Дезертир

Но Никита не смог привыкнуть. А значит, обречен. Стоит ли тянуть? Автомат лежал на груди, его близость успокаивала. Пока у тебя в руках оружие, в этих руках все. Можно изменить будущее в любой момент, просто вычеркнуть его. Запасной выход из Черной были для тех, кто устал от белых полосок на черной душе. Для тех, кого доконала Зона. Тоже не редкость в спецбатальонах… Хотя стреляются почему-то чаще во второй линии.

Еще ракета. Никита поднял ладони, заслоняясь от ее света, от пристального взгляда оставшихся за кордоном. Он чувствовал себя почти мертвым и почти свободным. Хорошо.

Позади что-то хрустнуло, какая-то ветка, и Никита резко вскинулся, перевернулся на живот, нашаривая скобу спускового крючка. Никого… Пустая канава, черно-желтая от света ракеты. Четкие тени трав. Там, впереди, в метре за лежащим Удуновым – Зона. Там живут чудовища, оттуда приходят кошмары и волшебные сказки. Туда рвутся тысячи любопытных идиотов со всего мира, но их вэвэшники останавливают далеко позади, на третьей линии. Зачем они туда лезут? Говорят, некоторые проскальзывают и потом пытаются вернуться. Их убивают, конечно.

Еще не понимая, что делает, Никита протиснулся мимо Удунова и замер, прислушиваясь к новым ощущениям. Их, конечно же, не было: все тот же страх, отчаяние и вместе с тем странное чувство свободы. Сзади окрикнули, Никите показалось, что он узнал голос Ачикя-на. Беспокоится? Вряд ли. Они все будут рады, если он не придет назад. А зачем Никите возвращаться? Медленно сходить с ума?

– Не всех останавливают, пробираются некоторые ублюдки. Но если там живут люди… То и я смогужить? Если нельзя идти назад – значит, надо идти вперед?

Потом Никита думал, что именно в этот момент более всего приблизился к сумасшествию. Настоящему – с пусканием слюней, бессвязной речью, галлюцинациями. Психоз, окружавший Зонупо периметру, едва не пожрал его. Многого рядовой Нефедов не знал, например, того, что большинство проходивших срочную службу в спецбатальонах рано или поздно попадают на учет к психиатрам. Не знал что офицерам специальной инструкцией запрещалось занимать должности в спецконтингенте дольше, чем два года, но инструкция эта не выполнялась, потому что слишком мало было желающих занять их места.

– Нефедов! Если с тобой все в порядке, подними руку! Подними руку! – Лейтенант откуда-то раздобыл мегафон. – Рядовой Нефедов! Приказываю вернуться!

«Ага… – думал Никита, извиваясь в канаве ужом и уползая все дальше от линии. – Я подниму руку, и вы ударите из гранатометов. Я подползу ближе, и вы меня расстреляете. Зачем я вам? Сволочи…»

Он даже перестал думать о Зоне, так боялся, что вот сейчас пулемет с вышки прострочит трассирующей нитью канаву, от кордона до линии и дальше, настигнув беглеца. Но никто не стрелял, только лейтенант все кричал и кричал что-то. Добравшись до первых деревьев, Никита боком выкатился из канавы, и по нему тут же ударили из автоматов.

– Не стрелять!!! – донесся крик лейтенанта. – Нефедов! Движение в Зоне, Нефедов! Где ты?!

Пули легли близко, и если бы автоматчики не подчинились приказу, то нашарили бы Никиту. Он, то приподнимаясь на четвереньки, то снова падая на живот, продвигался дальше в «зеленку». Пусть его сожрут монстры, пусть укусит зомби, пусть! Только бы не назад к этим гадам!

– Нефедов!!! – последний раз крикнул лейтенант. – Нефедов, вернись!

А потом блокпост открыл огонь из всех стволов и подствольников. Никите рассекло щеку отлетевшими от дерева щепками, осыпало сбитой листвой. Он вскочил на ноги и побежал, даже не пытаясь прятаться, ужас доконал его. На третьем шагунога вдруг провалилась в пустоту, мир перевернулся. Кубарем скатившись в овраг, Никита оказался в мелком, грязном ручье, по которому и помчался дальше, удаляясь от кордона наискосок.

Потом,все смешалось окончательно. Никита устал бежать, перестал слышать выстрелы, и только свет от выпускаемых в небо ракет иногда доставал его. Сначала солдат падал в воду, старался спрятаться, потом стало все равно. В какой-то момент пошел дождь, редкий, но очень колючий и холодный. Никита замерз и, хрипло поскуливая, попытался выбраться наверх, но склоны оказались крутыми и скользкими. Он падал, снова бежал по ручью, карабкался вверх и опять падал. Наконец рука нащупала корни, и Никита, зажав зубами ремень автомата, подтянулся-таки и пополз уже по мокрой траве.

Рядом оказалась стена. Никита не стал разбираться, что это за здание, не пытался даже осмотреться. Он просто прижался к мокрым кирпичам и замер, постаравшись стать незаметным, исчезнуть. «Меня нет, меня нет…» Кажется, сверкали молнии. Кажется, кто-то выл в овраге, Никита ни в чем не был уверен.

Дождь хлестал косо, с левого бока. Остановившись, солдат стал замерзать, тело охватила крупная дрожь. Никита поднял воротник, устроил «Калашников» на коленях. Все, понял он. Зона. Назад пути нет. Потоки воды стекали в овраг, разбитые кирпичи окрашивали подтеки в красный цвет. Он ощупал стену, встал на дрожащие ноги и постарался понять, где находится. Бесполезно: Никита даже не помнил, с какой стороны прибежал.

Зона оказалась полна звуков, но дождь скрадывал их, смешивал, искажал. Шорох, рычание, вой и, кажется, чья-то далекая ругань. Или это работает позабытый ушедшими людьми телевизор? Поговаривали и о таком. Никита прижался ухом к холодному кирпичу, прислушался. Стена гудела… Или гудело у него в ушах? Дождь смыл слезы, холод остудил разгоряченную голову. Никита поднял автомат и застыл, не зная, откуда ждать опасности. Так он и простоял до самого рассвета.

9

Над блокпостом то и дело вспыхивали осветительные ракеты, потом началась пальба.

– Праздник у них, что ли? – недовольно пробурчал Малек.

– Ты спи, – строго отозвался Сафик, вызвавшийся караулить первым. – Чтобы встал сразу, как скажу!

– Легко сказать: спи! – Малек поежился под отсыревшей курткой. – Положил под дождь: спи!

– Ушастый же спит.

– Это у него отходняк такой, от антишока, я так думаю, – предположил Малек. – Может, он вообще помрет. Может, там на упаковке написано: спиртное воспрещается! А ты по-английски не читаешь.