Страница 12 из 22
Причем данную точку зрения разделяло и немецкое командование, и то сразу же после неудачной атаки власовцев на советский плацдарм. С немецкой стороны в адрес русской дивизии Вермахта не прозвучало никакой критики или упреков конкретно за провал данной операции, в отличие от тех действий генерала Буняченко и Первой дивизии РОА, которые последовали после всего этого. Из всех событий, происшедших тринадцатого апреля 1945 года на поле боя у одерского плацдарма «Эрленхоф», немцы сделали для себя три на удивление положительных вывода: во-первых, солдаты Русской Освободительной армии доказали всем, что под командованием своих офицеров готовы идти в бой и при необходимости проливать кровь как свою, так и таких же русских, как и они сами, но сражающихся на стороне противника; во-вторых, при действиях дивизии РОА не было допущено никаких грубых тактических ошибок или нарушений, вследствие недостаточной подготовленности или плохой выучки, то есть во время рассматриваемых здесь боевых действий не случилось ничего, что бы могло свидетельствовать об общей неправильности концепции создания и тренировки данной части; в-третьих, по всем немецким же оценкам, русская дивизия Вермахта вела себя ничем не лучше, но и явно ничем не хуже, чем если бы на ее месте находилась любая другая подобная воинская часть с немецким личным составом. Кроме того, и это является лишь подтверждением вышесказанного, примерно за две недели до атаки силами РОА этот же советский плацдарм так же неуспешно пытались штурмовать и сами немцы, разница заключалась лишь в том, что за прошедшее время, к тринадцатому апреля, красноармейцы явно не теряли времени даром, и их позиции были еще более сильно укреплены, а количество сил значительно увеличено. Плацдарм «Эрленхоф» являлся одной из важнейших передовых позиций на ключевом направлении будущего генерального наступления советских войск на Берлин, и сдавать его противнику точно никто не собирался… ни немцам, ни власовцам, ни кому угодно другому, а уж сил и средств для этого у Красной Армии в апреле сорок пятого было более чем достаточно. Не стоит забывать и о всеобщем стратегическом балансе того периода, при котором в апреле 1945 года у армии Советского Союза было уже достаточно сил и средств для того, чтобы успешно отбить вообще любое наступление любой армии мира и на любом направлении… Для немецкой же стороны конфликта уже было слишком поздно что-либо предпринимать, и экспериментировать с созданием РОА в частности.
Тем не менее, что же из этого всего важно для нас в контексте рассматриваемых здесь событий? То, что, по мнению немецкого командования, акция 600-й пехотной дивизии Вермахта (или Первой дивизии Русской Освободительной армии) на Одерском фронте в очередной раз подтвердила тот факт, что данная часть являлась в общем и целом боеспособной на уровне не ниже соответствующих частей регулярной германской армии.
6. РОА. Восточный фронт – Прага
Еще до непосредственного участия Первой дивизии РОА в боях на фронтовой линии командование Русской Освободительной армии и КОНР искало любые возможные способы спасения своей с таким трудом наконец созданной армии. Сергей Кузьмич Буняченко, которого это касалось в тот момент более чем всех остальных, активно интересовался общей ситуацией на фронтах, а то, что он узнавал, явно не поднимало ему настроения. Со дня на день ожидалось начало нового советского наступления, прямо в том направлении, где как раз находилась его Первая дивизия. В то, что германская армия удержит фронтовую линию, не верил уже никто, даже сами немцы. Для Первой дивизии РОА это означало одно – она неизбежно попадет в руки Советов, в глазах которых весь личный состав являлся предателями Родины, изменниками и врагами народа первой степени, со всеми вытекающими из этого последствиями. По различным, часто взаимопротиворечащим источникам, одним из планов Власова было собрать воедино все силы РОА на чешской территории (как одно из возможных мест указывается город Хеб, по-немецки Эгер, где тогда находилась большая часть военно-воздушных сил КОНР), а оттуда начать переговоры с Западом, другим – возможно, направиться в район стыка границ Чехии, Австрии и Германии, то есть туда, где находилась (скорее должна была бы находиться) дорога в пресловутую «Альпийскую крепость», то есть оба возможных пути изначально вели на территорию Протектората Богемия и Моравия, который тогда к тому же и являлся единственной все еще действительно тыловой зоной рейха. Именно стремлением к выполнению какого-то подобного плана любой ценой, наверное, можно объяснить поведение генерала Буняченко после боя на плацдарме «Эрленхоф».
