Страница 24 из 58
- Слушай, как называется человек, который может, но не хочет? - осведомился он у Олмера. Юный германец отозвался без раздумий:
- Сволочь.
- А который хочет, но не может?
- Импотент? - предположил Олмер. Сашка покачал головой:
- Неверный ответ. Не импотент, а одинокий человек... Кинь сухарь.
- Держи. Сам учил - для хорошего человека дерьма не жалко.
- Ох, наглым ты стал... - Сашка захрустел. - Посуди сам, каково мне! Хотя - где тебе понять...
- Ну уж как-нибудь... - Олмер смотрел на командира с искренним сочувствием. - Ну... хочешь - спою? Может, станет легче - может, станет тяжелей, но настроение точно изменится, обещаю! А то смотреть на тебя такого жутко.
- Спой, - согласился Сашка. - Только постарайся, чтобы я не уснул, - он и в самом деле зевнул.
Но уснуть не удалось. С первых же строк Сашка село прямей, вытянув одну ногу и обхватив руками колено второй. И так, сидя, слушал до конца...
- Вот и война - беспокойно сердце,
В небе война - вот чего ты жаждал.
Ну так прямее держись в седле -
Ведь ты всё решил для себя однажды.
Светлы знамёна на серых башнях,
Твёрды сердца - но благие боги! -
Так дня не прошло, чтоб один из наших
Кровью не красил эти дороги...
Войско идёт, оставляя павших,
Память оставь, а раны залечим.
Так сложим баллады о вас, бесстрашных,
Да отомстим, если так вам легче.
Да не взыскуйте же жизни долгой,
Да не надейтесь на победу!
Так, рана за рану, око за око, шаг за шагом
Идём по следу, идём по следу...
Ты же взглядом холодным и тёмным
Смотришь на нового героя -
Так будет день, и вода сомкнётся
И над тобою, и над тобою...
Ты, как и он, песок обнимешь,
И захлебнёшься предсмертной вестью -
Вот хорошо бы, не очень скоро,
Да хорошо бы, ещё чтоб с честью...
Ну, да всё это не очень страшно -
Дайте дорогу, долой сомненья!
Хрипом предсмертным зовёт герольд твой
На поединок с тенью,
с тенью...
Время пришло, вот он, мой зов -
Медленный гул колоколов... (1.)
1.В нашей реальности - это песенный текст группы "Анарион".
20.
Кончалась вторая неделя мая, который вступил в свои права окончательно и бесповоротно. Вернулись последние перелётные птицы, стойкая зелень покрыла деревья, а на земле простёрся сплошной ковёр травы. Всё дольше и дольше оставалась в небе Ближняя, всё теплей становились ночи и всё сильней пригревало днями. Как выразился однажды Горька: "Воевать стало лучше, воевать стало веселей!"
Всё это время отряд перемещался и, кажется, не ведя активных боевых действий, сумел полностью "обрубить хвосты". Настало время заняться делами - заложить солидную базу с запасами продуктов, боеприпасов, лекарств - и приступить к операциям. Благо, тут это было просто - коммуникации, растянутые по лесам, были фактически беззащитны, а в деятельности джаго ощущалась буквально осязаемо та суета, которая характерна для этих существ при сильном испуге. Видимо, умерший пилот не обманул юных партизан - и дела Чужих шли плохо.
Место для базы отыскал неугомонный Горька, и произошло это, кстати говоря, совершенно случайно. Он охотился за солнцерогим оленем - волки гнали животное, а юноша пересекал ему путь. В отчаянной надежде спастись олень совершил прыжок через неширокий, густо заросший дикой малиной, переплетённой плющом, овраг. Волки прыгнули следом; Горька в азарте прыгнул тоже и только в полёте сообразил, что не долетит до края. Извернувшись в воздухе, Горька закрыл лицом руками и грохнулся в кусты.
Ударившись о что-то твёрдое головой, он потерял сознание...
...Привело его в себя встревоженное поскуливание волков. Открыв глаза, Горька обнаружил, что лежит на песке, над ним качаются ветви, а в пробитой его телом дыре - видны обеспокоенные серые морды.
