Страница 3 из 21
– Рот закрой, мегера. Если не хочешь присоединиться к своему дружку, когда его будут распинать.
Женщина прижала к носу ладонь, увидела кровь и, оглушительно визжа, ринулась на парня, размахивая кулаками.
– Вы ублюдки! Ублюдки! Досуха нас высосали!
Она вопила так громко, что люди поблизости умолкли и поглядели в ее сторону. Мгновенно поняв причину ссоры, ринулись к таверне и набросились на молодых парней, которые стали для них живым символом всех их несчастий. Мелькали кулаки, люди таскали друг друга за волосы и пинали ногами, осыпая оскорблениями. Драка тут же выплеснулась и на дорогу, ту, по которой вели приговоренного. Центурион остановился и резко выдохнул.
– Зашибись… этого мне не хватало.
Отдав цепь одному из воинов, он перехватил покрепче посох из лозы.
– Пока проходим через все это, держать плотный строй. Чтобы никто не пролез, ясно? Если кто с дороги не уйдет, бейте, но не колите копьями. Они и так уже разозлились, так что не давайте им повода напасть. Все поняли? Строй сомкнуть, вперед марш.
Показав вперед посохом, он зашагал медленно, но уверенно. Когда отряд приблизился к куче дерущихся, центурион поднял посох.
– Прочь с дороги! – рявкнул он.
Однорукий мужчина нервно глянул на него и спешно отошел в сторону, но остальные продолжали драться, не обращая внимания ни на что.
– Дело ясное, – пробормотал центурион. Взмахнул посохом и ударил им по плечам ближайшему из дерущихся. Мужчина крякнул от боли и дернулся, а затем скрылся в толпе. Центурион снова ударил посохом, ткнув узловатым навершием женщине в зад. Та рухнула на колени. Центурион оттолкнул ее свободной рукой и шагнул на освободившееся место. Хватило еще пары ударов, и горожане, осознав опасность, попытались уступить центуриону и воинам дорогу. Ауксиларии шли следом, сомкнув щиты и расталкивая ими дерущихся. Искербел изо всех сил старался удержаться на ногах в этой толчее. Миновав толпу дерущихся, они вышли на перекресток, и Искербел краем глаза заметил какое-то движение. Поглядев на улицу, которую они пересекали, он увидел небольшую группу людей в темно-коричневых плащах, которые пробежали по параллельной улице, и тут же исчезли.
К реальности его вернул резкий рывок за цепь.
– Тащи свою задницу, – буркнул ауксиларий, который держал в руке цепь.
Он сказал это на местном наречии, с еле заметным акцентом. Искербел жестко поглядел на него.
– Ты не римлянин. С востока провинции, я прав?
– Барцино, – ответил ауксиларий, пожимая плечами.
– Значит, ты один из нас. Зачем служишь этим римским псам? Неужели не хочешь быть свободным?
– Свободным кем? – спросил воин и резко усмехнулся. – Селянином с голой волосатой задницей на клочке дерьмовой земли, полуголодным? Если это свобода, можешь ею подавиться.
Искербел прищурился.
– У тебя ни сердца, ни гордости? И жалости нет?
– Жаль только, что приходится слушать твое нытье, вот и вся жалость.
Воин резко дернул за цепь.
– Так что захлопни пасть, дружок, и избавь меня от проповедей.
Миновав толпу, центурион прибавил шагу. Улица сворачивала влево, огибая небольшой храм, позади которого виднелись городские ворота. Увидев старшего по званию, часовые очнулись от дремы и неловко встали по стойке «смирно». В отличие от ауксилариев они не были настоящими воинами, а просто были наняты городским сенатом для взимания платы за вход в город. Оружие и доспехи у них были самыми дешевыми, чтобы только позволить им исполнять эти нехитрые обязанности. Центурион едва заметно кивнул в ответ на их приветствие, продолжая идти вперед. Отряд миновал ворота и вышел за пределы городской стены, под яркий солнечный свет. Еще на пару миль от города дорога была замощена, дальше же она переходила в грунтовую, которая тянулась за горизонт, петляя между холмами. На дороге стояли повозки купцов и тяжело навьюченные мулы, которых вели в поводу селяне, ожидая своей очереди войти в город. Они едва глянули на отряд и арестованного, которого вели мимо них. В конце очереди стояли торговец лошадьми с помощниками и множество коней. Центурион с завистью поглядел на скакунов, мысленно сравнивая их с теми клячами, с которыми приходилось иметь дело его когорте.
Вскоре дорога привела их к подножию холма, на котором происходили казни. Центурион и воины двинулись вверх, к поджидавшему их судебному отряду. Рядом стояли немногочисленные горожане в ожидании представления. Сидевшие на земле встали, увидев приговоренного и его охрану.
Искербел ощутил, как живот стянуло тугим узлом, когда его взгляд упал на скрещенные брусья, лежащие рядом с холмиком из земли и камней и ямой для столба. До сих пор ему удавалось скрывать свои чувства, и сейчас он лишь скрипнул зубами, намереваясь не опозориться перед врагами. Надо до последнего вздоха скрывать страх и боль, демонстрируя презрение и ненависть к Риму, так будет лучше. Пусть горожане увидят это, пусть те, кто продолжает бороться с захватчиками, почерпнут в этом новые силы.
– Задницы подымайте! – крикнул центурион и немного повернулся, указывая на Искербела. – Вот ваш клиент. Приколачивайте его по-быстрому, и мы назад пойдем.
Командующий судебным отрядом декурион махнул рукой в знак того, что понял приказ, и повернулся к своим подчиненным, что-то тихо говоря им. