Страница 6 из 34
— А зачем мы остановились на 1.500 метрах?
— Потому что высшая точка земной поверхности на 40-й параллели приблизительно достигает этого уровня. Если бы мы поднялись ниже, мы могли бы налететь на Скалистые горы.
— Так, значит, мы следуем все время точно по 40-й параллели?
— Совершенно точно. Мы путешественники кругосветные поневоле, друг мой. Взгляни на компас. Его стрелка не дрогнула бы ни разу за 24 часа, если бы магнитный полюс совпадал с полюсом земли. Север у нас все время направо.
— Итак, — пробормотал я в каком-то восторге отчаяния, — завтра мы опять будем в Филадельфии, пройдя всю 40-ю параллель. Так вот оно, кругосветное путешествие, о котором ты мне говорила!
— Совершенно верно, Арчи. Посмотри теперь на карту полушарий. На ней последовательно отмечаются все наши положения. Конец стрелки представляет собой неподвижный «Аэрофикс». Каждые двадцать четыре часа те же самые места проходят под ней. Завтра под ней очутится Филадельфия. Но мы немного опоздаем благодаря замедлению движения, необходимому перед тем, как остановиться, так же, как и для того, чтобы при под’еме достигнуть скорости движения земли. Эти два маневра требуют некоторой постепенности; если я сразу остановлю мотор, что, впрочем, и невозможно, — воздушное течение овладеет нашей машиной, и передняя стена обрушится на нас с силой летящего снаряда.
Я чувствовал, как у меня на лбу выступали капли пота, а ладони становились влажными.
— Проклятая жара, — проворчал я. — И проклятый свист. Тебе приходится кричать во весь голос, а я тебя едва слышу.
— Да, да. Всему этому причиной трение воздуха. Ты тоже задыхаешься?
Она открыла небольшие отверстия, которыми были испещрены двери и которые вели наружу наискось по направлению к корме. Вентиляторы оказались великолепными, в каюте стало сразу свежо.
— Сколько труда, — продолжала между тем моя сестра, — мы положили на то, чтобы найти средство против чрезмерного нагревания. Ральф изобрел обмазку, рассеивающую тепло, которой покрыта вся наружная обшивка машины.
Я собирался начать разглагольствования о противоречивых свойствах воздуха, о способности его охлаждать тела при одних скоростях и воспламенять их при других, более высоких, когда сестра опять вдруг потушила лампу.
Когда я немного привык к темноте, то увидел опять ее голову под абажуром перископа, всю белую под его молочным светом.
— Их величества Скалистые горы! — Провозгласила она. — Любуйся. Арчи!
Волшебная воронка была вся залита синим светом. На небе плыли облака. Самые отдаленные, казалось, ползли очень медленно, ближайшие мелькали, как пушистые молнии, некоторые из них заслоняли нам вид на несколько мгновений. Появившись из-за горизонта, т.-е. из-за края абажура, быстро надвигалось на звезды темное пятно. Оно имело очень странные очертания, белый свет играл на его краях, и я понял, что это шла на нас с головокружительной быстротой горная цепь.
Ледники при свете луны казались огромными опаловыми потоками, похожими на хвосты комет; бледный свет озарил наш прозрачный пол; нам казалось, что горы подпрыгивают и мечутся подобно испуганному стаду в горах.
Потом все улеглось. Горные вершины ушли в невидимую даль.
И вот мне показалось, что прозрачный пол каюты весь состоит из мелких граней и блестит, как собрание множества алмазов. Негр при этом пришел в совершенно идиотский восторг…
Он давился, корчился и выкрикивал какие-то бессвязные восклицания, приветствуя Великий океан.
Этель подтвердила:
— Да, это океан. 3 часа 22 минуты. Он явился точно в назначенное время.
— А что, если мы упадем? — выразил я опасение.
— Не бойся ничего, старый трус и дорогой брат, — «Аэрофикс» построен прочно.
— Да, да, — поспешил я заявить, сконфуженный ее замечанием, — я это только так… Я вижу, что этот «аппарат тяжелее воздуха» построен прекрасно.
