Тайный агент

-У нас несколько минут. Начали. Скальпель.

Пара секунд и нож в руках доктора, сильным умелым нажатием, полоснул живот по срединной линии в нескольких сантиметрах ниже пупка. На бледном покрове кожи отпечатался багрово-красный глубокий разрез - брюшная полость вскрылась словно ракушка. Как портной отворачивает лацканы пиджака, так и он аккуратно, но вместе с тем решительно отвёл мышцы и ткани назад.

-Чёрт вся брюшная полость заполнена кровью. Прокладки! - Лёня одну за другой засовывал их в рану, и они тотчас становились насквозь мокрыми. - Мне некогда сушить. Продолжайте отсасывать, - он запустил руку в брюшную полость и пальпаторно стал оценивать повреждение селезёнки. В голове словно молот стучала мысль:" нужно, во что бы то ни стало, как можно быстрей найти ножку селезёнки и пережать её, остановив тем самым кровотечение, иначе - смерть". Его рука торопилась в поиске, осознавая, что счёт идёт даже не на минуты.

-Точно, поперечный разрыв селезёнки. ...Я нашёл ножку. Зажим!

-Кровотечение замедлилось, - ассистент отключил отсос. - Давление пока не нормализовалось.

-Продолжайте вливать кровь и плазму. ...Селезёнка мобилизована. После удаления будем имплантировать. . Приготовьте тазик.

Медсестра быстро достала стерильный тазик и налила физиологический раствор, в который Лёня и поместил удалённую селезёнку. Всё остальное уже шло по строго отработанной схеме. Сформировав небольшие тканевые фрагменты, он вшил их в большой сальник и только затем ушил рану.

В общей сложности операция длилась более часа. Когда, уставший Лёня пришёл в ординаторскую, Семён во главе новой бригады сидел за столом и завтракал.

-Привет Лёньчик. Слышал, у вас трудное дежурство было. Садись чайку попей.

-Здравствуйте, - Леня кивком поприветствовал коллег. Устал я, домой пойду. Завтра воскресенье, хоть отосплюсь. У последнего отрыв селезёнки с частичной имплантацией, имейте ввиду.

-Хорошо, как знаешь. За больного не переживай.

Глава

Домой в свою съёмную квартиру Лёня приехал на такси. Сил дожидаться нужной маршрутки не было. Он снимал небольшую однокомнатную квартиру. Весь его быт можно было смело назвать спартанским, ничего лишнего. В зале стоял диван, который на ночь превращался в двуспальную кровать, на стене висела полка с рядом книг по хирургии, пара стульев и всё. Вместо телевизора был ноутбук. На кухне, помимо маленького холодильника и стола со стульями из мебели больше ничего не было, но зато чистота стояла идеальная. Переодевшись в домашнюю одежду и, помыв руки, он подошёл к дивану и через каких-то пару минут уже крепко спал. Ближе к трём часам дня, его разбудил звонок в дверь.

-Кого там ещё принесло... Иду! - с трудом оторвав голову от подушки, Лёня поднялся и, как был в трусах, на ходу надевая тапочки, направился к входной двери.

Открыв дверь, увидел молодого паренька-курьера.

-Вы Иванов Леонид Александрович?

-Ну, я, а что такое?

-Вам телеграмма. Распишитесь, - и паренёк протянул тетрадку и ручку.

Расписавшись в нужном месте, куда указал курьер, ему вручили телеграмму.

-До свидания.

-До свидания, - оставшись в некотором недоумении, Лёня закрыл дверь.

