Страница 6 из 11
Кто пустил сюда всех этих белок?
«НЕТ, СЕРЬЕЗНО. КТО ПУСТИЛ СЮДА ВСЕХ ЭТИХ БЕЛОК?!»
Клянусь, я видела, как две белки прятались под стойкой регистратуры.
«ПРАВДА. В ЗДАНИЕ ПРОНИКАЮТ БЕЛКИ»
Нет? Серьезно? Должно быть, это была такая игра света. Ха-ха!
«КАКОГО ХРЕНА ТЫ МНЕ ТУТ ЗАЛИВАЕШЬ, ДАМОЧКА? Я ОДНОЗНАЧНО ТОЛЬКО ЧТО ВИДЕЛА ЭТИХ БЕЛОК»
Итак… А как у вас дела?
«ЭТО ЧТО, КАКАЯ-ТО УЛОВКА? ВЫ ЧТО, СПЕЦИАЛЬНО ЗАПУСТИЛИ СЮДА БЕЛОК, ЧТОБЫ ПРОВЕРИТЬ, СДЕЛАЮ ЛИ Я ВИД, БУДТО НЕ ВИЖУ ИХ, ПРОСТО ЧТОБЫ ПОНЯТЬ, ПРИТВОРЯЮСЬ ЛИ Я, ЧТО НЕ ВИЖУ ТОГО, ЧЕГО НЕТ? ПОТОМУ ЧТО ЭТО БЫЛО БЫ ЗВЕЗДЕЦ КАК ПОДЛО И НЕЭТИЧНО. И, НАВЕРНОЕ, ЖЕСТОКО ПО ОТНОШЕНИЮ К БЕЛКАМ»
У меня все хорошо, спасибо.
«ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, ЛУЧШЕ, ЧЕМ У ЭТИХ БЕЛОК, КОТОРЫХ ВЫ ДЕРЖИТЕ В ЗАЛОЖНИКАХ»
Что, простите? Я выгляжу «расстроенной»?
«ВОТ СРАНЬ. А ЧТО, ЕСЛИ ЗДЕСЬ И ПРАВДА НЕТ НИКАКИХ БЕЛОК, и Я ПРОСТО ВИЖУ ВООБРАЖАЕМЫХ БЕЛОК? ЧТО, ЕСЛИ БЕЛОК ВООБЩЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ В ПРИРОДЕ? ТАКОЕ ВООБЩЕ ВОЗМОЖНО?»
Нет, я ничем не расстроена…
«ЧЕРТ! МНЕ, НАВЕРНОЕ, НАДО КАК-ТО ДОКАЗАТЬ, ЧТО ТУТ БЕЛКИ, ИНАЧЕ ЭТОТ ВРАЧ ПОДУМАЕТ, БУДТО Я ПРАВДА СВИХНУЛАСЬ. ГДЕ-ГДЕ, А ЗДЕСЬ УЖ ТОЧНО НЕ СТОИТ ВИДЕТЬ ВООБРАЖАЕМЫХ БЕЛОК. МОЖЕТ БЫТЬ, МНЕ СТОИТ ПРИНЕСТИ ТАЙКОМ ПАРОЧКУ, ЧТОБЫ ОНА ТОЖЕ ИХ УВИДЕЛА?»
Правда, у меня действительно все хорошо.
«ГДЕ МНЕ РАЗДОБЫТЬ БЕЛОК В ЭТО ВРЕМЯ СУТОК?»
Иногда, в гостинице я включаю сцену с убийством из какого-нибудь фильма на большую громкость, чтобы проверить, позвонит ли кто-нибудь в полицию. Пока что никто не звонил. Такое ощущение, что людям теперь словно наплевать.
«ЧЕРТ! НЕУЖЕЛИ Я ТОЛЬКО ЧТО СКАЗАЛА ВСЕ ЭТО ВСЛУХ?!»
Неужели я только что сказала все это вслух?
«ВО ВСЕМ ВИНОВАТЫ ГРЕБАНЫЕ БЕЛКИ, КОТОРЫХ НАВЕРНЯКА ПОДКИНУЛА МОЙ ПСИХОТЕРАПЕВТ, ЧТОБЫ СБИТЬ МЕНЯ С ТОЛКУ И ЧТОБЫ Я ПРИЗНАЛА, ЧТО ПО-ПРЕЖНЕМУ НУЖДАЮСЬ В ЕЕ УСЛУГАХ!»
Ловко сработано, доктор Робертс, ловко сработано, ничего не скажешь.
Конечно, я слегка утрировала по поводу того, как мой психотерапевт обеспечивает себя работой, но на прошлой неделе я пришла на прием после того, как получила звонок с напоминанием о приеме, про который я вообще не помню, что записывалась.
Когда я пришла, медсестра стала настаивать на том, что мне вовсе не назначен никакой прием и что никто мне не звонил. И я стояла там, гадая, померещилось ли мне, будто кто-то мне позвонил, чтобы сказать, что мне нужно к психиатру, или же это из больницы специально мне позвонили, чтобы я пришла и начала ставить под сомнение собственную вменяемость после того, как мне скажут, что я вовсе не должна была приходить. Это был бы какой-то сильно сомнительный, но при этом в каком-то смысле гениальный способ навсегда привязать к себе всех своих клиентов.
