Страница 2 из 13
– Это зависит от многих факторов, – ответил хозяин, вынув изо рта сигару. – Всевластие денег есть некий догмат, к которому я отношусь с величайшим скепсисом. На сотню фунтов вы сможете с трудом продержаться в течение года, с ещё большим трудом вы сумеете потратить их за ночь; на бирже их можно лишиться за пять минут безо всякого труда. Если вы из тех, кому суждено возвыситься, то каждый пенни станет вам подспорьем. Если же вам выпало потерпеть неудачу, то деньги не принесут вам никакой пользы. Когда я сам неожиданно лишился всего и остался с миром один на один, меня выручило владение неким искусством: я знаю толк в сигарах. А вы, мистер Сомерсет, знаете толк в чём-нибудь?
– Ни в чём, даже в юриспруденции, – отозвался тот.
– Ответ, достойный мудреца, – заметил мистер Годолл. – А вы, сэр, – продолжил он, обращаясь к Чаллонеру, – позволите ли мне задать вам тот же вопрос, поскольку вы являетесь другом мистера Сомерсета?
– Ну как вам сказать, – задумался тот. – Я неплохо играю в вист.
– Сколько в Лондоне людей, – парировал хозяин, – у которых целы все тридцать два зуба? Поверьте, господа, недурно играющих в вист гораздо больше. Вист, сударь мой, огромен, как мир, и умение играть в него есть достоинство, сравнимое с умением дышать. Я некогда знавал молодого человека, заявлявшего, что он учится с целью стать лорд-канцлером. Его помыслы были весьма амбициозны, однако я нахожу их куда менее эксцентричными, нежели надежда на то, что кто-то сможет зарабатывать на жизнь игрой в вист.
– Боже мой! – воскликнул Чаллонер. – Боюсь, что меня ждёт незавидная участь стать рабочим.
– Незавидная участь? – отозвался мистер Годолл. – Вообразите себе лишённого сана пресвитера. Неужели для него унизительно стать майором? А если уволенный со службы капитан сделается членом суда, будет ли это для него изгнанием из рая? Ограниченность представителей так называемого среднего класса прямо-таки поражает меня. Они искренне уверены в том, что мир, находящийся за пределами их круга, пребывает в равной степени невежества и погряз в пороках. Но если взглянуть на мир беспристрастным взором, то мы убедимся, что все слои общества расположены в строгом иерархическом порядке и каждому из этих слоёв свойственны присущие ему знания, достоинства и дарования. Благодаря изъянам вашего образования вы куда менее годитесь в рабочие, нежели в правители империи. Различия, сударь мой, лежат гораздо глубже. Настоящее искусство, достигнутое трудом, прилежанием и познанием, надежно ограждено от конкуренции со стороны воинствующих дилетантов. И именно оно даёт человеку право называться мастером своего дела.
– Какой, однако, высокопарный субъект, – прошептал Чаллонер на ухо своему спутнику.
– Он выдающаяся личность, – ответил Сомерсет.
В эту минуту дверь заведения открылась, и появился третий молодой человек, который довольно робко спросил немного табаку. Он был моложе остальных и красив какой-то неуловимой, чисто английской красотой. После того как хозяин обслужил его, тот раскурил трубку, расположился на диване и напомнил Чаллонеру о своём знакомстве с ним, назвавшись мистером Десборо.
– Десборо, ну конечно же! – воскликнул Чаллонер. – Ну-с, Десборо, а вы чем занимаетесь?
– По правде сказать, ничем, – признался тот.
– Вероятно, живёте на наследство? – поинтересовался Чаллонер.
– Да нет же, – весьма раздражённо ответил Десборо. – Дело в том, что я жду, пока подвернётся что-нибудь стоящее.
– Мы все одного поля ягоды! – вскричал Сомерсет. – И у вас тоже есть всего сто фунтов?
– Увы, – вздохнул Десборо.
– Какое жалкое зрелище, мистер Годолл, – произнёс Сомерсет. – Три никчёмные личности.
– Характерная черта нашего безумного века, – отозвался хозяин.