Волнуясь, в предчувствии нехорошего, стал читать текст. Как оказалась телеграмма была из его родной деревни, что в трёхстах километрах от города Благое. В ней сообщалось, что отец скоропостижно скончался. Причина смерти не указывалась. "Боже, мой", - возглас вырвался непроизвольно. Лёня стоял ещё некоторое время, покусывая нижнюю губу. Полученное известие повергло его в шок. Чего-чего, но подобного он никак не ожидал. Отец не болел, во всяком случаи ничего ему не сообщал, хотя... стыдливо заныла душа, с отцом они не виделись уже как год, живя практически рядом. Глаза ещё минуту растерянно пялились в текст, и он всё ещё оставался возле входной двери, но затем, почувствовав некоторую дрожь в теле, прошёл к дивану и сел. В душе нарастало отчаянье, сродни паники. Они не виделись год, этот факт назойливо всплывал в мыслях, терзая душу. Свою маму, он не знал, отец рассказывал, что она шла не правильной дорогой и скорее всего уже умерла в какой-нибудь тюрьме. Они с отцом всегда жили вдвоём. Отец больше не женился и всего себя посвятил служению людям, будучи священником в их деревне. То ли тоска по жене, то ли какая другая причина, но отец поздно приходил домой и не с особым рвением занимался его воспитанием, хотя он всегда был всем обеспечен. "Чёрт, я всегда был одержим медициной. Дежурств понабрал, что с отцом встретиться было некогда. Только и делал, что думал о себе. На машину копил", - Лёня сидел на диване и его жизнь, словно кинолента мелькала перед глазами. "Отец регулярно писал мне, не уважал он телефон. Всё время говорил, что не слышит его. Чудак. Много работал, чтобы я жил в благополучие, в достатке. Всего себя отдавал работе".

Наверное, впервые в жизни он признался себе, что, редко видясь с отцом, всё же постоянно чувствовал его присутствие, его любовь, заботу к себе. Тысячи невиданных ниточек связывали его с отцом и крепко держали на земле, не позволяя невзгодам сломить. Он легко поступил в институт, легко учился, ни в чём особо не нуждался. И вот нити оборвались все разом, отца больше нет. Вдруг навалившееся одиночество, ввергло в страх. Ему было тридцать лет, но как оказалось он совершенно не готов остаться один на этом свете. Ощущая в груди невыносимое отчаянье и боль от невозможности повернуть время вспять, чтобы хоть на секундочку увидеть отца, заглянуть в его глаза, ощутить теплоту пожатия его руки и не в силах больше терпеть этих муки, он встал и быстро оделся. Достав из заначки под матрасом всю наличность, которая у него была, ушёл в ночь.

До областного центра добрался без проблем на фуре, которая ехала как раз в нужную ему сторону, мало того доехал бесплатно. Водитель, узнав, что он дипломированный хирург, стал задавать ему вопросы, и гонораром за консультацию явилась как раз бесплатная поездка. Сердечно поблагодарив, Лёня вышел в областном центре. Время уже было почти десять вечера. Если по выходу из дома, будучи в некотором волнение, он не почувствовал резкого похолодания, то, стоя на обочине областной дороги, в ожидании попутки - ощутил это по полной. Была осень. Точнее начало ноября и если ещё утром светило солнце, то к вечеру небо заволокли свинцовые тучи, подул холодный северный ветер, температура воздуха приблизилась к нулю. Одет он был в лёгкую демисезонную куртку, на ногах осенние туфли. Торопясь выскочить из квартиры на воздух, ожидая, что на улице душевная боль утихнет, он ко всему прочему ещё и забыл надеть шапку. И вот сейчас, Лёня стоял на обочине дороге, продуваемой со всех сторон холодным, пронизывающим насквозь ледяным ветром, в своей лёгкой курточке, без шапки, без перчаток. Мало того пошёл снег. Сорок минут ожидания, но ни одна пусть даже захудалая лошадёнка не проехала в сторону их деревни. Единственный фонарь, под которым он стоял, едва освещал местность и раскачиваемый ветром, жалостливо поскрипывал. И помимо холода, Лёню обуревал ещё и страх, что с минуты на минуту нить накаливания в лампочке, от столь сильной тряски не выдержит и оборвётся. Мысль оказаться в кромешной тьме на заснеженной дороге совсем не радовала его. Прошло ещё двадцать минут. Никогда, будучи деревенским парнем, ему не приходилось так мёрзнуть. Конечно, ему случалось ещё мальчиком, сопровождая отца в соседние сёла, пару раз оказываться в пути в лютый мороз, да ещё на подводах, но овчинный тулуп, да шапка ушанка спасали от любого холода. Его нынешняя одежонка ни шла, ни в какое сравнение с тулупом. Он окоченел до мозга костей. Смерть отца, да ещё этот холод, окончательно лишили его силы духа, и он равнодушно стоял уже больше часа, не желая вернуться в райцентр и попроситься к кому либо, пусть в ту же самую больницу, погреться и переночевать. Он и не заметил, как возле него остановился старенький "Уазик". Переднее окошко приоткрылось, и мужчина крикнул.