Страница 34 из 53
– Нуда, замороженным. Так вкуснее, – закончил объяснения комсомолец.
– Дай ножик! – вдруг попросил контролер.
– Зачем? – спросил Цыбульник, но рука его уже полезла в карман куртки.
– Летчик хотел на дверь дома подкову прибить… на счастье…
– А-а, ну я сам, мне удобнее, – комсомолец наклонился к скелету, вывернул на себя обглоданные кости ноги, поддел ножом подкову и, покряхтев, отодрал ее.
– Держи! – протянул он ее Добрынину.
Совсем скоро подъехали они к аэродромной избе, где пробыли недолго. Прибили на дверь подкову. Павел уложил свои принадлежности, включая книгу и два надкушенных сухаря, посмотрел грустно на все еще разложенные доминошки и направился к двери.
Цыбульник прихватил с собою «Тетрадь для записи радиограмм».
Снова загудел двигатель аэросаней. Деревянный дом наполнялся теперь холодом; жизнь из него ушла, и вернется ли она туда когда-нибудь – было неизвестно.
Синяя полярная ночь, подсвеченная многоцветными небесными волокнами, продолжалась, и летели по ней аэросани, в которых поеживался, бодрясь, комсомолец Цыбульник, время от времени посматривая на приборную доску, а на сидении рядом дремал народный контролер Павел Александрович Добрынин.
Глава 16
Первым делом Марк вышел на балкон своего гостиничного номера и тут же глубоко, полной грудью вздохнул – перед ним билось пенными судорогами Каспийское море. Влажный ветер, насыщенный солью, тепло касался лица.
«И это у них зима? – подумал, внутренне улыбаясь, Марк Иванов. – Да-а, ничего не скажешь!»
Тут же на балконе с внешней стороны окна висел термометр. Марк взглянул. Красный столбик крашеного спирта остановился на шестнадцати градусах тепла.
До моря от гостиницы было не больше километра. Сейчас бы пройтись по пустынному берегу! Но нельзя. Через полчаса приедет машина из управления нефтепровода. Надо будет ехать выступать. Кузьма последнее время голову морочит, но нельзя ведь от птицы требовать невозможного. И так уже стихотворений сорок знает, так что неудивительно, что читает их с человеческой точки зрения не к месту. Разучивали с ним перед праздником в Каховке «Песню про Каховку», а он ее на Днепрострое в микрофон прочитал, а в Каховке порадовал зрителей поэмой Маяковского. И самое удивительное, что не помнил Марк, когда и для чего они учили с попугаем эту поэму. Да вообще-то казалось Марку, что и не учили они ее, однако не сам же попугай взял и выучил наизусть Маяковского?! Старый уже попугай, трудно с ним. И тут же Марк испугался мысли о том, что птица может умереть. И что он тогда будет делать? Сам читать?! Стихотворений он, конечно, знает много, но в каждом клубе есть свой декламатор, свой чтец, и никто его, Марка, слушать не станет…
«Закурить, что ли?» – подумал Марк.
Сигареты подарили ему недавно, после выступления в Хасавюртовском районе Дагестана. Сам-то он никогда не курил.
Не закурил он и в этот раз. Решил подарить симпатичную пачку сигарет с иностранным названием на иностранном языке какому-нибудь случайному хорошему человеку.
Вернулся в номер.
Тут почувствовал прохладу, ведь на балкон выходил только в брюках и концертной рубашке.
Обманчива бакинская теплынь.
«Ну ладно, надо покормить Кузьму, и воды ему дать», – подумал Марк.
Устроив на письменном столе номера обед попугаю, артист Иванов присел на диванчик. Задумался: а не зря ли они с Кузьмой учили «Качку на Каспийском море» Корнилова?! И ведь специально только два дня назад учили, чтоб было больше шансов. И все равно ведь, птица – дура, возьмет и прочтет здесь «Песню про Каховку» или еще что-нибудь.
Марк вздохнул. Посмотрел на часы.
Есть не хотелось. Тем более, что артист знал – после выступления будет банкет. Выступление ведь приурочено к празднику – окончили строить новый нефтепровод Баку – Батум. Целый доклад прислали ему, чтоб знал, куда и по какому поводу едет выступать.
