Страница 7 из 21
Не перечесть всех явлений, в которых Ницше разоблачает псевдоморфозы христианства в современном мире. Наименее враждебно отзывается он, пожалуй, об «эвтаназии христианства» в буржуазном мире.
По-настоящему активные люди обходятся сегодня вовсе без христианства, а думающие люди среднего духовного уровня пользуются исправленным христианством, которое Ницше изображает так: «Бог, который по любви своей устраивает все так, чтобы нам же в конце концов было лучше… чтобы все в целом всегда выходило хорошо и правильно, так что ни у кого не было бы оснований жаловаться на жизнь или тяготиться ею… одним словом, не Бог, а обоготворение резиньяции и скромности — это лучшее, что еще осталось от христианства… Этакий мягкий морализм… Остались не столько „Бог, свобода и бессмертие“, сколько благожелательность и благопристойность, а также вера, что и во всем мироздании воцарятся однажды благожелательность и благопристойность» (IV, 88).
3. Мировая история
Христианство для Ницше — лишь один из многих феноменов во всемирной истории. Историю в целом он не склонен воспринимать как некую завершенную картину. Однако, пытаясь проследить возможный путь становления высшего человеческого типа, он все же рассматривает ее как целое. Тогда вся история предстает перед ним как некий переходный период, по окончании которого из человека должен получиться более-чем-человек. Нынешняя эпоха — эпоха нигилистического кризиса; человечеству необходимо пройти через нигилизм, в котором таится величайшая опасность, но и открывается величайшая возможность нашего времени.
В этом историческом целом христианство представляется Ницше однажды свершившимся роковым несчастьем, вследствие которого люди изолгались и испортились. Лишь сегодня мы до конца изживаем христианство, лишь сегодня некоторые из нас видят его насквозь вместе с античностью, из которой оно выросло. Сейчас мы переживаем единственный и неповторимый исторический момент. Дело в том, что сейчас мы еще обладаем полнотой знания о прошлом, которое забудется, как только будет окончательно изжито. «Окидывая взглядом мировую историю, мы можем увидеть, что история христианства на земле — одна из ужаснейших частей истории… А с христианством в нашу нынешнюю эпоху ворвалась и античность; как только уйдет христианство, уйдет и понимание античности. Сейчас лучшее время, чтобы узнать и понять все; с одной стороны, ни один предрассудок не заставляет нас больше становиться на сторону христианства, а, с другой стороны, мы еще способны понять его и в нем — античность…» (X, 403). Тут Ницше доходит до того, что в своей трепетной заботе о будущем превозносит даже нашу эпоху — эпоху глубочайшего падения человека: «Мы живем в срединной точке человеческой истории: это величайшее счастье» (XII, 209).
Далее, в этот поворотный момент мировой истории христианство представляет для Ницше наиважнейший объект наблюдения, на котором можно и нужно изучать общие закономерности и принципиальные связи человеческого бытия: изучать действие бессилия, когда оно в своем ре-ссантименте, одушевляясь волей к власти, становится силой духовного творчества; изучать сублимации извращений и всевозможные виды духовного напряжения; изучать возможности безусловной правдивости; изучать священника как особый тип человека; изучать разные методы овладения душами, технику прозелитизма и т. п.
В изучении всех этих возможностей человеческой природы ему помогает сравнение. Сила и бессилие, жизненный упадок — декаданс — и подъем, господа и рабы, священство и нигилизм — это можно найти повсюду. И вот Ницше принимается сравнивать аналогичные феномены в буддизме и исламе, в классической античности и в законодательстве Ману. И в каждом случае он обнаруживает ложь. Это наводит его на мысль построить классификацию, опираясь на такое различение: ради чего лгут в каждом данном случае и к чему эта ложь приводит впоследствии. Таким путем он надеется найти критерии, позволяющие отличить здоровую, конструктивную, творческую ложь от лжи разрушительной, свойственной христианству. Содрогаясь от отвращения и ужаса и заставляя содрогаться читателя, Ницше показывает, как христианство свело на нет все, чего удалось добиться греческой античности; как христианство сокрушило великую Римскую империю; уничтожило завоевания ислама; как европейский Ренессанс — это великое возрождение Настоящего Человека — кончилось ничем по вине Лютера.
Все эти наблюдения должны послужить у Ницше одной-единственной цели. Христианство подготовило такие условия, в которых, руководствуясь христианством же воспитанными мотивами и только в один определенный момент, а именно, когда само христианство будет испускать свой последний вздох, человечество может совершить уникальный рывок вперед; конечно, если оно правильно воспользуется условиями и точно вычислит момент. Итак, сегодня, согласно Ницше, наступает поворотный пункт всех времен, когда нам предстоит не только облегчить страдания корчащегося в муках нигилизма человечества, но впервые обозначить возможность достижения высочайшей цели человеческого бытия. Имея в своем распоряжении точную картину о ходе вещей в прошлой истории, мы можем начертить столь же точный план выращивания высшей породы людей на будущее. Ко всем периодам мировой истории следует, согласно Ницше, обращаться с одним вопросом: как повлияли данные исторические события или условия на формирование определенного человеческого типа? То, что было до сих пор рядом счастливых случайностей и удачных совпадений, в результате которых появились исключения — великие люди, то должно стать отныне содержанием целенаправленного управления историей со стороны человека. Если мы будем знать, что получается из человека под влиянием такого селекционного фактора как христианство, мы сможем подойти к ответу на вопрос: что вообще может получиться из человека? Всемирно-исторический смысл событий показывает нам результаты случайного отбора и тем самым учит нас отбору сознательному.
Вот почему Ницше провозглашает наше время «моментом высочайшего самосознания» перед лицом совокупной истории человечества. Это самосознание приведет возникающий теперь нигилизм к его логическому и психологическому завершению: его нужно осуществить вполне, довести до предела, чтобы изнутри него самого возникло новое, антинигилистическое движение. Все виды веры и религии с их последствиями, все современные идеалы с философиями необходимо отбросить как опасные для жизни и основать на их обломках новое, жизнеутверждающее, поднимающее человека ввысь, а не тянущее его к гибели мировоззрение. А вооружившись этим новым мировоззрением он возьмет в свои руки всемирную историю и станет сам ее планировать.
Мышление Ницше фактически определяется христианскими импульсами, хотя содержание их утрачено
Однако ницшевское понимание мировой истории, современной эпохи и истории христианства мы изложили, пожалуй, чересчур кратко. Конечно, принципиальная позиция Ницше ясна, но ведь порой дело именно в подробностях, а их-то мы и обошли, не говоря уже о неопределенностях, сомнениях и противоречиях. Что же делать? Вдаваться во все подробности нам все равно не позволит объем этой книжки. На каких же нам остановиться?
Легко и приятно указывать на ошибки; нетрудно также перечислить важнейшие факты, которые Ницше просто упустил из виду. А те его мысли, которые можно было бы оценить положительно, часто оказываются само собой разумеющимися и едва ли не общими местами. И все же попытаемся выделить несколько моментов, заслуживающих положительной оценки.
Штудируя Ницше, мы научаемся видеть реальные факты, улавливать психологические и социологические причинные связи; так, Ницше позволяет нам разглядеть отдельные нити запутаннейшего клубка следствий рессантимента, способного извратить все оценки и ценности.
Ницше снова адресует христианству старый, в значительной мере оправданный упрек, раздававшийся с разных сторон, в том числе с XIII века с Дальнего Востока: христиане не исполняют того, чему учат, не делают сами того, что заповедано их священными книгами. Ницше формулирует это так: «Буддист поступает иначе, чем не-буддист; христианин поступает как все; христианство у него — для церемоний и создания особого настроения» (XV, 282).