Страница 12 из 42
Офицер упал, не издав ни звука. Взглянув на шоссе, я увидел, что колонна продолжает двигаться, уже проходит ее хвост, и на сердце сразу отлегло, почувствовал себя свободно, как будто вынырнул из страшной глубины.
Круто повернув вправо, мы вышли на шоссе, догнали колонну и пристроились к ней в затылок.
Я оглянулся. По неосторожно мелькнувшему огоньку определил, что сзади идет следующая колонна. Все спокойно. Значит, еще рано. На левой обочине в легковой машине дремлет шофер. „Машина этого офицера. Как хорошо, что он не из колонны, повезло!“ — подумал я и с удовольствием нащупал за пазухой документы, снятые с убитого.
Далеко сзади поднялась стрельба. Я скомандовал:
— Вплотную к последнему танку!
Мы почти уперлись в него пушкой. Стреляю в башню и второй раз в башню. Танк остановился. Никто из этого танка не выскочил, и он не загорелся. Это меня радует. У нас еще темно, а позади, где стрельба становится все сильнее, уже совсем светло. Мой напарник, следовавший сзади, обходит меня и тоже стреляет. Ему не повезло. Танк, в который он стрелял, вспыхнул яркой свечой, к тому же экипаж успел выпрыгнуть, и, чтобы уничтожить его, пришлось открыть пулеметный огонь. Теперь светло не только сзади, где действует Новиков, — там сплошное зарево, но и тут, около нас. Гитлеровцы уже поняли, что их кто-то расстреливает. В голове колонны началось движение в сторону, паника.
Я выстрелил в немецкий танк, спешивший нам навстречу, но, кажется, промазал, так как только после выстрела моего напарника он съехал в кювет. Эти выстрелы выдали нас. Двигаться по шоссе стало невозможно. Трассирующие снаряды летали вдоль шоссе и с хвоста колонны в голову, и с головы колонны в хвост. Наша машина рванулась на обочину, в темноту лощины. Отъехав подальше от шоссе, мы увидели, что вся колонна, в панике рассыпавшись по полю, спешила назад, в Козин. Два немецких танка, стоявших в отсвете пожара, развернув башни назад, вели огонь вдоль шоссе по своей шедшей им навстречу колонне. Колонна не замедлила ответить. То тут, то там вспыхивали костры. Это веселило Никитина.
— Свои своих бьют! — кричал он.
Я еще раз не удержался — выстрелил. Выстрелил и мой напарник.
С шоссе в нашу сторону тотчас полетели огненный серпантин из пулеметов и красные ленты трассирующих снарядов.
Все-таки нам посчастливилось: гитлеровцы заметили нас, когда Новиков уже дал сигнал отхода. Увидев пулеметные трассы, прочертившие небо сзади влево от шоссе, и зеленые ракеты, мы стали отходить на тихом газу, с пушками, развернутыми назад, преследуемые роем трассирующих снарядов».
Тяжелое то было время.
Танкисты выходили в бой на стареньких «Т-26» и «БТ-7», в одиночку на тридцатьчетверках и «КВ-1» отбивались от вдвое, втрое превосходящего врага. Врукопашную схватывались с немецкой пехотой, кололи штыками, рубили лопатами, били гаечными ключами и ломами.
Подвиг, еще не повторенный никем, совершил, обороняя Москву, лейтенант Лавриненко. За месяц боев он подбил 52 танка противника, несколько орудий, с десяток автомобилей, мотоциклов, раздавил минометную батарею.
Это еще раз говорит о том, какой грозной силой в руках опытного экипажа был танк «Т-34».
А что это была за сила, свидетельствует документ, составленный в канцелярии Третьего рейха:
«Обстрел танка „Т-34“ противотанковыми гранатами давал переменный успех… При стрельбе с фланга наблюдалось, что снаряды даже на расстоянии 100 метров отскакивали от брони… Фугасная граната против ходовой части не действительна. Противотанковый 37-мм снаряд на близких дистанциях не действителен».
Зато генерал Эрих Шнейдер, попробовавший, что значат снаряды тридцатьчетверки, записал:
«Танк „Т-34“ произвел сенсацию. Этот 26-тонный русский танк был вооружен 76,2-мм пушкой, снаряды которой пробивали броню немецких танков с расстояния 1,5–2 тысячи метров, тогда как немецкие танки могли поражать русские с расстояния не более 500 м, да и то лишь в том случае, если снаряды попадали в бортовую и кормовую части танка „Т-34“».