«Доставка нефти по нефтепроводу обойдется в два раза дешевле, чем по железной дороге», – на всякий случай повторил Марк заученную главную мысль доклада.
Внизу засигналила машина.
Выскочил на балкон.
Приехали, но не за ним. За каким-то большим грузным человеком, стоявшем на балконе этажом ниже. Шофер помахал ему рукой, толстяк тоже махнул, и дверь его балкона щелкнула замком.
В управление нефтепровода приехали к четырем.
Иса Айсамов, партсек нефтепровода, оказался очень умным и приятным человеком. Он внимательно выслушал просьбу Иванова, все понял и сделал так, как артист просил.
А артист просил сказать пару слов перед выступлением, объяснить собравшимся рабочим нефтепровода и других заводов, что выступление попугая – дело серьезное и смеяться во время выступления не надо. Это раньше смеялись над всем, что говорили попугаи, и просто над попугаями, даже если те молчали. Сейчас же следует слушать не голос попугая, который, конечно, отличается от обычного человеческого, а то, что попугай читает.
В свои слова партсек Айсамов вложил много души и жестов.
Рабочие понятливо кивали.
Марк выглянул из-за кулис – лица зрителей ему понравились.
– Ну, ни пуха! – сам себе шепнул артист и с попугаем на плече вышел на сцену.
Подготовленная Исой Айсамовым аудитория внимательно следила за артистом.
Марк потрогал пальцем микрофон – техника работала.
Подвинулся так, чтобы блестящая сетчатая головка микрофона была напротив клюва птицы.
– Ну, Кузьма, читай! – сказал, повернув и одновременно отклонив голову, Марк.
Кто-то добавил света на сцене.
Попугай по своей старой привычке сначала хмыкнул в микрофон, покрутил клювом, бросив при этом одноглазый взгляд на своего хозяина. И наконец странный, немного скрипящий голос зазвучал в зале:
– …За кормою вода густая – солона она, зелена, неожиданно вырастая, на дыбы поднялась она, и, качаясь, идут валы от Баку до Махачкалы…
Улыбка появилась на лице Марка. Улыбка счастливого человека. Не сорвалось, подумал он, порядок. Так, наверно, и дальше надо: учить за два дня до выступления.
Зал смотрел на птицу широко раскрытыми глазами.
Марк зажмурился из-за слишком яркого освещения.
Завтра днем ему ехать в Киев. Ехать двое суток, а может, и трое.
Стихотворение про Украину будут разучивать в поезде.
Три строфы на украинском языке.
Хорошо еще, что не надо было для сегодняшнего дня учить на азербайджанском!
– …Я стою себе, успокоясь, – продолжал Кузьма, – я насмешливо щурю глаз – мне Каспийское море по пояс, нипочем… Уверяю вас…
«Ну, молодец, – подумал про попугая хозяин. – Молодец. Все-таки не дурак… Школьники столько выучить не могут!..»
Ныло плечо, в которое вцепился крепкими лапами попугай.
«Надо будет приучить его садиться по очереди: одно выступление на левое, другое – на правое, – думал Марк. – А то привык к правому и терзает его бесконечно. Надо будет в зеркало посмотреть, может, я уже и осанку правильную потерял…»
– …Только звезды летят картечью, говорят мне: «Иди усни…» Дом, качаясь, идет навстречу, сам качаешься, черт возьми…
Как только попугай прочитал последние строки стихотворения, Марк сделал полшага вправо, приблизился к микрофону, объявил:
– Уважаемые товарищи, вы прослушали стихотворение Бориса Корнилова «Качка на Каспийском море».
Зал молчал.
Марк занервничал. «Неужели не будут аплодировать?» – подумал он.
Гробовое молчание рабочих становилось невыносимым для артиста.
Из-за яркого освещения сцены он не мог хорошо рассмотреть выражения лиц.
Поставил правую руку козырьком ко лбу. Стал виден первый ряд – инженеры, директора. Нет, недовольства не видно. Приоткрыты рты.
Марк больше не мог стоять на сцене. Он сделал шаг назад. Поклонился слегка, потом приученно поклонился и Кузьма, еще крепче вцепившись лапами в плечо.
Зашли за кулисы.
Подошел партсек Айсамов.
– Молодцы! Ай, молодцы! – улыбаясь проговорил он. Марк глянул на него недоверчиво.