В мире актеров

Быков. Да.

Я.

И не следует забывать. С движением времени изменяется и наше восприятие, и наше отношение к произведениям. Инсценировка или экранизация, которая нас устраивает сегодня, через десять лет покажется устаревшей. Не так ли? Вот пример. Вряд ли сегодня найдется театр, который поставит инсценировку "Анны Карениной", имевшую такой оглушительный (и тогда, заметим, вполне заслуженный) успех в спектакле МХАТ в 1937-ом году. Исключение всей линии Левина сегодня неприемлемо. Не только страдания и драма Анны интересует нашего зрителя, но и философия развития личности и взглядов Толстого на общее состояние России. И театр теперь имеет средства показать это увлекательно и динамично. Театральные зрители научились понимать драму идей. Театр стал более философичным, более интеллектуальным. Так что будем говорить конкретно о "Носе" и в нашем разговоре неизбежно возникнут и проблемы общие.

Быков.

Нет, все-таки сначала несколько слов об общих проблемах. Для меня литература по отношению к кинематографу и школа, и манящая вершина, и сокровищница неисчерпаемых возможностей. Знаете по старому классическому определению – кино – это искусство движущейся фотографии… Но не все выраженное в слове, так уж легко сфотографировать. Вот тут-то и начинаются наши проблемы. Когда литература оперирует фактами, документами, когда сам жанр требует жизнеподобия, кинематограф чувствует себя отлично. Его естественный язык фотография органичен, свободен, емок, выразителен. Здесь экран соперничает с прозой. Но когда жанр начинает требовать условности, когда темперамент автора расщепляет факт, словно какой-нибудь атом, когда энергия мысли раскаляет художественную материю произведения до критических температур, кинематографу становится невероятно трудно. И особенно там, где он встречается с фактом слияния фантастического и реального, как в гоголевском "Носе". Тут перед кинематографом стоит задача обретения литературного могущества. И не случайно эта гоголевская повесть никогда и никем не экранизировалась.

Я.

Задача сложная еще и потому, что режиссер должен перевести прозу в зрелищное искусство, а она, проза, предназначена автором-то совсем не для другого способа восприятия. Должен произойти диалектический скачок в сознании читателя. Он превращается в зрителя! Воображение читателя невероятно активно, воображение зрителя куда как более пассивно, особенно в начале, его еще надо растормошить, заставить работать. Мне кажется, многие пишущие о театре, кино или телевидении не учитывают этого скачка. В вашем же случае задача, по-моему, была просто головоломной,

Быков.

Несомненно. Хотя мне кажется, что мы порой искусственно преувеличиваем пропасть между экранизацией прозы и постановкой фильма по специальному сценарию. Сценарий тоже произведение литературы и нередко большой литературы. Только в нем уже заложена постановочная идея, а это зародыш режиссуры. Таким образом проблемы экранизации часть режиссерской проблемы, вопрос ее состояния и развития Экранизация произведений, не приспособленных специально для кино, как правило, требует особой энергии режиссерской мысли, она часто ставит новые постановочные задачи и, когда они решаются успешно, происходит обогащение кинематографа. (Тут я подумал, что энергии режиссерской мысли Быкову не занимать!).

...Возьмите театр. Инсценировка прозы и стихов вылились в некий совершенно особый театральный жанр пластической режиссуры что-то вроде литературно-драматического варьете.

Когда литература выводит кинематограф на перекресток, где пересекаются дороги фантастического и реального, у экрана появляется возможность серьезно расширить сферу приложения своих сил, он может говорить о самых скрытых сторонах человеческой жизни, выражать не только явное, но и тайное. Становится возможным исследовать человеческое подсознание и те стороны социальной жизни, которые стоят над сознанием человека.

Я.

И так Вы и пришли к мысли экранизировать "Нос"?

Быков.

На такой вопрос всегда сложно ответить. Гоголь для меня вечно манящая даль. Я снимался в "Шинели", играл пьесы Гоголя студентом, потом в театре. Мечтал и мечтаю поставить "Ревизора", "Записки сумасшедшего", "Портрет". К "Носу" я шел и в своих фильмах "Айболит-66", "Автомобиль, скрипка и собака Клякса", где пытался соединить реальность и условность. Загадка "Носа" волновала меня, как знаменитая улыбка Джоконды, как Тунгусский метеорит. Я написал десяток сценариев-гипотез. И я благодарен судьбе за то, что телевидение дало мне возможность перенести на экран эту прекрасную, может быть, не самую читаемую, но наверняка самую "странную" повесть русской литературы.

Я.

Для меня эта повесть странная и без кавычек. Я, как и многие читатели, не решусь утверждать, что мне до конца понятна метафора автора. Я принимаю правила игры, заданные Гоголем, понимаю, какая социальная и житейская реальность изображена в повести, но сам факт отделения носа от человека и превращение его в "Важное лицо" для меня не так естествен, как, скажем, полет ковра-самолета в народной сказке, Я как бы спотыкаюсь об эту метафору и мне очень интересно было посмотреть, как это вы ее переведете на телеэкран.

Быков.

В глубине души я считаю повесть предельно ясной, а ее загадку восхитительной гоголевской мистификацией, Понимаю, как рискованно утверждать подобное, но вот уже 150 лет о повести спорят. Но экранизируя ее, я просто обязан был иметь свою гипотезу.

Думается, в архитектуре повести сам Нос вовсе не ее шпиль, он скорее дверь в произведение, даже ключ, которым открываются основные характеры. Гоголь вводит невероятное лишь для того, чтобы было очевидно ясно, как омертвели живые души. Шевельнись, душа человеческая! – обращается Гоголь к героям, и в ответ: нет, не можем, одичали-с! Существование фантастического образа среди реальных характеров как бы расщепляет эти характеры и это раскрывает фантасмагорию реальной жизни гоголевских героев. И в то же время Нос меньше всего символ, он и живой характер – авантюрист, карьерист, удачник из тех, которые всегда пролезут в "значительные лица". Тут поразительна сила гоголевской иронии и по поводу разъединенности людей. Собственный нос подумайте только — и тот пролез в чины, а мечтающий о карьере Ковалев остается ни с чем! Вот оно! Обошли! И кто? Не только свои, не только приятели. собственный нос и тот норовит оставить тебя в дураках! Ковалев теряет самое нужное – признак схожести со всеми! Он становится изгоем. И тут все дело в конкретном воплощения его на экране.

Я.

Есть мнение, что "Нос" вообще нельзя экранизировать, потому что нельзя представить фотографию этого события.

Быков.

Но фактически такая топография представлена в телефильме "Нос"?

Я.

Но, может быть, для некоторых зрителей эта фотография не слишком убедительна?

Быков. А может быть, речь идет о том, что есть множество произведений литературы и, в первую очередь, классической, экранизация которых очень трудна. И когда рождается новый образ, новый язык, зритель иногда принимает его сразу, а иногда постепенно, как это было, например, с моим "Айболитом".