Страница 5 из 20
Второй шаг к освобождению: ребенок выходит из колыбели. Если его не спустить на пол вовремя, то он сам шагнет через решетку кровати, и хорошо еще, если не вниз головой. Снова в тысячу раз увеличиваются возможности и в тысячи раз - опасности. И перестраивается внутренний мир. С первым шагом развитие идет гигантскими темпами. Это решающее время воспитания - полный надзор и, следовательно, полная внутренняя свобода.
Первый шаг ребенка - это и первое "нельзя". Туда нельзя, упадешь, разобьешься! Вот, быть может, самая горячая точка воспитания: первый месяц после того, как ребенок научился ходить. Это как увертюра: с чего мы начнем? С бесконечных "нельзя" - или будем стараться обходиться без них? Можно кричать "нельзя", когда ребеночек тянется к электрической розетке, а можно заклеить ее пластырем, коль скоро в доме маленький ребенок. Убрать книги с нижних полок. Переставить крючок в ванной повыше, чтобы маленький не мог запереться изнутри. Обычно родители, желая облегчить себе жизнь, хотят, чтобы ребенок поскорее усвоил запреты - но так ли это хорошо? Надо ли торопиться? Кто знает, может быть, в этой свободе под надзором, которой больше никогда не будет, то есть в полной внутренней свободе от ответственности, от совести, от необходимости выбирать, вызревает и способность любить, и тяга к самоосвобождению. Она так велика, что ребенок во всем перечит родителям. Сам! Выходит с мамой из автобуса - "Я сам!" А ведь разобьется. Мама подхватывает его под мышки, держит крепко, но приговаривает: "Сам, сам! Вот молодец, сам!" Он все делает наперекор, это называют "негативизмом" - стремлением к отрицанию. Но он ничего не отрицает, он отдается мощному, ничем пока что не ограниченному стремлению к самостоятельности. Для него свобода дороже цели и успеха. Он лучше разобьется, но - сам. Так дитя превращается в личность, а личность - это "самость". "Сам". "Я сам". И если оно укрепится, это стремление, станет ведущей чертой характера, то все дальше будет легче, и даже подростковый трудный период будет нетрудным. Мы даем укрепиться стремлению к самостоятельности в безопасном возрасте, когда ребенок под надзором. Иначе это стремление прорвется в переходном возрасте, когда бунт и негативизм могут привести и к плохим последствиям. Мы приучаем к свободе в пять лет - тогда к пятнадцати подросток уже умеет пользоваться ею. Кто не захотел мучиться с мальчиком от двух до пяти, а вышколил его, сделал удобным для воспитания, тот почти наверняка хлебнет с ним горя в его пятнадцать-шестнадцать лет, если, конечно, не родился какой-то особый, может быть, даже флегматичный ребенок, из тех, про которых мамы говорят: "А мой такой - посадишь его, он и сидит". В старину говорили: нянчитесь с маленьким ребенком, не придется нянчиться со взрослым.
Третий шаг еще более значительный: ребенок, освоив дом, выходит во двор (или в детский сад). Теперь он вступает в долгий период полусвободы- полунадзора, и начинается обучение ответственности. Сначала мама еще рядом, она предупредит об опасности или защитит. Надзор - он же и защита, многие люди и всю жизнь с радостью провели бы под надзором. Потом мама уходит домой, но и ребенок может скрыться, спрятаться дома. Он устает во дворе не от игр, а от самостоятельности. Он бежит домой, но горе ему, если его встречают суровым: "Ты где шлялся? Ты посмотри на себя, на кого ты похож?" Дом должен быть норкой для маленького ребенка и берлогой для большого, для подростка. Когда бы и откуда ни вернулся сын домой, встретим его с радостью. Из многих и многих воспитательных мер я не знаю более сильной, более значительной по влиянию на судьбу, чем радость родных, когда человек входит в свой дом. Все дети, видимо, делятся на тех, кого встречают с радостью, и на тех, кого встречают безразлично, хмуро, сердито. С выговорами и нотациями.
Так просто! Когда сын, сколько бы ему ни было, выходит из дома, мама каждый раз (и даже если у нее гости) провожает его и всегда повторяет: "Осторожнее на улице!", а когда хлопнет дверь - сын вернулся, мама встречает его (даже если у нее сто гостей!) - встречает с радостью. Где он ходил, мы не всегда знаем и знать не можем, но мама все равно была с ним, он от нее ушел, к ней вернулся. Он еще не совсем справляется с собой, но мама с ним, мама в нем, мама добавляет недостающую силу. Ослабляется надзор - должна усиливаться внутренняя, душевная связь с домом, она заменяет надзор. А если ни надзора, ни внутренней связи - пиши пропало.
Но вот и следующий шаг: ребенок выходит со двора в школу. Теперь родительский надзор практически невозможен, на контроль нечего надеяться; теперь затаись, не дыши и старайся дать сыну или дочери побольше домашнего тепла. Он ведь как на передовой сейчас, маленький первоклассник, еще не умеющий открыть свой собственный ранец, а мы - тыл, тыловая служба. Горе мальчику, если на него наступают в школе и предают в тылу, если на него обрушиваются со всех сторон!
Следующий шаг невидимый: выход из детства. В некоторых цивилизациях он отмечается особыми обрядами "инициаций". Бывает, ребенку меняют имя или ему приходится пройти суровейшие физические испытания. С наступлением отрочества освобождается стопор сжатой прежде пружины полового развития, девочка постепенно превращается в девушку, мальчик - в юношу: "Безвестных наслаждений ранний голод меня терзал..."
С новыми неясными мучительными желаниями освобождаются силы характера, дремавшие прежде. Происходит как бы второе рождение, воз-рождение, ренессанс. Другой человек, новый, взрослый, и теперь он может сам добыть то, чего не дали ему родители. С другой стороны, в нем, взрослом, исчезает все то, чего мы так старательно добивались, - исчезает способность к послушанию. Теперь все зависит от крепости внутренней связи с домом. Сумели с детства сделать ее прочной - переживем и трудное время; не сумели - намучаемся.
И наконец наши дети выходят из школы - в мир, а затем из родительского дома - в собственный. У них появляется семья и свой первый ребенок. Цикл закончен. С рождением детей как бы заканчивается и рождение родителей. Ведь самый глубокий, биологический смысл воспитания - превращение детей в родителей. Из детского состояния они переходят в детное.
Теперь молодой человек полностью свободен от родительского надзора и полностью лишен свободы от ответственности. Он должен сам регулировать свое поведение, иначе он, увы, возвращается в прежнее положение для доучивания: его лишают свободы, устанавливают полный надзор, и почти никакой у него теперь ответственности.
Выход в жизнь, выход из колыбели, выход из дома, выход со двора, выход из детства, выход из школы, выход из семьи - вот семь главных периодов на пути от рождения до рождения. А там - жизнь и, наконец, абсолютная свобода от всякой ответственности - смерть.
Чтобы от выросших детей была радость, они должны быть полностью независимы от нас материально - и полностью связаны с нами душевно. Чтобы навсегда сохранялось тепло отношений. Ах, какая бывает радость от взрослых детей, если бы вы только знали, читатель! Она ни с чем не сравнима, у нее вкус другой, от нее замираешь. Если же идеал кажется недостижимым (полная независимость - полная взаимосвязь), то лишь потому, что мы, родители, чья первая цель - самостоятельность ребенка, почему-то боремся с этой самостоятельностью не уставая... Между тем Макаренко открыл, что жизни на свободе можно научить только жизнью на свободе. Он и преступников учил свободе - свободой, ответственности - ответственностью, а не лишением того и другого.
Врач-хирург, умный и деятельный человек, спросил меня о своем двенадцатилетнем сыне:
- Я все умею и всему могу научить Сергея. Но как научить его самостоятельности?
Ему, врачу, образованному человеку, кажется, будто на этот вопрос можно ответить в нескольких словах. Многие из нас уверены, что узнать "все о воспитании" можно из одного разговора, из радиобеседы или газетной статьи. Многие верят, будто есть какое-то средство для воспитания самостоятельности, и другое средство - для воспитания мужества, и третье - для воспитания честности. Мы все думаем, что недостатки ребенка - вроде набора болезней и на каждую болезнь есть своя пилюля и своя процедура. Да нет же, это не отвечает действительности!