Трон черепов

Но он все держал, и у Ашии наконец не осталось сил даже на попытки. Медленно возвращавшееся зрение вновь исчезало.

«Обратно в сон», – подумала она почти с облегчением.

Но евнух чуть ослабил нажим. Ашия попробовала глотнуть воздуха и задохнулась. Ее легкие еще не расширились полностью. Но коротко вдохнуть она могла, что и сделала. Вдох был слаще всех, какие она когда-либо делала, но его было мало, и она повторила. И еще раз.

Она обрела в коротких вдохах устойчивый ритм, и зрение вновь начало возвращаться, а конечности – оживать. Но она не шевелилась, сосредоточившись исключительно на трепещущих, животворных вдохах.

И тогда Энкидо снова ослабил давление. Ей разрешили половинный вдох, и она приняла его жадно, вновь отыскав устойчивый ритм для компенсации недостающей половины.

Он вновь приподнял ладонь, и та осталась нежно лежать на груди. Ашия сделала полный вдох и поняла, что это его подарок. Никакое удовольствие в жизни не могло сравниться с совершенством этого единичного вдоха.

Затем Энкидо медленно надавил опять. Ашия обмякла, давая ему выдавить воздух из легких. Через мгновение он приподнял руку, и Ашия снова вдохнула. Он управлял ее дыханием несколько минут. После отчаянной борьбы за воздух она целиком и полностью отдыхала – Энкидо дышал за нее.

Она подумала, что чувство покоя ее усыпит. Но Энкидо отнял руку и принялся массировать виски, заботясь о тех же точках, через которые вызвал такие муки.

Теперь зрение восстанавливалось стремительно, и стоявший перед глазами туман сгустился в мускулистую фигуру евнуха. Ашия никогда не видела раздетого мужчину и знала, что должна опустить глаза, но татуировки на его теле побуждали взглянуть еще раз. Шарада Энкидо.

Искусные пальцы евнуха перешли с висков на все еще онемелую руку – он как бы растягивал ее, Ашия это чувствовала, хотя прикосновения к коже не ощущала. Однако затем вспыхнула боль, от которой Ашия дернулась. Она резко повернула голову и увидела, что Энкидо массирует крохотный синяк на плече. Почти безупречный кружок лиловой плоти в месте, куда он ткнул концом пальца.

Боль быстро прошла, преобразившись в приятное покалывание, когда рука Ашии полностью ожила.

Энкидо чуть повернулся, и Ашия заметила на плече евнуха татуировку, почти идентичную ее синяку.

Другие были на висках точно там, где он нажимал у Ашии. Ее взгляд пробежал по его телу, следуя линиям, которые соединяли точки. Было много участков схождения, больших и малых. Затем Энкидо взялся за синяк на ее пояснице. Она изогнулась, чтобы лучше видеть, но уже заметила на спине евнуха такой же, вытатуированный.

Еще до того, как евнух принялся за дело, она поняла, что скоро возникнет и покалывание в ногах.

«Он учит, – осознала она. – Священный текст – это линии на его теле».

Она подняла на Энкидо взгляд, и его лицо, пока он массировал пострадавшее место, показалось почти добрым. Она потянулась и неуверенно дотронулась до точки схождения линий на спине Энкидо.

– Теперь мне ясно. Я понимаю и передам остальным… господин.

Энкидо склонился к ней. На миг она подумала, что ей мерещится. Но нет. Он пробыл в этом положении слишком долго.

Энкидо поклонился ей, как учитель ученице, после чего взял на руки, как младенца, и отнес в тепло, где спали кузины. Он уложил ее и нежно провел кончиками пальцев по векам, закрывая их за нее.

Ашия не противилась, заботливо обняла кузин и провалилась в глубокий сон.

Проснулись они резко. Энкидо был нем, но все-таки мог извлекать громовой звук из отшлифованного бараньего рога, приложенного к губам. Казалось, задрожали стены. Девушки с визгом заткнули уши, но рог не умолкал, пока они не вскочили на ноги. Ашия понятия не имела, сколько прошло времени, но проспали они, верно, часы. Она чувствовала себя освеженной, хотя боль еще не ушла.

Евнух вернул рог на стену, вручил всем по полотенцу и безмолвно повел их из тренировочного зала в купальню. Они шли строем, но Ашия украдкой оглядывалась на кузин. Лицо у Шанвах застыло, мыслями она была далеко. Сиквах прихрамывала и усиленно задышала, когда они спускались по лестнице.