— Это — дирижабль, Арчи, настоящий аэростат с газом. Никакое другое сооружение не могло бы удержаться в этом вихре воздуха. Но ты понимаешь, что у «Аэрофикоа» гондола, где находится мотор, должна иметь прочную оболочку, в противном случае эта оболочка, чтобы сопровождать движение земли, наляжет на канаты и порвет их, если сама не будет сломана с самого начала. Поэтому наш аппарат представляет собой одну сплошную лодку, сделанную из сплава алюминия с другим металлом, имеющим вес пробки и, к сожалению, не обладающим достаточной крепостью. Лодка разделена на два этажа горизонтальной перегородкой. Верхний этаж над нами наполнен газом, известным нам одним! и обладающим весом в шесть раз более легким, чем водород. Нижний этаж разделен на три части: в среднем находится наша каюта, впереди;—очень узкий приемник, где сосредоточены; «аккумуляторы Корбет», — почти неиссякаемый источник электрической энергии, — а сзади — помещение мотора.
Мотор, это — наша гордость. Ты, быть может, думаешь, что он дает миллионы лошадиных сил? Нет, «Аэрофикс» совсем не похож на пароход, идущий против течения и обладающий лишь такою мощностью, которая не позволяет течению отбрасывать судно назад и удерживает его на одном месте. В таком случае ты был бы вправе сказать, что Корбеты ничего не изобрели.
Я тебе повторяю: наш мотор не двигает «Аэрофикса», а освобождает его от увлечения вращением земли.
— Но что же это тогда? — спросил я. — Об’ясни мне, какой принцип…
— Я не могу сказать тебе этого, — ответила сестра. — Не сердись, но Корбет был бы недоволен этим.
— Но ты ведь знаешь мою скромность…
— Ну, хорошо, Арчи, я наведу тебя на верный путь, но больше ничего не спрашивай. Помнишь волчки, которые назывались жироскопами и которыми мы забавлялись в детстве? На протянутой нитке они вертелись не падая, несмотря ни на какое положение. С поддержкой вращения они образовывали самые невероятные углы и, казалось, нарушали все законы равновесия и тяготения. Вспомни их применение хотя бы в Англии. Луи Бреннан, инженер, применил тот же принцип к своей однорельсовой железной дороге, так что вагон, так же мало устойчивый, как остановленный велосипед, держится на одном рельсе или на стальном канате, перекинутом через пропасть. Словом, всякий предмет, снабженный жироскопами, остается уравновешенным в положении неустойчивого равновесия так же, как если б он обладал большой скоростью. Применение жироскопа заменяет приобретенную скорость. Эту силу мы увеличили при помощи некоторого приспособления. Позади тебя шесть жироскопов — шесть усовершенствованных волчков — вертятся в пространстве.
— А они не могут случайно остановиться?
— Для этого нужно, чтобы произошло непредвиденное несчастье. Бреннан доказал, что с той минуты, когда их перестают приводить в движение, жироскопы продолжают вращаться в течение 24 часов, из них 8 часов с полезным действием, — а этот промежуток времени более чем достаточен для того, чтобы отдаться силе движения воздуха и выбрать место, куда опуститься. Несчастье может произойти только от поломки… словом, от поломки того специального приспособления, о котором я тебе говорила. А так как мы не будем делать этого нарочно, то…
— Этель! Я восхищен! — воскликнул я в диком восторге.
— Теперь ты понимаешь, почему я так легко выкатила машину из гаража? Мешки с песком, подвешенные снизу, уравновешивали под’емную силу, нейтрализуя ее. Машина обладала на деле весом всего в несколько кило, необходимым для того, чтобы удерживать ее на земле. Эти грузы автоматически могут сбрасываться изнутри машины. Мы все предвидели. Мы испытали сначала уменьшенную модель, размера небольшой лодки, и из предосторожности заводили мотор в мастерской. Но маленький «Аэрофикс» сыграл с нами плохую шутку: он пробил стену и вонзился в один из холмов Бельмонта. Там он и сейчас.
— Но неужели, — спросил я еще, — нет опасности, что газ воспламенится от жары?
— Успокойтесь! Для этого прежде всего нужна искра. Откуда же она возьмется?
— Я очень рад. Я теперь понял вашу систему, Этель. Но вначале я принял ваш авто-иммобиль[1]) за огромный автомобиль.
1
По смыслу — «лишающий себя движения».