Страница 3 из 33
— Это — светящийся орган, так сказать, собственное электрическое освещение.
— А зачем ему освещение? — спросил Симпкинс.
— Оно живет в глубине, куда не проникает луч солнца.
— Жить в вечном мраке — тоже удовольствие! Угораздило же их выбрать такую неудачную квартиру!
— Вас еще больше удивит, если я скажу, что они испытывают на каждый квадратный сантиметр своей поверхности тяжесть в несколько сот килограммов. Но они даже не замечают этого, и, поверьте, чувствуют себя прекрасно.
— Смотрите, смотрите, саргассы! — воскликнула вдруг Вивиана, подбегая к перилам.
На синей поверхности океана действительно виднелись отдельные округленные кистеобразные кустики, окрашенные в оранжевый и золотисто-оливковый цвета.
Все обрадовались саргассам, как будто встретили старого знакомого.
Между 2 и 6 августа корабль шел уже вблизи Бермудских островов. 3 августа плыли еще только отдельные кусты водорослей. Они были овальной формы, но под легким дуновением южного ветра вытягивались в длинные полосы. Гатлинг горел от нетерпения скорее попробовать на сплошных саргассах свои технические приспособления. Наконец, 7 августа появились сплошные луга саргассов. Теперь уже, наоборот, синяя гладь океана выглядывала островками среди оливкового ковра.
— Вот оно, «свернувшееся море», как называли его древние греки, — сказал Томсон.
Гатлинг с волнением следил, как справится «Вызывающий» с этой паутиной водорослей. Но его волнение было напрасно: корабль почти не замедлял хода. Он резал саргассы и они расступались, обнажая по обеим сторонам корабля длинные, расходящиеся синие ленты воды.
— Пожалуй, ваши предосторожности были излишни, — сказал профессор. — В конце концов, для современных судов саргассы совсем уже не представляют такой опасности. Да и вообще их «непроходимость» преувеличена.
Поймав несколько водорослей, Томсон стал рассматривать их. Вивиана тоже наблюдала их.
— Вот видите, — пояснил он ей, — белые стебли? Это уже отмершие. Саргассы, сорванные ветром и захваченные течением в Караибском море, несутся на север. Пять с половиной месяцев требуется, чтобы они прошли путь от Флориды до Азорских островов. И за это время они не только сохраняют жизнь, но и способность плодоношения. Некоторые саргассы совершают целое круговое путешествие, возвращаясь к себе на родину, к Караибскому морю, и затем совершают вторичное путешествие. Другие попадают внутрь кругового кольца и отмирают.
— Ах! Что это? Живое! — вскрикнула от неожиданности Вивиана.
Томсон рассмеялся.
— Это — австралийский морской конек-тряпичник, а это — актеннарии, — самые любопытные обитатели Саргассова моря. Видите, как они приспособились? Их не отличить от водоросли!
Действительно, окрашенные в коричневый цвет, испещренный белыми пятнами, с изорванными формами тела, актеннарии чрезвычайно походили на водоросли Саргассова моря.
На Острове Погибших Кораблей, с момента отплытия подводной лодки, события шли своим чередом.
Когда кап. Слейтон упал, сраженный пулей, Флорес молча постоял над лежащим окровавленным губернатором, потом вдруг дернул за руку склонившуюся над ним Мэгги и коротко, но повелительно сказал ей:
— Уйди!
Плачущая Мэгги, прижав ребенка, ушла.
Флорес наклонился к капитану со злой искоркой в прищуренных глазах.
Капитан Слейтон был его соперником в любви и в честолюбивых замыслах. У них были старые счеты. Насытившись видом поверженного, умирающего врага, Флорес вдруг приподнял Слейтона и столкнул его в воду.
— Так лучше будет, — сказал он и, обратившись к островитянам, крикнул: — Эй, вы! Капитан Фергус Слейтон убит, и его тело погребено мною! Остров Погибших Кораблей должен избрать нового губернатора. Я предлагаю себя. Кто возражает?
Островитяне угрюмо молчали.
— Принято. Подберите раненых и ружья. Идем!