Оказалось, что в склоне оврага скрывалась за густейшим зелёным пологом просторная и сухая пещера, в глубине которой, таинственно и еле слышно позванивая, тёк ручей. Сюда Горька и влетел
Жить в пещере постоянно никто не собирался. Но для склада, укрытия, госпиталя - лучшего места было просто не найти.
- Если ты провалишься в пекло, то непременно найдёшь там золотую жилу, - завистливо сказал Мирко ухмыляющемуся Горьке. Он-то предлагал свой вариант - наверху под речным берегом - но это, конечно, проигрывало по сравнению с замечательной "пещерой Белкина". Мирко только и мог теперь удовлетворять поруганное чувство самолюбия тем, что произносил это название как "пищера белки... на", над чем Горька первым и хохотал.
Разговор этот - о пекле и жиле - вели, устроившись на ночь над речным берегом, за свесившимися к воде ивами. Костерок был небольшой, секретный, но жаркий, просто чтобы пожарить мясо и испечь в золе набранные клубни стрелолиста. Все уже соскучились по хлебу, какому-никакому, а уж чёрного никто и не вспоминал.
Такие часы Сашка, если честно, очень любил. Куда больше, чем переходы, нападения, перестрелки, которые обожал даже склонный к философии Горька. Сашка же, если сказать по правде, по натуре, по природе - вовсе не был воинственным, и наслаждение тишиной и вечером у костра, когда не надо никуда спешить и ни о чём не приходиться беспокоиться, сейчас полностью им владело. Иногда он думал, что уже давно привязан к друзьям сильней, чем ко всей своей потерянной семье... мысль о ней вызывала тупую горестную боль, привычную и отдалённую. "Хорошо бы, чтобы все остались живы, - подумал он о сидящих рядом. Хотя и понимал отчётливо: вряд ли им так повезёт. - А может, ничего не делать, просто затаиться и переждать?!" Но нет. Никто не согласится пережидать. А значит, надо будет сидеть и с ужасом гадать: кто следующий?!
Горька. Самый верный, самый лучший, самый надёжный друг Горька, насвистывая что-то под нос, стоит на коленях возле огня и поворачивает палочки с нанизанными кусками мяса. И Галя - как всегда, в хлопотах, чинит прорехи на его куртке; следы падения в малинник.
Мирко лежит в стороне от огня на боку, а Бранка, тоненькая, большеглазая, счастливо улыбаясь, использует его, как спинку мягкого дивана; их пальцы переплетены.
Красавец Димка вдевает новые шнурки в свои брюки. Шнурки сплела ему Люська; сейчас она смотрит и улыбается, а Димка, почувствовав на себе её взгляд, поднимает глаза - и улыбается тоже.
Дик и Машка сидят спина к спине и любуются звёздным небом. Руки - ладонь в ладонь, оба безотчётно счастливы, просто потому, что жить на свете очень хорошо.
Олмер лежит на спине, нога на ногу. Играет ножом, заставляя его вертеться над пальцами и между ними - и лицо у мальчишки беспечное.
Нелюдимая Нинка, как обычно, чистит и перебирает свою снайперку - так, словно в этом весь смысл жизни.
Они все - у огня. Им всем - хорошо. Всё это - одна большая и дружная семья, где один за всех и все за одного, радости и беды - на всех поровну...
Кто же?! Кто?!
Если бы Сашка мог - он бы по капле отдал свою кровь за каждого из сидящих у костра. За их жизнь. И дело даже не в том, что он командир, а командир обязан заботиться о своих людях. И не в том, что он старше... а в чём тогда? Сашка не знает. У него нет для этого названия, он не может определить это чувство.
Горька повернулся встревоженно, и тёплое чувство мягкой волной вымыло из души Сашки все беды, опасения и сомнения:
- Всё хорошо?
- Всё отлично, Горь, - улыбнулся Сашка. - Ну-ка, кинь на палочках, что там и как?..
...То ли настроение Сашки повлияло, то ли вмешался Его Величество Случай - но Горька извлёк из мешочка -