Страница 12 из 146
- Что творится, что с погодой?
- Что тебе погода? - буркнула та в ответ. Тоска и одиночество прозвучали в её голосе. – Хотя в этом году метелей больше, просто ужас какой-то!
Вера похлопала по дивану рядом с собой, приглашая сесть. Старуха недоверчиво поджала губы, а Вера неторопливо заговорила. Она так всегда делала, когда хотела, чтобы отец рассказал то, что никак не хотел рассказывать. Так именно отца, а не от матери она в детстве узнала, чем отличаются мальчики от девочек, и получила разрешение залазить на старую яблоню. Главное говорить неторопливо и о себе, вручая нечто вроде доверительной грамоты.
Вот и теперь Вера певуче рассказывала:
- В моём мире, зима только три месяца. А в последние годы и вовсе мягкая. Снега мало, в городах его счищают и увозят. У нас все говорят, что грядёт потепление. Может и так оно и есть. Знаешь, у нас очень редкими стали снежные зимы. Разве на Севере…
- А здесь снега много, - старуха села напротив неё, и её колени так хрустнули, Вера испуганно вздрогнула, думала, что сломался стул, но старуха вздохнула. - Метель, вот кости и хрустят. Что тебе надо? Я ведь поняла… спрашивай.
Вера мягко взяла старую женщину за морщинистые руки.
- Не злитесь, я просто не знала, как начать разговор.
- Начни с главного, у нас стариков мало времени, - старуха не отняла рук и улыбнулась Вере.
- Спасибо за помощь! Меня зовут Вера. А как зовут Вас? А то как-то дико. Вы меня поите, кормите, а я не знаю, как обратиться к Вам.
- Тара… меня зовут Тарой, - старуха заулыбалась девушке, - не обращайся ко мне во множественном числе, у нас это не принято. Говори - ты.
- А какая уважительная форма обращение к людям, прожившим многие годы? Помоги, мне надо научиться здесь жить.
Тара вздохнула.
- Трудно тебе придется. Он ведь вкачал в тебя только язык. Говори спокойным голосом, не кричи и если есть необходимо, то к пожилым людям добавь…
Дверь с шорохом ушла в стену, и в комнату порывисто вошёл Рамсей.
- Что и её учишь жизни? – он криво усмехнулся. – Не старайся, жизнь научит лучше любого учителя. Кстати, у неё есть знания не только языка. Препарат передал информацию наиболее близкую к её прежним знаниям.
Вера лихорадочно провела ревизию своим извилинам, однако ничего нового не обнаружила, поэтому сделала, как всегда в таких случаях, - вопросительно уставилась на него. Сработало. Рамсей какое-то время играл желваками, ожидая расспросов, потом разродился вопросом сам.
- Ну и как?! Не хочется поплакать о поисках избранника и страданиях? – и презрительно выпятил челюсть.
- Почему поплакать? - чего угодно она ожидала от него, но не этого.
- Лилдах любила слезливые стихи.
- Я тоже люблю стихи, но не там, где плачут, - она дерзко взглянула ему в глаза.
- Таких нет.
- Есть «Сколько раз, ошибаясь, жалеем потом:
Не прощая других, с непрощеньем живём.
Наступаем на прежние грабли судьбы,
Но мудрее не стали от этого мы»[2].
- Не знаю таких стихов, – Рамсей, порывшись в памяти, повторил, - не знаю, но уверен, что это написала не Лилдах.
И опять голосом сирены Вера пропела:
- Ну вот, а туда же… критика из себя изображаешь! Просто признайся, что не понимаешь стихов. Не стесняйся, поэзия только для высоких умов. Тебе просто извилин не хватает! Ты бы перья в кольца завил, может и в мозгах что-нибудь закрутилось.
Вере отец часто рассказывал, что в детстве он удирал от неё, когда та начинала вещать голосом сирены. Он был не в состоянии сопротивляться этому голосу и делал всё, что она попросит. Если она кого-то хотела разозлить, например вредного однокурсника или водителя маршрутки, то за короткое время этим голосом приводила человека до состояния близкого к обмороку.
Рамсей среагировал, как положено, посерел и выскочил из комнаты. Через полчаса он вернулся, считая недостойным такому мужчине, как он, пасовать перед неизвестно кем. Он смотрел на неё, испытывая сложное чувство. Из-за того у неё было тело Лилдах, он её ненавидел, но эта девушка притягивала его, своей дерзостью и непохожестью на всех кого он знал.
Вера готовилась к следующему раунду, а тот раздражённо воскликнул:
- Итак, значит ты, такая же, как Лилдах?! Ненавижу её!
Потрясённая экспрессией, с которой он прокричал «ненавижу», Вера решила несколько остудить его ярость и равнодушно спросила: