Столовая Гора

Эстер, у которой кровь прилила к лицу, ответила с заминкой.

— Я же говорю, тебя это не касается…

— Может, мне пересесть?

— Зачем? Мы вполне гармоничная пара.

Аякс закинул ногу на ногу и нервно поскреб ребром вилки по скатерти.

— Что такого в морге увидел Мариотт, что принялся палить по нам с Эдит?

Взявшись двумя пальцами за хрустальную ножку бокала, Эстер мелко повертела им по оси.

— Дырку от бублика увидел твой Мариотт. Фигу с маслом. Не знаю, что именно. Но что-то одно из двух увидел точно. Вместо Храма.

— А агенты?

Эстер оставила бокал и, растопырив пальцы, взялась рассматривать маникюр.

— Без понятия.

— А ты?

— Что — я?

— Ты видела Храм?

Улыбаясь, она долила себе вина из бутылки.

— Каждый в Горе гоняется за своими собственными химерами, агент.

— Ну да. А кто-то стрижет гонщиков…

— Что ты хочешь знать конкретно?

Аякс отложил вилку.

— За конкретными вопросами в здешних местах, по-моему, чаще следуют не ответы, а огнестрелы.

— Ценное наблюдение, — кивнула Эстер. — Так и отпишешь наверх?

— Если меня не арестуют раньше.

— За что?

— Управлению потребуются мотивы стрельбы в библиотеке и на руднике.

— Ладно. Что-нибудь придумаем.

— Придумаем — кто это?

— Не твое дело.

Аякс засмеялся.

— Каждый в Горе гоняется за своими собственными химерами, — повторила с серьезным видом Эстер. — Иезекииль описывал не столько храм, сколько новый Иерусалим, его будущую теократию. Это было комплексное, если угодно, драматическое видение. А Мариотт все свел к зарытому кладу, к замаскированному штабу управления. В конце концов его кладбищенская привычка угадывать в каждом фундаменте замурованный труп и в каждом тексте подтекст сыграла с ним злую шутку.

— То бишь Иезекииль понадобился ле Шателье для создания мифа? — заключил Аякс. — Ничего больше?

— Когда, скажи, когда в последний раз ты проверял свой личный счет? — спросила Эстер.

— Недавно.

— И что?

Выпятив губу, Аякс глянул вверх.

— За полгода с небольшим я заработал свыше пятисот тысяч.

— И…?

— И вот за это-то меня арестуют наверняка.

— Могу тебя успокоить, — сказала Эстер. — Никто и никогда еще не был арестован в Горе за начисление заработной платы и размягчение мозгов.

Аякс коротко поклонился.

— Спасибо, дорогая.

— Soma-Sema — помнишь значок? — прищурилась Эстер. — Это был личный девиз ле Шателье. Правда, сам он вкладывал в него скорее практический смысл.

— И какое это имеет отношение к моему банковскому счету?

— Не гони. После краха на бирже, когда Гора потеряла несколько тонн золота, ле Шателье ненавидел бумагу во всех ее видах. И, например, начисление банковских процентов, то есть ренту, называл бумажным потом…

— И что — не пойму? — набычился Аякс.

— И в один прекрасный день он решил, что каждый житель Горы должен получать заработную плату — заработанную плату — за настоящий пот. Причем не за тот труд, который он сумел продать, а вообще за любой труд. И не только за такой несомненный труд, как, скажем, дышать или зачинать детей, но даже за самый бесполезный и бестолковый труд. За — ну, скажем — толчение в ступе воды.

— Глупость какая-то.

В глазах Эстер проскочила злая искра.

— Не б?льшая глупость, чем гражданские пособия по безработице в какой-нибудь Голландии. Да вообще где бы то ни было в Старом Свете.

— Зачем?

— А зачем вообще существует высокий прожиточный минимум?

— Я не об этом, — отмахнулся Аякс. — Понятно, что ле Шателье было нужно закрыть город для посторонних. Но какого черта ему понадобилось обустраивать бездельников?

— Непроданный труд, — погрозила ему салфеткой Эстер, — пусть даже бесполезный труд, и бездельничанье — это все-таки не одно и то же. А бить баклуши с утра до вечера — не такое уж простое занятие, как кажется. Кроме того, не забывай, что была создана кастовая система поощрения, которая стимулировала вовсе не битье баклуш, а общественно полезные упражнения. Это, в свою очередь, позволило избежать проблем, к решению которых та же Голландия сегодня не в состоянии даже подступиться.

— Каких еще проблем?

— Непрестижного — черного, грязного, прочего — физического труда и вынужденной иммиграции. Со всеми вытекающими.

— Вынужденной иммиграции? — переспросил Аякс. — Это как понимать?

— Не ломай дурака. Когда свои собственные граждане не просто не желают заниматься ассенизацией, а и знать не хотят, что это такое и с чем это едят, приходится открывать границы. Со всеми вытекающими.

— Ладно. И что же это за такая замечательная система поощрения?

— В этом-то и вся соль. — Эстер щелкнула пальцами. — Конкретные нормативы поощрения — тайна Горы за семью печатями.

— Зачем их было засекречивать?

— Ровно затем же, зачем было уничтожать тираж со статьей. Человеку предлагается не просто работа, но участие в разгадывании загадки. А что такое разгадка мифа, как не его воссоздание? Большинство, конечно, не задается целью разгадки, попросту тянет свою лямку, но любители кроссвордов тут отрабатывают за всех.

— Значит, кое-что все-таки стало известно? — решил Аякс.

— Не без подачи самого ле Шателье, — поддакнула Эстер.

— Что именно?

— Одну сожженную жителем Горы калорию он оценил в какую-то определенную сумму. Согласно этому «прейскуранту» каждый день каждому резиденту на личный счет поступает энная сумма начислений.

— А конкретней?

— Конкретней — было вычислено что-то вроде базового суточного коэффициента. — Эстер разгладила перед собой скатерть и отчеркнула на ней ногтем короткую дугу. — Отношение количества выделяемой единицей массы человеческого тела к его весу в состоянии неподвижности. Также был рассчитан индивидуальный суточный коэффициент. Он рассчитывался по более сложной схеме, в которой определялись уровни тепловыделения по профессиональному признаку, плюс время года, и так далее. Короче говоря, конторский служащий в Столовой Горе намного беднее грузчика, а кузнец, если бы таковой имелся, ходил бы в толстосумах. Девиз «Soma-sema», помимо его расхожего значения, был для ле Шателье метафорой ожирения, кладбища калорий, не совершенной человеком работы. И поэтому денежное довольствие жителя Горы с избыточным весом начислялось с удержанием соответствующих процентов штрафа.

— Так вот зачем всюду эти штуковины… — Аякс оглянулся на индикатор избыточного веса у кассы.

— Всюду в Горе, а не всюду, — поправила его Эстер. — Чтобы пользоваться такой системой поощрения энергозатрат, человек не должен покидать пределов города. И если проведенный вне этих пределов день попросту не учитывается при начислении, то год отсутствия может стоить резиденту полного отлучения от учета. Именно по этой причине город практически закрыт для посторонних. У иногороднего менеджера средней руки, окажись он тут без казенной нужды, не хватило бы содержимого бумажника, чтобы расплатиться за обед в ресторане. О более-менее длительном постое не приходится говорить вовсе. Дикого туриста, который собирается провести в окрестностях Столовой Горы пару дней, видно за версту. Во-первых, из-за фантастической таксы за стоянку в черте города машин с чужими номерами, это, как правило, пеший турист. Во-вторых, все свое, включая провиант, он несет на себе. Единственное, что иногородний в Горе может получить не просто по обычной цене, а с десятипроцентной скидкой — догадайся сам.

— «Золотой сертификат».

— Да. Но только это бывает возможно раз в неделю, по воскресеньям. Если ты прибудешь утренним поездом с билетом в оба конца — в местной кассе, понятно, цену билетов лучше на спрашивать — и если тебе не трудно без отлучек по малой и большой нужде выстоять три-четыре часа тут же, в привокзальном филиале компании, ты можешь получить сертификат и обменять его в другом филиале на металл либо деньги по номиналу.

— То есть целиком закрывать Гору тоже нельзя? — заключил Аякс.