Страница 8 из 12
- Сомневаюсь. Ладно, пойду я в душ, а то от меня несёт, как от нашей команды по регби после недельной тренировки.
- Ага, - смеётся Мил. – Давай. Не хочу, чтобы моя подруга превратилась в тупого качка.
Я усмехаюсь, вспоминаю Майкла Филлинса, который подходил ко мне сегодня во время тренировки, а потом отключаю вызов. Так. Сок с любимыми кексами подождёт, а я в душ! Нужно расслабиться и подумать обо всём, что сегодня произошло.
О Нине с Шоном.
О предложении вступить в команду по бегу.
О капитане «Викингов».
О маме.
И о поездке в лагерь. До неё осталось меньше месяца, и мне нужно уже готовиться к отъезду. Не люблю всё делать в последний момент и впопыхах. Это лишние нервы и переживания.
Я потягиваюсь и выхожу из комнаты, оставляя все свои вещи на своих местах. Мама всё ещё разговаривает по телефону – я слышу её голос даже на втором этаже – но мне не интересно, что она обсуждает. Я захожу в ванную и скидываю грязную одежду, бросая её в корзину. Включаю воду и тут же забираюсь в ванную, позволяя шуму воды заглушить все посторонние звуки. Хорошо…
Мысли уходят на задний план, и я прикрываю глаза. Горячая ванна после тяжёлого дня – это лучшее, что можно придумать в этом мире. Пробыв здесь почти час, я, наконец, вылезаю из воды, обматываюсь полотенцем и возвращаюсь в комнату. Мамы больше не слышно – я думаю, что она вообще ушла из дома на встречу со своими подружками, но мне всё равно. Я прикрываю за собой дверь, подхожу к соку, открываю крышку и делаю глоток, с наслаждением прикрывая глаза. Обожаю апельсиновый сок и шоколадные кексы.
Я подхожу к кровати и хватаю пальцами сотовый, снимая блокировку и замирая. Шесть пропущенных от Нины.
Я прикусываю губу, пытаясь унять сердце, и звоню подруге. Пока идёт гудок, я забираюсь на кровать с ногами.
- Шон в коме, - это первое, что я слышу, как только девушка поднимает трубку.
- Что? – осекаюсь я. – Я…
Я прокашливаюсь, не зная, что ответить.
- Сможешь приехать через час на наше место?
- Да, конечно.
- Жду.
Нина отключается, а я всё ещё ошарашенная сижу на кровати и не понимаю, что происходит. Шон в коме? Неужели там всё настолько серьёзно? Бедная Нина…
========== 8. ==========
The Pretty Reckless – You
Наше место – это детская площадка, недалеко от школы. Раньше мы вчетвером частенько там зависали, обсуждая мальчиков и школьные сплетни, но со временем необходимость приходить туда исчезла так же постепенно, как и наш квартет. Иногда я забредаю туда, сажусь на скамейку и вспоминаю, как когда-то давно мы с девчонками смеялись под скрип старых качелей.
Пока я собираюсь и перекусываю кексами, проходит больше времени, чем я рассчитываю, поэтому на встречу я опаздываю, и даже попытка срезать путь не спасает моё положение, потому что, как только в поле моего зрения появляется детская площадка, я вижу Нину. Она сидит на качелях: её голова опущена, волосы распущены и растрёпаны, словно девушка всю дорогу до сюда бежала, а ещё она всё в том же спортивном костюме, в котором ходит на тренировки по теннису.
Выглядит Нина одиноко.
Я подхожу ближе, садясь на соседние качели, и молчу. Раньше мы часто просто так сидели здесь, не говоря ни слова, но сейчас я не знаю, уместно ли это. Хочется обнять Нину, но я не решаюсь. Хочется спросить, что с Шоном и как она сама, но я тоже этого не делаю.
- Я бросила теннис, - наконец, бормочет рыжая после продолжительного молчания.
- Оу…
Я удивлённо смотрю на неё, не веря своим ушам. Нина бросила теннис? Это же как мир должен был перевернуться, чтобы она решилась перечить матери.
- И как… - я собираюсь спросить о реакции её родных, но осекаюсь.
Нина выглядит так, словно готова вот-вот разреветься, и моё сердце невольно сжимается. Подруга шумно вдыхает в себя воздух, откидывается назад, и теперь я могу разглядеть её лицо. У неё распухшие красные глаза – девушка плакала – и уставший потрёпанный вид. Я смотрю на её профиль и пытаюсь подобрать подходящие слова, но в моей голове кавардак.
