Страница 33 из 110
Советник смотрел только на Этайн, но обращался явно к Мидиру. Ведь знал — знал! — чем они занимались дни и ночи осеннего безумия. И умудрился укорить именно волчьего короля.
Этайн, испросив разрешение, принялась с жаром рассказывать о красотах Северного моря. Мидир внезапно порадовался тому, что успел показать ей что-то помимо королевских покоев. Чуть успокоившись, оценил и меру деликатности Джареда. Воистину, четверо волков, которые вот уже полчаса хранят гробовое молчание, но переговариваются в мыслях о королеве, не самая лучшая для нее компания.
Этайн замолчала. Мэллин подхватил кларсах, тронул струны.
— Печально опустится солнце над замком Волков и долиной,
Зальются зеленым свечением витражные окна в тиши-и-и…
Тогда пропоют менестрели над тризной печальные песни
О храбрости волчьего Дома, безудержных магах ши-и-и!..
— неокончив, остановился. — Нет, лучше другую, — хихикнул продолжил весело:
Обманом полон взор невесты,
Да я и сам обманываться рад!
Мидир зыркнул на брата, и тот мгновенно спрятал обожаемый инструмент за спину.
— Уж не Золотая ли это арфа с ее тремя мелодиями? — поддразнила Этайн.
— Что тебе может быть известно о ней, человечка? — с вызовом спросил Мэллин.
Мидир насторожился еще больше. Не хотелось портить этот чудесный день.
Этайн, однако, и не думала обижаться. Вымолвила словно обрадованно:
— Первая мелодия — светлая грусть. Вторая наполняет душу покоем и вызывает целительный сон. Третья дарит веру, надежду и любовь. Только не говори, что тебе ничего из этой волшебной тройки незнакомо. Какую песню споешь мне ты, брат моего мужа?
— Третью. Ты же в Грезе, человечка! Однако и в яблоневый сад нужно приходить со своими яблоками.
Этайн быстро погладила дрогнувшую руку волчьего короля.
— Это всего лишь песня. Мое сердце, ты разрешишь? — Мидир кивнул неохотно.
Гибкие пальцы барда привычно ласково прошлись по струнам. Брат запел о прекрасной обреченной любви, что случается раз в тысячу лет. Стены подхватили мелодию, что тоже случалось нечасто. Видно, ожила чья-то память, впечатанная в замок.
Этайн замерла, внимая песне. Губы приоткрылись, по щеке скатилась слезинка.
— Ты позабудешь с ней свои печали, — зазвенел высокий, чистый голос Мэллина. — Любви так соблазнителен дурман! Всё очень верным кажется вначале…
— Мэллин! — предостерег советник, и тот, охнув, прервался, накрыл струны ладонью.
— …но неизбежно вскроется обман, — глухо закончил Мидир.
Только судорога, что свела руку, помешала дотянуться до брата.
Полузабытые слова прозвучали громом среди ясного неба. А упавшая после них ледяная тишина — затишьем перед грозой.
Боль сдавила виски предчувствием неизбежных бед и потерь.
Мидир не заметил, как привычно растворился Алан, как Джаред вытащил Мэллина, как подошла Этайн. Прижалась, обняла руками, обожгла шею горячим дыханием, утишила боль неподдельным сочувствием.
— Я слышала эту балладу ранее. Бог никак не мог украсть земную жену и прикинулся её мужем… Друиды сказали: взамен он оставит ей то, чего у себя не ведает. И бог отдал этой женщине своё сердце.
Вздохнула глубоко и посмотрела взволнованно, будто сомневаясь. Мидир любовался ею, словно впервые увидел. Ровный овал лица, тревожные хризолитовые глаза…
— Видимо, есть женщины, которые стоят вырванного сердца.
— Такую, как я, если украдут, сразу вернут с прибытком, — шутливо ответила она, но алые губы дрожали. — Разве может быть у меня два мужа? Или два сердца?
Мидир молчал, пытаясь совладать с собой. Острый колючий воздух терзал горло, не давая дышать, не давая придумать, сплести из обрывков истины очередную сеть лжи.
— Что это с тобой, любимый мой волк? Не думала, что баллада так взволнует тебя. Разве кто-то хочет украсть меня? Разве ты отдашь меня кому-то?
Мидир выдохнул сомнения, как дракон — пламя. Правда вырвалась сама.
— Нет! Я никому не отдам тебя. Верь мне, моя дорогая. Я хочу находить твою руку в своей руке каждое утро этого мира.
Этайн засияла, прижалась к Мидиру, спрятав лицо на груди.
Клепсидра Дома Волка застучала особенно звонко, как обычно в преддверии перемен. На кларсахе со звоном лопнула струна, с грохотом рухнула лампа. Розовый плафон раскололся, пламя мгновенно охватило ковер. Мидир взмахнул рукой, смиряя огонь.
— Мой король, — укорил советник. — Она не ваша. Лугнасад заканчивается, не стоит оттягивать неизбежное. Сотрите ей память и отправьте в Верхний прямо сейчас! Отдайте ее…
— Я говорю — нет! — рявкнул Мидир вслух и про себя. Погладил вздрогнувшую Этайн и договорил мысленно для Джареда: — Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Я не отдам Этайн. Она доверяет мне беспредельно и любит бесконечно. И никогда не узнает об обмане.
— От этого ложь правдой не станет. Все равно, что заливать костер вином!
— Я не верну ее. Не верну! Она — моя женщина. Моя королева!
========== Глава 15. Вереск и младший брат ==========
С Мэллином следовало поговорить немедля. Мидир шепотом попросил Этайн пройтись по саду и лишь потом идти в королевские покои…
В итоге потратил на бесполезный визит к брату слишком много времени — все было как всегда и даже хуже.
Этайн ждала его у дверей, внутрь не заходила. Провела рукой по змейке, обвивающей ее шею, посмотрела с грустью, за которую волчьему королю очень захотелось прибить кого-то. Хотя этот кто-то и так уже изрядно пострадал сегодня.
Мидир поднес ее руку к губам, по-звериному втягивая запах. Кроме привычной теплой сладости вереска, от которой сразу закружилась голова, ее кожа благоухала розами с ноткой хвойной горечи — видно, Этайн в саду все же побывала. И слабо, очень слабо ощущался запах брата.
Надо будет сажать Мэллина дальше от королевы, решил Мидир.
Его бы воля — и Этайн вообще не покидала бы покоев. Но следовало обуздать жадность. Хоть для того, чтобы, как сегодня, можно было слышать ее. Говорить с ней. Любоваться ею в солнечном свете и…
— У тебя глаза снова горят желтым, — прошептала подхваченная на руки Этайн.
— Ты уже знаешь волков. Скажи мне, когда это бывает?
— Когда совсем-совсем нет света.
Мидир покачал головой, и на его «Ещё!..» Этайн продолжила:
— Когда ты взбешен, мое сердце, либо очень возбужден.
— Пр-р-равильно… И нет. Может, был взбешен, а теперь — возбужден?
Стражи стояли ровно и словно не дышали, но их смущение читалось слишком явственно. Мидир, войдя в покои, плотно прикрыл дверь и накинул магический флер, чтобы ни звука, ни шороха не вырывалось наружу!
Этайн хотелось столь сильно, словно они расставались на месяцы. Его ладони гладили ее спину, срывали завязки платья…
— Не сердись на брата, — выдохнула она ему в рот после мучительно-сладкого поцелуя. — Он делает все это… лишь потому…
Какую подоплеку нашла Этайн в каверзах Мэллина, слышать не хотелось. Не хотелось тратить ни секунды более даже на разговоры… На слова «мне бы ополоснуться», ответил рыком, потом вымолвил настолько членораздельно, насколько мог «я тебя вылижу», получив в ответ обожаемый рассыпчатый смех…
Решение, принятое Мидиром вопреки логике, вопреки здравому смыслу, вопреки всему, чему его учили как ши и как короля, странным образом успокоило. Буря в душе улеглась. А касания Этайн довершили дело.
Легкие, словно взмах крыльев бабочки, что на миг уселась на нос злому волку.
Вызвать желание — такой пустяк. Но с Этайн этого не требовалось. Овладеть телом…
Этайн застонала, выгибаясь ему навстречу. Пока бешеная жажда обладания не вытеснила все мысли, Мидир решил, что Джаред прав. У него были и более опытные, и более умелые. Он не мог, не хотел сравнивать. Те слова, что он бросил в запале Эохайду: «Этайн — одна!», стали явью. С ней привычные места расцветали новыми красками, с ней он задыхался от нежности, с ней делился сокровенным. Что нужно, чтобы удержать ее? Какими цепями привязать это эфемерное, непонятное чувство, которое невидимо, неощутимо! Он не хотел думать, вопреки привычному расчету. Она просто нужна ему.