– Сударь, – возразил Сомерсет, – я категорически не согласен с тем, что наш век безумен. Я признаю один-единственный факт: я никчёмен, он никчёмен, мы трое донельзя никчёмны. В сущности, кто я? Я изучал всё понемногу: юриспруденцию, делопроизводство, географию, математику, я даже обладаю практическими знаниями в области астрологии. И вот я стою здесь, беспомощный, как дитя, буквально в нескольких шагах от гигантского ревущего Лондона. Я глубоко презираю своего дядю по материнской линии, однако глупо отрицать, что без него я бы просто распался на составляющие элементы, как нестабильное химическое соединение. Я начинаю осознавать, что необходимы глубокие познания только в области одного предмета – литературы. И всё же, сударь, отличительной чертой нашего века является светский человек, вращающийся в различных сферах. Он владеет огромным объёмом разнообразных знаний, он везде дома, он видел жизнь во всех её проявлениях, и невозможно представить, чтобы подобный склад мышления и отношение к миру не принесли благодатных плодов. Я считаю себя светским человеком до кончиков ногтей. Так же, как и вы, Чаллонер. А вы что скажете, мистер Десборо?
– О да, – ответил молодой человек.
– Итак, мистер Годолл, вот мы перед вами: три светских человека без определённых занятий, однако находящихся в самом центре вселенной (которым я, с вашего позволения, назову Руперт-стрит), в самой гуще огромной массы людей и в двух шагах от величайшего на планете средоточия богатства. Сударь, что же нам, цивилизованным людям, делать? Я вам сейчас покажу. Вы выписываете газеты?
– Да, – торжественно ответил мистер Годолл. – Я выписываю лучшую газету в мире, «Ивнинг стандард».
– Прекрасно, – продолжил Сомерсет. – Вот я держу её в руке, этот глас мира, это зеркало всех желаний человеческих. Я открываю её, и мой взор падает… нет, не на рекламу новомодных пилюль, но где-то рядом. И там я нахожу то, что искал: крохотную трещину в монолитном панцире общества. Вот вам зов о помощи, мольба и обещание достойной награды: «Вознаграждение в двести фунтов. Вышеозначенное вознаграждение будет выплачено любому предоставившему сведения о личности и местонахождении мужчины, замеченного вчера неподалёку от гостиницы "Грин-парк". Рост чуть более шести футов, непропорционально широкие плечи, короткая стрижка, чёрные усы, одет был в пальто из котикового меха». Вот, господа, первый камень в фундамент нашего благоденствия.
– Так вы предлагаете, дорогой мой, всем нам сделаться сыщиками? – поинтересовался Чаллонер.
– Предлагаю? Нет, сударь мой! – воскликнул Сомерсет. – Здравый смысл, судьба и нынешнее положение вещей диктуют нам это решение. Здесь проявятся все наши положительные качества: хорошие манеры, знание жизни, умение вести беседу, огромный объём разрозненных знаний. Всё, что мы умеем и чем обладаем, и составляет образ настоящего сыщика. Одним словом, это единственное занятие, достойное джентльмена.
– Данное предложение выглядит весьма эксцентричным и экстравагантным, – ответил Чаллонер, – поскольку до сих пор, признаться, я считал и считаю это занятие наиболее грязным, подлым, недостойным и отвратительным из всех.
– Недостойно защищать общество? – вспылил Сомерсет. – Подло рисковать жизнью ради других? Отвратительно искоренять тайное и могущественное зло? Я обращаюсь к мистеру Годоллу. По крайней мере, он, с его философским взглядом на жизнь, презирает подобные мещанские представления. Ему хорошо известно, что полицейский, движимый долгом и постоянно сталкивающийся со смертельной опасностью, будучи хуже вооружён и преследующий куда более благие цели, по форме и по сути гораздо благородней, чем солдат. Неужели вы можете, пусть даже невольно, вводить себя в заблуждение, полагая, что полководец станет требовать или ожидать, что самая дисциплинированная армия в решающем сражении поведёт себя так же, как рядовой констебль на перекрёстке в Пекхэм Рай?
– Вот уж не думал, что нам надо поступить на службу в полицию, – съязвил Чаллонер.
– Этого не потребуется. Они, если можно так выразиться, руки, но мы, мы, сударь мой, – голова! – воскликнул Сомерсет. – Однако довольно, всё решено. Мы выследим этого злодея в котиковом пальто.
– Предположим, мы согласились, – скептически заметил Чаллонер. – Но у вас нет ни плана, ни знания обстановки. Начнём с того, что вы не знаете, где его искать.