Страница 66 из 110
— Зайчик, это был турнепс, если что! — крикнул вслед Мэллин. — Расшвырялась тут именным оружием! Знай, жениться я не намерен ни в коем случае!
Стянул с шеи серебристый шарф, подхватил отброшенный кинжал и запел что-то печально-любовное, о пронзенном сердце и неразделенной любви.
Словно в ответ, в стрельчатых окнах зазеленело закатное небо, облило изумрудным сиянием Черный замок и почернело мгновенно.
Мидир проследил за братом, пока тот не угомонился, но так и не смог дознаться, что послужило причиной впадения в сон-жизнь. Взрывной и искрящийся весельем, Мэллин не мог расхотеть жить сам по себе! Это было очевидно так же, как шатры галатов на горизонте.
========== Глава 26. Вереск и круглый стол ==========
Этим вечером Мидир пригласил Этайн ужинать в трапезную. Глаза ее сияли, медные пряди, частью забранные, частью — небрежно распущенные, сбегали волнами до колен. Лангерок с лейне, простая одежда ее края, подчеркивали красоту той, чьи движения стали еще женственнее, улыбка — загадочнее и мягче. Она — с гордостью подумал Мидир — за девять лет узнала и запомнила не только имена волков, но и имена их жен, детей и родителей, помогла не одной семье и устроила не один брак…
Королеве, по установленному порядку, полагалось сидеть «с другой стороны стола» — в том случае, если король ужинал со своим Домом. Стол этот был очень длинным, Мидир даже не подозревал насколько. Лишь с появлением Этайн он понял, что всегда не нравилось Синни, лишенной возможности общения с мужем и детьми. Но Мидир терпел, не желая нарушать традиции, хотя быть разделенным с Этайн даже на час-другой, не иметь возможности перекинуться словом, вдохнуть родной сладкий запах, невзначай коснуться руки, подкладывая что-нибудь на тарелку или доливая в кубок, оказалось сущей мукой. Этайн никогда не показывала, что ей тягостно или неудобно; никогда ни о чем не просила, но Мидир чуял: все это нравилось ей не больше, чем ему или его матери.
Советнику, чтобы понять эти тонкости и кое-что придумать, понадобилось полгода. В один из вечеров он постучался в королевские покои с манускриптом столь древним, что не рассыпался он только благодаря магии. Зачитал пару параграфов, будто лишь для Этайн: что все в Нижнем мире свивается в кольцо; что Дом Волка первый среди равных, почитаемый больше других, но и несущий большую ответственность… Затем, оборотившись к раздраженному Мидиру, спросил, не хочет ли благой король что-либо изменить в старых правилах, писанных еще Нуаду?
Услышав, что слова предков вполне устраивают его, Джаред поклонился и ушел с обычным непроницаемым видом.
А вечером в трапезной вместо длинного прямоугольного стола появился огромный и круглый. Советник сначала предложил сесть волчьему королю, а потом обвел вокруг счастливую Этайн и усадил «с другой стороны» — то есть рядом с Мидиром.
Она, сняв туфлю, коварно водила босой ступней по ноге волчьего короля и выглядела при этом совершенно безмятежно. Мидир чувствовал ее касание так сильно, словно был полностью обнажен. Хватило его выдержки ненадолго, и вечер закончился очень быстро. Это был тот редкий случай, когда они воспользовались гостевой спальней, не в силах дойти до своей.
Отныне мест за общим столом не хватало, но волки безо всяких обид чередовались, рассаживаясь то за отдельными столами, то за главным, королевским.
Мэллин, который раньше вечно усаживался, где его душеньке угодно, лишь бы не на подобающем ему месте — рядом с Мидиром — находился теперь почти всегда близ Этайн. Сегодня она что-то настоятельно выпытывала у него. Брат кривился, а потом с набитым ртом показывал, что не может ни слушать, ни говорить. Не задумывал очередную каверзу, не дерзил советнику, не препирался с Лианной… Иногда клевал носом, словно засыпая на ходу. Мидир злился все больше и больше и уже готов был спустить с него шкуру, дабы узнать, что стряслось. Но Мэллин будет молчать и со спущенной шкурой!
Алан был где-то рядом, привычно незаметен, Джаред — невозмутим, за напускным спокойствием Джилроя таилась грусть. Фордгалл нахваливал еду, замок и воздавал должное ответственности волков, ставя в пример другим Домам. С явным намеком поглядывал на принцессу Солнца, с которой успел перемолвиться утром, поймав ее одну на крытой галерее.
— Я лишь желаю тебе счастья и не в силах смотреть на твои терзания! — Фордгалл прижал руки к груди, потом развел их плавным жестом. — Разве я дал повод сомневаться в своей дружбе?
— Нет, конечно же, нет! — встрепенулась Лианна, перестав теребить рукав золотистого блио.
— Так прими совет друга: не мучай ни меня, ни его. Мне известно о твоих чувствах! И я обещаю относиться к ним бережно, раз принцу Неба не дано разделить их…
— И ты все равно готов взять меня в жены? — недоверчиво спросила Лианна.
— Ты знаешь о моих чувствах к тебе, не можешь не знать! — в глазах лесного вспыхнул рыжий огонь. — Ты выполнишь волю королевы-матери, я же сделаю все, чтобы твоя жизнь была полна радости. Поверь мне, иногда браки, заключенные по расчету, куда спокойнее и счастливее браков по любви! Таков брак моих родителей.
Лианна отошла к парапету и долго молча следила за полетом ласточек между башен Черного замка. Ответила, не глядя на Фордгалла:
— Я почти готова принять твое предложение. Прошу об одном — дай мне время.
— В твоем распоряжении вечность, моя принцесса, — сощурил тигриные глаза лесной принц…
Однако выглядел Фордгалл так, словно вечность прошла и Лианна уже согласилась. Она притихла, даже волосы не золотились, а отливали тревожным серебром. Глаза ее потемнели, став из светло-янтарных темно-карими. Но солнечная принцесса ничем не выдавала своих чувств, лишь Фордгаллу уделяла чуть больше внимания, чем Джилрою. Поймала брошенный Мэллином пряник, осторожно положила около тарелки, явно подавив желание бросить обратно. Погладила, а есть не стала.
Этайн смотрела на Лианну, молчала и печалилась. Мидир пожалел, что все же выпустил ее из покоев, и под благовидным предлогом увел обратно. Незачем ей переживать чужие огорчения и грустить из-за чужой грусти!..
— И как Лианне было не страшно бродить по лесам? А дикие звери? — повернувшись к Мидиру, спросила Этайн.
— Страшно? — усмехнулся Мидир. — Перед солнечной девочкой падают на колени все звери этого мира.
— Но не люди…
— Что тревожит тебя? — не выдержал волчий король.
— Кроме того, что Черный замок в осаде?
— Это было не раз.
Этайн с сомнением покачала головой. Жена права: именно такого еще не было, задумался Мидир и решил хоть немного успокоить ее.
— Мы отдали девятую стену Черного замка сознательно. Пусть верхние ломают ее месяц-другой. А потом им придется перебираться через ее камни каждый раз во время атаки! Восьмую же одолеть невозможно. Зима придет быстро, а она — время волков. Верхние постоят с полгода и уйдут откуда пришли. Клянусь тебе, я сделаю все, чтобы потерь среди моего и твоего народа было как можно меньше.
— Теперь твой народ — мой народ, а твой Дом — мой Дом. Но все же, все же… — вздохнула Этайн, теперь смущенно. — Я понимаю, путь на родину мне теперь заказан, но мне очень не хватает близких. Словно часть моего сердца осталась там, в Верхнем. И еще…
— Не томи, любовь моя.
— Волки знают, из-за чего… вернее, из-за кого эта война?
— Поскольку боевой клич галатов «За Этайн!», скрыть причину очень трудно. Почти невозможно, — как мог серьезно ответил Мидир.
— Но… как это?! Ко мне стали относиться даже более уважительно. На меня никто не бросил ни одного косого взгляда, меня ни в чем не упрекают!
— Вокруг тебя волки. Кто из них посмеет упрекнуть свою королеву? Да и в чем? В том, что она прекрасна и добра, или в том, что вызывает желание? Ты просто не можешь принять, что тебя любят. Очень любят. Зверски, как говорит Алан, и по-волчьи. Волк уже любит тебя, — коснулся он медно-рыжей прядки, поймал теплый взгляд. — Волк будет любить тебя до конца этого мира.