И он зашагал по направлению к своей новой резиденции, радуясь, что все разрешилось так скоро. Однако, его удовольствие было неполным. Какая-то неприятная, беспокоящая, еще неясная мысль мешала ему, как тихая зубная боль, которая вот-вот перейдет в острую. Флорес шагал по знакомым «улицам», — мосткам, переброшенным через корабли, пересекал полусгнившие палубы, поднимался на «горы» высоко сидящих в воде больших кораблей, спускался в «долины» плоскодонных судов, а какая-то беспокойная неясная мысль все сверлила его мозг…
Замешкавшись у одного перехода, он услышал голоса следовавших за ним ирландца О’Гарра и старика Бокко.
— …Как собаку, в воду… — говорил Бокко.
— Не терпится ему! — ответил О’Гарра.
Голоса замолкли.
«Так вот оно что, — подумал Флорес, влезая на борт старого фрегата. — Недовольство!» — И Флорес вспомнил угрюмое молчание, сопровождавшее его избрание.
Флорес не ошибся. Даже на огрубевших, одичавших островитян произвел неприятное впечатление слишком упрощенный способ похорон губернатора.
Флорес был не глуп. Подходя к губернаторской резиденции, находившейся на фрегате «Елизавета», новый губернатор уже обдумал план действия.
Войдя в большую, прекрасно обставленную каюту — бывший кабинет кап. Слейтона, — Флорес опустился в глубокое кожаное кресло, развалившись с независимым и вместе с тем гордым видом. Затем он звучно хлопнул три раза в ладоши, совсем как Слейтон, даже лучше — отчетливей и громче.
На пороге появился негр.
Флорес посверлил глазами его черное лицо, но ничего не мог прочитать на нем.
— Боб, — сказал Флорес, — где у Слейтона хранился гардероб? Проведите меня и покажите.
Боб, не выразивший удивления при виде Флореса на месте Слейтона, был поражен подчеркнуто вежливым обращением нового губернатора, вместо прежнего — фамильярного.
Но в этом у Флореса был свой расчет: показать разницу изменившегося положения. И он не ошибся. Боб как-то съежился и, поспешно засеменив к выходу, ответил почтительно-вежливо:
— Прошу вас.
Они вошли в большую полутемную каюту, превращенную в гардеробную. Две стены были заняты шкапами. Почти половину каюты занимали огромные сундуки черного дуба с резьбой, окованные позеленевшей медью и серебром.
Негр открыл выдвижные дверцы шкапов. В них в большом порядке висели костюмы различных эпох, профессий, национальностей, — как в костюмерной большого оперного театра.
— Вот штатские костюмы, — пояснял негр, вынимая пахнувшие сыростью старинные сюртуки с высокими воротниками, широкими отворотами, цветные шелковые жилеты.
Флорес отрицательно покачал головой.
Во втором шкапу были более современные костюмы: смокинги, сюртуки и даже фраки.
— Не то, не то.
Перед гардеробом с морскими форменными костюмами Флорес остановился несколько долее. Он пощупал рукой одну тужурку из прекрасного английского сукна, — костюм капитана, — но, подумав о чем-то, закрыл и этот шкап.
— Не то, Боб. И это все?
— Есть еще здесь, — ответил негр, показывая на сундуки.
— Откройте.
Не без труда Боб поднял тяжелые крышки.
Флорес удивился, не почувствовав запаха сырости и тления. Крышки так хорошо были пригнаны, что внутри сундуков было совершенно сухо.
Когда негр поднял чистый кусок полотна, аккуратно прикрывавший костюмы, у Флореса невольно вырвалось восклицание, и глаза его разгорелись.
Здесь были сложены драгоценные испанские костюмы, покрой которых показывал, что им не менее двухсот лет.
Камзолы из аксамита (бархата) — малиновые, голубые, красные — были расшиты золотом и осыпаны жемчугом. Манжеты и фрезы (большие воротники в несколько рядов) из тончайшего кружева, шелковые шнуры «бизетт»[2]), блонды цвета небеленого полотна, — все это поражало своей роскошью и тонкостью работы. Женские костюмы были еще роскошней. Длинные, с висевшими до полу рукавами, с зубцеобразными вырезами по краям, эти яркие шелковые, парчевые и бархатные платья были тяжелы от нашитых изумрудов, рубинов, жемчугов…
2
Бизетт — цветные шнуры, которыми украшалось платье. Блонды — кружева из шелка. Название свое эти кружева получили за желтоватый отлив своих ниток (по фр. blond— соломенный цвет).