Автомобильный король

Генри Форд, как никто другой из ныне живущих, выкорчевывал и разрушал старую Америку; но он не стремился к этому, он думал, что люди могут пользоваться машинами и удобствами нового мира, сохраняя идеи старого. Он хотел вернуться к своему детству и побуждал миллионы других хотеть того же. Богатые леди и джентльмены разъезжали в своих дорогих лимузинах по отдаленным горам и дебрям, разыскивая старинные фермерские дома, в которых еще сохранились таганы, кухонные котелки, органы и древние этажерки. Они покупали эти драгоценности, забирали их с собой и водружали в своих по-современному обставленных домах рядом с ультрамодными стойками и самоохлаждающимися приборами для приготовления коктейлей.

Казалось бы, это приятное и безобидное занятие для стареющего великого человека; безопасная игрушка, которой он, впадая в детство, может спокойно забавляться. Но даже тут его преследовали неприятности. Никуда не скроешься от неприятностей.

Какой-то весьма оборотистый делец уговорил Генри купить белый коттедж "отчий дом Стивена К.Фостера", автора "Вниз по Соуони-Ривер" и других американских популярных песен. Когда сделка состоялась и началась рекламная шумиха, явились племянница и племянник композитора и сообщили, что он вовсе не родился в этом коттедже; автомобильный король оказался вовлеченным в настоящую войну. Он был упрямейшим из людей и не хотел допустить, что совершил ошибку; он самолично посетил престарелую дочь композитора, уже совершенно выжившую из ума. Фордовские агенты потратили несколько недель на уговоры, просьбы и обещания, прежде чем они добились от нее письменного показания, которое явно противоречило заявлению, опубликованному ею, когда она еще была в здравом уме.

Война захватила и придворных автомобильного короля. Каждый старался оттереть другого. Они плели интриги, подделывали интервью, пытались даже пристроить своего инспектора в местную нотариальную контору. Но улик становилось все больше, и Генри, оповестившему по радио, что он приобрел "не копию, а подлинный белый коттедж, в котором родился Стивен К.Фостер", пришлось внести изменение в свой каталог и описать покупку N_35 просто как "Дом Стивена Фостера". Дальше этого он пойти не мог - хотя в действительности ни Фостер, ни кто-либо из членов его семьи никогда не жил в этом доме, и даже пришлось заделать большое слуховое окно, чтобы придать ему сходство с настоящим фостерским домом, который давно уже пошел на слом.

49

Осуществляя свой крестовый поход против новой Америки, Генри объявил войну возмутительным новым танцам, которым представители международного еврейства и большевики научили американский народ на его погибель. Генри любил скромную и веселую кадриль, которую танцевали фермеры, когда он был еще мальчишкой.

В Новой Англии он разыскал специалиста по старинным танцам, насаждавшего это почти забытое искусство, привез его в Дирборн и включил его фамилию в ведомость заработной платы, и немного погодя появились танцклассы по изучению "шотландского танца", "лансье", "котильона" и тому подобных танцев, в которых участвуют шесть пар.

Генри разыскал также старых скрипачей и устроил состязание между ними. Они играли "Индюка в соломе", "Ирландца у заставы", "Каменистую страну", "Старикашку Зипа", "Пару долларов в кармане"; они учили школьников этим старинным мелодиям. На рождестве 1925 года в главном зале большой новой лаборатории в Дирборне, предназначенном для испытания новых моделей, сдвинули машины, накрыли их холстом, натерли пол, и пятьдесят пар, среди них Генри с женой, протанцевали виргинский танец. Из штата Мэйн привезли дедушку Мелли Дэнхэма, маститого исполнителя старинной плясовой музыки, и вот, пряча беззубый рот в седую бороду, он пиликал "Леди Вашингтон", "Трубку рыбака", "Арканзасского путника", а инженеры, администраторы и друзья Генри "выкамаривали ногами", к удовольствию многочисленных зрителей.

Генри охотно беседовал с репортерами и высказывал свои соображения по этому серьезному вопросу. Старинные танцы способствуют дружеским отношениям, говорил он. "Нельзя танцевать эти танцы, не соприкасаясь по меньшей мере с семью человеческими существами. Вы беретесь за руки, вы чувствуете человеческое прикосновение, добрососедство, почти утраченное вами. Америка, весь мир нуждаются во взаимном понимании, в веселом общении". Генри заявил, что так же, как в свое время он выпустил в свет книгу об управлении автомобилем и уходе за ним, так теперь он выпустит книгу о танцах, всеобъемлющую и авторитетную; старинные танцы будут стандартизованы, их фигуры будут так же взаимозаменяемы, как и части модели Т.

Эбнер, Милли и их баптистские друзья в молодости танцевали, потому что любили танцевать. Но с тех пор прошло много времени, они состарились и устали, а молодежь предпочитала современные танцы. Но вот Генри сказал им, что танцевать виргинский танец и лансье - это акт патриотизма, и они решили тряхнуть стариной. Баптистское "Женское общество" сняло помещение, пригласило старенького скрипача, и Эбнер с Милли, впервые со дня их свадьбы, отправились на вечер с танцами. Как Давид плясал что было мочи перед господом, так теперь протестантская Америка заходила ходуном перед ковчегом ее старинных традиций.

Но Эбнер и Милли пришли на танцы всего один раз, почему-то старинные танцы не оказывали на них своего волшебного действия. Здоровье Милли совсем пошатнулось, что же касается Эбнера, то судьба сыграла с ним скверную шутку. Как раз в то время, когда его великий хозяин повелел ему танцевать, подручные хозяина так его прижали, что по дороге домой он едва сидел за рулем своего форда.

Дела семейства Шатт шли так хорошо, что ее глава стал, пожалуй, слишком самоуверенным. Червь точил его мозг - червь воспоминания о тех давно прошедших днях, когда он лично беседовал с Генри Фордом. Тот летний вечер в 1893 году, когда он вместе с отцом пришел к сараю на Бэгли-стрит; то утро в 1904 году, когда он сам обратился к могущественному хозяину и получил у него работу; беседа с ним в следующем году, когда он говорил о навинчивании гаек и, очень возможно, подал ему мысль о сборочном конвейере! И столь много суливший 1914 год, когда агент "социального отдела", по непосредственным указаниям Генри Форда, приходил к нему и давал советы его семье. Можно ли упрекать Эбнера за то, что он считал себя заслуживающим несколько большего внимания, чем другие рабочие на конвейере?