- Как Шон? – наконец, спрашиваю я.
Её губы вздрагивают.
- Я не знаю, - она плотно сжимает челюсть, чтобы снова не расплакаться. – Я пробыла там всё время, пока он был в реанимации. Врач сказал, что у него множественные переломы, черепно-мозговая травма и что-то с органами, но пока Шон в безопасности. Если не считать, что он в коме. Третья степень. Врач сказал, есть риск, что она перейдёт в запредельную, четвёртую. Тогда его подключат к аппарату. Никто пока не знает, когда он выйдет из неё, - Нина снова судорожно вздыхает и прикрывает лицо руками, словно пряча слёзы, но её плечи не дрожат, и я не слышу всхлипов.
- Боже, - шепчу я. – А известно, - я осекаюсь. – Как всё случилось…
- Не справился с управлением, - коротко бросает рыжая. – Официальная версия. Подробностей я не знаю.
Я отворачиваюсь и прикрываю глаза рукой – передо мной встаёт образ улыбающегося Шона. Чёрные короткие волосы, карие глаза, родинки на шее, ровные красивые зубы, немного курносый нос с еле заметными веснушками. А потом я буквально вижу его на больничной койке, а рядом плачущую Нину, и мне становится дурно.
- А с теннисом что? – вздыхаю я.
Девушка пожимает плечом, смотря на свои сцепленные руки. Она прислоняется виском к качелям и недолго молчит.
- Тренер позвонила матери, чтобы узнать о моём самочувствии, - бормочет Нина, и я мрачнею. – Узнать, буду ли я на завтрашней тренировке и всё такое. Оказалось, что мать не в курсе о моём сегодняшнем прогуле.
- Оу, Нина, - я виновато морщусь. – Это моя вина, надо было придумать что-нибудь правдоподобное…
- Забей, - бросает подруга. – Здесь нет твоей вины. Она бы всё равно матери позвонила, и я это знала.
Я прикусываю губу, наблюдая за тем, как подруга начинает потихоньку раскачиваться, не отрывая ног от земли. Я слышу крики и возгласы – здесь недалеко школьный стадион, на котором, кажется, всё ещё тренируются «Викинги». Я почему-то думаю о Майкле Филлинсе и никак не могу выбросить его из головы.
- Я когда домой вернулась, - тихо говорит Нина. – Она сразу начала выяснять, почему я прогуляла тренировку, - я понимаю, что подруга говорит о своей матери. – Я тогда была расстроена из-за Шона, не было сил что-то придумывать, и я сказала правду. Мама разозлилась и заявила, что запрещает мне видеться с ним, что он только отвлекает меня. Я должна думать о своём будущем, а не о парнях. Для меня сейчас важны тренировки и соревнования. Победы и кубки. А я просто стояла перед ней и вдруг неожиданно поняла, что ничего мне не надо. К чёрту всё это дерьмо, к чёрту её тренировки. Я ей всё высказала. И о том, что ненавижу теннис, и о том, что она меня достала со своими постоянными запретами и турнирами. Я сказала, что больше не буду играть. И ушла. И вот я здесь.
Я внимательно смотрю на подругу, неожиданно начиная испытывать гордость за неё. Наконец-то она сделала это, перестала играть по правилам родителей и поступила так, как хочет. Я, конечно, не в праве одобрять подобное, но мне всегда было жаль её, всегда было больно смотреть, когда она отказывается от своих желаний и планов ради того, чтобы угодить матери.
Я немного улыбаюсь, протягиваю руку к ней и переплетаю наши пальцы.
- Знаешь, что, - уверенно говорю я. – Мы сейчас пойдём ко мне домой, наберём всяких сладостей из маминой заначки, запрёмся у меня в комнате и устроим пижамную вечеринку. Переночуешь у меня, моей матери будет плевать, даже если я у неё под носом вечеринку закачу.
Нина смотрит на меня и невесело улыбается.
- А знаешь, да! – она вдруг приободряется, вскакивает на ноги и тянет меня за собой. – Я теперь больше не теннисистка, так что можно не следовать всем этим дурацким диетам матери. Могу есть всё, что захочу! И делать всё, что захочу!
Я улыбаюсь, радуясь внеземному перемену настроения подруги. Вот она, моя любимая энергичная рыжая бестия!