. Земли Эрхегорда этого не прощают.

Скажу вам, а вы запомните. Новая жизнь Хубистану не подвластна. Его дух не войдет в дома, где все живут открыто, готовые к переменам, где никто не держится за прошлое. Такие люди мгле не нужны. Они могут всю жизнь провести на одном месте, не отходя от него ни на шаг, но готовы при первой необходимости сделать этот шаг без сомнений и сожалений. В этом их сила.

Смирившись со своим счастьем, мы погибнем, как когда-то погибли Предшественники. Жизнь застывшая – камень и жизнью более называться не может.

– Не только это, – кивнул Сольвин, – но да, и золотые волосы тоже.

– Это многое объясняет…

Теперь я понимал, что именно происходит в городе, однако ни на шаг не приблизился к тому, чтобы покинуть Багульдин. Это удручало.

– Различий много. Вы и сами видели, – продолжал Сольвин. – Комендант, конечно, прав. Это мерзость. Какой-то глупый обман. Твердость духа – наша последняя надежда. Вы заметили, какие у него глаза? В них был туман!

– В них было небо, – промолвил я.

Хозяин подворья удивленно посмотрел на меня. Хотел что-то сказать, но тут в дверь постучали. Слуги принесли ужин.

Странно было думать о еде после всего случившегося. Впрочем, я догадывался, что с Сольвином это происходит часто. Он уже привык.

«Но разве можно привыкнуть к такому?!»

Хозяин подворья, чуть поклонившись, широким жестом пригласил меня к столу:

– Не так сытно, как в лучшие дни, но вы сами понимаете – запасы не бездонны, а туман перекрыл подвозы.

Я с благодарностью кивнул в ответ.

На резном каменном столе нас ждало жаркое из крольчатины и саэльского картофеля, салат из горных цветов, запеченные в тесте одуванчики, вареная птица с яблоками.

– А это подарок от моих друзей. – Сольвин указал на шарики влажного ломкого сыра с синими вкраплениями. – Очень советую. Горлинский сыр. Из-за тумана его теперь трудно раздобыть. Я бы сказал, невозможно.



– Но вы смогли.

– Я же говорю, подарок от друзей.

На отдельном блюде лежали странные хлебцы: в твердой корочке снаружи, но рассыпчатые, как песок, внутри. Их нужно было целиком класть в рот и придавливать языком к нёбу – песочек рассыпался, мгновенно размокал и приятно вязал рот. По незнанию я один хлебец раскусил и весь обсыпался. Сольвин коротко рассмеялся, но, смутившись своей неучтивости, предложил мне сразу несколько салфеток.

– В добрую Гунду! – сказал он, подняв чашу с ягодной настойкой.

– В добрую, – отозвался я, уже привычный к застольным приветствиям.

Сейчас, в кресле на сартонных подушках, с беспечной улыбкой, хозяин подворья ничем не напоминал Сольвина, которого я увидел здесь еще два часа назад.

Я пришел к нему в полночь, уверенный, что он готовится ко сну, однако Сольвин был в полном облачении. Более того, взволнованный, покрытый испариной, ходил по комнате от стены к стене, то и дело протирал влажные ладони тряпкой и тревожил кинжал на поясе: вытаскивал его из ножен до середины, а потом резко вбивал обратно.

– Вы кого-то ждете? – поинтересовался я.

– Да… Можно и так сказать, – рассеянно ответил Сольвин. – Но нет, нет, стойте! – оживился он, заметив, что я складываю руки в прощальном жесте. – Вы хотели о чем-то спросить? Проходите, проходите… Это будет весьма кстати.

– Не помешаю?

– Нет-нет, проходите.

«Вас все равно поймают! Можете не бежать».

Мне запомнилась эта фраза. Я решил поговорить с хозяином подворья, надеялся хоть что-то узнать о творившемся в Багульдине безумии, но сейчас усомнился в своей задумке. Сольвин был явно встревожен – не лучшее время для разговоров.

Угадав мои мысли, он торопливо проговорил:

– Поверьте, сейчас любая беседа будет мне в радость. Сами понимаете, должен прийти фаит. Да… Я уже, знаете, устал… В такие минуты радуешься всему, что может отвлечь. – Хозяин подворья неловко улыбнулся, будто не мог понять, насколько грубо прозвучали его слова. Он до дрожи боялся хоть чем-то оскорбить постояльцев. – Присаживайтесь. – Сольвин указал на козетку со свежими сартонными подушками.

Пройдя через комнату мимо пустующего каменного стола, я успел оглядеться. На стенах, обтянутых голубым бархатом, висели выцветшие гобелены с изображениями конной охоты на маргул. Я с интересом взглянул на этих страшных шестилапых существ с овальной оскаленной пастью и всадника, который, судя по всему, был Боагрином – нынешним ойгуром Земель Эрхегорда, семнадцатым Венценосцем из рода Эрхегорда.

Окна были закрыты тяжелыми портьерами. С балочного потолка на цепях свисала пирамидальная свечная люстра. На тумбах и полках горели светильники.

Я разглядывал узоры на древках алебард, висевших между гобеленами, когда Сольвин с вялой улыбкой поинтересовался:

– Так что вас привело ко мне?

Тут же поспешно добавил:

– Я всегда рад постояльцам, просто хочу знать, чем могу быть полезен.

Я заранее продумал свои слова, поэтому говорил без сомнений. Кратко, без подробностей и имен, описал удивившие меня случаи: убийство, а затем исчезновение двух горожан с золотыми волосами, арест мальчика, обрившего себе голову. Упомянул и то, что некоторые люди в Багульдине резко изменяют цвет волос.

Сольвин застыл и как-то неловко улыбнулся, будто только сейчас заметил меня в своей комнате и не понимал, как я сюда попал. Даже приоткрыл рот в немом удивлении. Мне стало неловко. Подумалось, что мои слова отдают безумием. Уже хотел обратить сказанное в шутку, но хозяин подворья, запинаясь, проговорил:

– Так вы… Разве… Но ведь вы знаете, что… Я же видел, как вы вчера хотели сбежать из подворья. Вас наверняка поймали стражники. Они бы…

– Я никуда не бежал. Торопился на встречу, не более того. – Нужно было рискнуть. – Вас смутил мой капюшон, ведь так? Вы не знали, какого цвета мои волосы. Боялись, что они стали ярко-золотыми, так?

Сольвин, развеселившись, медленно опустился в кресло. Впрочем, веселость быстро покинула его, и на лице осталась лишь слабая улыбка, показавшаяся мне печальной.

– Не поймите неправильно… – проговорил он, затем посмотрел мне в глаза. – Так вы еще не знаете?