Сенсация, конечно, неприятная. Особенно если вспомнить размашистую запись Гитлера, сделанную им накануне войны в книге для почетных посетителей Куммерсдорфского полигона: «Германия будет иметь лучшие танки!»
Но, испытав на себе мощь наших танков, генерал-фельдмаршал Клейст, которому не откажешь в боевом опыте (в бункерах он не отсиживался), записал другое:
«Их „Т-34“ были лучшие в мире».
Правда, обманулся, причем крепко, в своих ожиданиях и Гитлер. Показывая ему на том же Куммерсдорфском полигоне свои танки, генерал-полковник Гудериан обещал: «Комбинированным ударом они смогут парализовать противника, рассечь его на отдельные группы и изолировать. Танковые клинья будут неудержимо двигаться вперед, а следующая за ними пехота должна завершать уничтожение деморализованного противника».
Мощно, уверенно и весомо звучали такие блистательные прогнозы главного танкиста рейха. И не поверить им было просто невозможно, да и не хотелось.
На деле же получилось совсем иначе. Особенно в том пункте прогнозов Гудериана, который касался деморализации противника. А вот если говорить о воздействии советских танков на фашистов, то есть много убедительных фактов, свидетельствующих о моральном состоянии гитлеровцев при атаках наших «КВ» и тридцатьчетверок, и среди этих фактов следующее сообщение генерала Блюментрита:
«В районе Вереи танки „Т-34“ как ни в чем не бывало прошли через боевые порядки 7-й пехотной дивизии, достигли артиллерийских позиций и буквально раздавили находящиеся там орудия. Понятно, какое влияние это оказало на моральное состояние пехотинцев».
Вот вам и рассекающие удары и деморализованный противник!
Впрочем, туго тогда приходилось не одним немецким пехотинцам. Гейнц Гудериан, тот самый, который обещал Гитлеру молниеносно прорывать советские позиции, уже осенью 1941 года горько сетовал на неподходящую для него и его танков русскую погоду:
«Осенью 1941 года танкистам (гитлеровским. — А. Б.) было вдвойне тяжело: во-первых, потому, что их машины, имевшие слишком узкие гусеницы, едва могли двигаться со скоростью танков 1918 года…»
Что ж, обида танкового генерала Гейнца Гудериана вполне понятна. Тем более если обратиться к выводам немецкого эксперта по бронетанковой технике профессора Зенгер-унд-Эттерлина, который совершенно откровенно и прямо признал:
«Русский „Т-34“ превосходил все другие типы танков…
Хорошая проходимость по грязи и снегу благодаря широким гусеницам…»
К тому времени, уже окончательно уверившись в несокрушимости советских танков, немецкие военные танковые теоретики в непременном порядке предупреждали курсантов главной гитлеровской танковой школы в Вюнсдорфе:
«…Из числа танков Красной Армии наиболее грозным является „Т-34“. Его эффективное вооружение, талантливо использованные наклоны брони и высокая подвижность делают борьбу с ним крайне трудной задачей».
Отметим тот факт, что все это говорилось во время отступления и оборонительных боев Красной Армии. Но даже в этот период командование вермахта издало приказ, запрещающий немецким танкам вступать в единоборство с танками типа «КВ». Всю борьбу с ними перекладывали на плечи мощных зенитных орудий и авиации. В этих оборонительных боях родилась советская танковая гвардия. Первой из танковых соединений звание гвардейской получила 4-я танковая бригада, которой командовал генерал-майор танковых войск Михаил Ефимович Катуков.
Это именно она нанесла тяжелые поражения войскам 2-й танковой армии Гудериана, сорвав наступление на Тулу.
Эта бригада стала в дальнейшем называться 1-й гвардейской танковой бригадой. Действуя из засад и нанося короткие, но мощные огневые удары, танкисты-катуковцы всего за несколько дней боев подбили 133 танка, 49 орудий и много другой техники.
…Экипажи Афонина и Лещинина находились в засаде. Танкисты заметили, что пять фашистских танков с десантом автоматчиков пытаются зайти во фланг нашего подразделения. И хотя силы были неравные, советские танкисты нанесли по врагу удар.