Потом я вышла из больницы и проверила свой телефон, и только когда до меня дошло, что у меня назначено у другого врача, заорала: «Вот дерьмо!» – и побежала к машине, чтобы не опоздать на прием, а когда я обернулась назад, то увидела, как медсестра смотрит мне вслед одновременно смущенно и встревоженно. Это почти как если бы я показалась там только для того, чтобы продемонстрировать, насколько незначительного прогресса мне удается добиться. В итоге я оказалась настолько выбившейся из сил, что даже не взглянула на журналы про кошек.
Это было полным разочарованием по всем фронтам.
Страх
Примечание автора: здесь, по идее, я должна была разместить предупреждение для людей со слабой психикой о том, что собираюсь рассказывать, как делала себе больно, но, если честно, вся эта чертова книга – да и вся жизнь в целом – заслуживает предупреждения для людей со слабой психикой. Уж извините.
Некоторые истории должны оставаться нерассказанными.
Помню, как я подумала: «Слишком много крови». Я чувствовала, как она струится вниз по моей шее, и я побежала за полотенцем, придавливая раны у меня на голове.
– С тобой там все в порядке? – негромко спросил меня Виктор по другую сторону двери в ванную.
Со мной было все в порядке. В полном порядке. У меня просто… текла кровь. Сильно. И я почувствовала… облегчение? На мой мозг больше ничего не давило. Боль, что была внутри меня, постепенно отступала прочь, уступая место другой боли, которую гораздо легче переносить. Паника медленно растворялась, я сказала Виктору, что со мной все нормально, что он может вернуться в кровать, но я услышала, как он возится с замком двери в ванную. Он был специалистом по взламыванию этого замка, и я знала, что у меня есть всего несколько секунд, прежде чем он окажется в ванной. Я запихнула окровавленное полотенце в шкафчик и включила воду в раковине, чтобы вымыть руки.
Слишком поздно.
Зашел Виктор… Ох этот взгляд у него у на лице. Я никогда не могла его расшифровать.
Отстраненный. Обозлившийся. Напуганный?
Наверное, точно такой же взгляд был бы и у меня, если бы я позволяла себе чувствовать все эти вещи. Но я не позволяла себе этого делать. Вместо этого я резала себя. Нет, не ножом. Я выбрала для этих целей более индивидуальное, способное причинить больше боли оружие. Я выбрала саму себя.
На самом деле, это уже давно не было секретом. Виктор уже много лет знал, что я делаю себе больно. Но мое такое поведение никогда не заходило настолько далеко. Я выдергивала себе кутикулу, пока не начинала хлестать кровь, ну и что такого? Так делают многие. Я срывала коросты, когда нервничала. Это мерзко, но, опять же, ничего необычного. Я дергала себя за волосы. Точнее, выдергивала их. С корнями. И я не могла остановиться, пока у меня на коленях не окажется щедрая горсть вырванных с мясом волос. Я царапала свой лоб и затылок. Глубоко царапала. Своими острыми ногтями. Виктор хватал меня за руки, когда мы лежали вместе в постели, чтобы я этого не делала, но я не могла остановиться. И объяснить этого тоже не могла.
Расстройство контроля над побуждениями. Трихотилломания. Дерматилломания.
Так это называет психотерапевт. Она говорит, что это обычное дело для таких, как я, – людей с нервными расстройствами и тревожным расстройством личности. Я решила, что она не права. Я ничего не имела против клейма «тревожное расстройство». Я же в полном порядке. Это моя тревога в смятении. Но «расстройство личности»?
Это означало, что я… сломана.
– Но я не сломана, – объяснила я психотерапевту. – Мне просто… мне просто больно внутри. И когда я мучаю себя снаружи, мне уже не так тревожно и страшно внутри.
Она кивнула, ожидая, что я скажу еще.
– Я не хочу умирать.
Врач все еще ждала.
– Правда, не хочу. Я не вру. У меня нет суицидальных наклонностей. Просто иногда я не могу удержаться от того, чтобы не делать себе больно. Словно внутри меня кто-то сидит и ему нужно, чтобы я физически выдрала у себя из головы все эти ужасные мысли, и нет никакого другого способа до них добраться. Физическая боль отвлекает меня от душевной боли.
Она ждала.
– Звучит безумно, когда говоришь это вслух, – прошептала я. – Иногда мне кажется, что я действительно сумасшедшая.
– Если бы вы были сумасшедшей, то не понимали, насколько безумно это звучит, – сказала она мягко, но уверенно. – Вы осознаете проблему и пытаетесь ее решить, точно так же, как это делают люди с любыми другими болезнями.
У меня зачесались руки дернуть себя за волосы, но волевым усилием я заставила их оставаться лежать на коленях. У меня под ногтями была запекшаяся кровь. «Вот почему они надевают смирительные рубашки, – подумала я про себя, – чтобы люди перестали заниматься членовредительством».