По окончании неудачной атаки на советские позиции участвовавшие в ней силы Первой дивизии РОА начали отход с передовой линии. Именно в этом месте в различных публикациях встречаются красочные описания того, как «предатели-власовцы побежали с поля боя, побросав все и оголив вверенный им участок фронта, в страхе попасть в плен Красной Армии, в очередной раз предавая, только теперь уже немцев»… или что-то подобное в различных вариациях на тему. Но это неправда, и кому как не самим немцам это знать. Два власовских пехотных полка и все остальные силы отходили с передовой организованно и в полном соответствии с заранее установленным на этот случай планом, да и бежать-то им было не от кого – контратаки с советской стороны не последовало, так что солдат РОА никто, собственно, и не преследовал. А свои действия, уже не согласованные с германским командованием, Сергей Кузьмич Буняченко начал предпринимать лишь несколько позднее. На передовой, точнее недалеко за ней, должна была остаться для прикрытия артиллерия РОА и несколько вспомогательных частей общей численностью в размере одного неполного полка, а большая часть дивизии отходила обратно в тыл. Тем не менее через связного офицера, майора Швеннингера, генерал Буняченко попросил у командования немецкой 9-й армии две вещи: первое – разрешение на отход с занимаемых позиций всех своих сил, включая артиллерию и части прикрытия, второе – в сложившейся общей ситуации и взглядом к специфике личного состава дивизии, официальный приказ (именно приказ, не разрешение!) к выдвижению части в полном составе в южном направлении. Как я уже говорил ранее, немцы, видимо, как никто другой понимали всю опасность положения 600-й пехотной дивизии, и разрешение на отход своих войск, как и официальный приказ к передвижению на юг, в направлении сосредоточения основной массы войск группы армий «Центр», Буняченко от германского командования п о л у ч и л, соответственно, со всеми необходимыми сопроводительными документами для обеспечения всех своих частей с немецких складов по пути следования[37]. Другое дело, что сам отход всех сил Первой дивизии Русской Освободительной армии с занимаемых позиций и тех, что еще должны были стоять на своих местах в полной боевой готовности, фактически начался еще до получения данного приказа от немцев, по личному распоряжению командира дивизии, что сам Буняченко потом объяснял своей уверенностью в здравом разуме командования немецких вооруженных сил. Как видно, в этом он как раз не ошибался. Соседние по фронту немецкие части власовцы, при своем отходе, также вовремя поставили в известность обо всем происходящем, чтобы те могли перестроить свою оборону в зависимости от ситуации. В это время русская дивизия все еще действительно являлась и 600-й пехотной дивизией Вермахта.
У генерала Буняченко и его Первой дивизии РОА уже, как говорится, «горела земля под ногами» – он понимал, что перемещение такого объема войск и даже сама переорганизация и составление их в походный порядок после прошедшего боя требует немалого времени, а его у русских в немецкой военной униформе как раз и не было, поэтому использовать старались каждый имеющийся в их распоряжении день и час. Все работали быстро и слаженно, приказы выполнялись четко – подгонять солдат не надо было, ситуация всем была ясна.
37
Опять же неправдивыми являются и достаточно часто встречающиеся описания того, как власовцы, самовольно покинув линию фронта, сразу же начали, вопреки германским приказам, перемещение на юг, в тыл, грабя и опустошая по пути немецкие склады оружия, провианта и экипировки. Ничего подобного не происходило аж до начала мая, так как практически на всем пути следования на территорию современной Чехии командованию дивизии все еще удавалось получать легальные разрешения к получению довольствия с немецких военных складов. Подобный беспредел начался уже только в процессе приближения к Праге, когда дивизия полностью вышла не только из-под немецкого подчинения, но и не выполняла уже даже и решения командующего РОА генерала Власова, фактически уже встав на сторону чешских повстанцев.