Как и раньше, Энкидо остался ждать у раздевалки. Разматывая бидо, они слышали журчание фонтанов, но в остальном было тихо. Действительно, в купальне никого не оказалось.

Шанвах и Сиквах нервно огляделись, умаленные огромным помещением. Ашия хлопнула в ладоши, призвав их к вниманию.

– Най’дамаджи’тинг Мелан сказала, что в день нам положен час купания. Давайте не терять времени зря.

Она вошла в воду и повела кузин к центральному, самому большому фонтану. У его основания стояли гладкие каменные скамьи, где купальщицы могли лежать под горячими струями.

Сиквах застонала, когда улеглась в самый пар.

– Полно, сестра, – сказала Ашия, осматривая синяк на ее бедре и аккуратно массируя его, как делал Энкидо. – Синяк невелик. Пусть горячая вода размочит боль, и все быстро заживет.

– Будут новые, – вяло ответила Шанвах. – Он не остановится. – Сиквах содрогнулась, покрывшись гусиной кожей, несмотря на жару.

– Остановимся, когда мы разгадаем шараду, – возразила Ашия.

– Шараду? – переспросила Шанвах.

Ашия указала на синяк на своем плече. У Шанвах был такой же, как и у Сиквах.

– Это точно такая же отметина, как на теле господина. При ударе рука временно отмирает.

Сиквах снова расплакалась.

– Но что это значит? – спросила Шанвах.

– Тайна дама’тинг, – ответила Ашия. – Мелан сказала, что нам предстоит изучить шарусак. Я уверена, что шарада Энкидо – часть этого.

– Тогда зачем выделять нам учителя, который не может говорить? – требовательно осведомилась Сиквах. – Такого… который… – Она в очередной раз всхлипнула.

Ашия утешающе сжала ее бедро:

– Не бойся, кузина. Наверно, это просто способ обучения. Все наши братья приходят из шараджа с синяками после шарусака. Почему же с нами должно быть иначе?

– Потому что мы не мальчишки! – выкрикнула Шанвах.

В этот миг двери открылись, и три девушки замерли. Вошла компания обрученных с Аманвах во главе.

– Может быть, и нет, – сказала Ашия, возвращая к себе внимание девушек. – Но мы кровь Избавителя, и нет ничего, что обычные мальчишки вынести могут, а мы – нет.

– Вы заняли наш фонтан! – заявила Аманвах, приближаясь к ним со спутницами. Она указала на другой, маленький, в дальнем конце бассейна. – Черные бидо моются там.

Ее най’дама’тинг рассмеялись, стрекоча, как натасканные птицы. Аманвах было всего одиннадцать, но старшие девушки, близкие к получению белого покрывала, подчинялись ей и заискивали перед нею.

Нога Сиквах напряглась, и Ашия уловила, что и Шанвах готова бежать опрометью, как заяц.

– Не обращайте внимания на болтовню, сестрички, – сказала Ашия. – Но мы уходим. – Она взяла обеих за руки, заботливо подняла на ноги и подтолкнула вперед, не сводя глаз с Аманвах. – Фонтан поменьше и девичий смех – небольшая цена за наш час покоя.

– Не девичий, – поправила Аманвах, схватив Ашию за руку. – Най’дама’тинг. Стоящих выше вас. Лучше тебе это усвоить.

– Почему ты так поступаешь? – осведомилась Ашия. – Мы кузины. Наша кровь – твоя кровь. Кровь Избавителя.

Аманвах подтянула Ашию за плечо, одновременно сделав подсечку. Ашию швырнуло на кузин, и все трое с плеском упали в воду.

– Вы ничто, – сказала Аманвах, когда они поднялись, отплевываясь. – Избавитель сказал свое слово, послав вас сюда в черном. Вы отродье его бесполезных сестер даль’тинг, годные только на племя для волков, что будут шастать по Лабиринту. Твоя кровь не священна, и ты мне не кузина.

Ашия почувствовала, что умиротворенность покидает ее. Она – на два года старше Аманвах, больше и сильнее ее и не допустит, чтобы младшая кузина ее травила.

Она ударила по воде, и Аманвах прикрылась рукой от брызг. С проворством гадюки Ашия метнулась к ней и сведенными, затвердевшими пальцами ударила в точку на плече, где у Энкидо была татуировка. В то самое место, где у нее с кузинами образовались синяки.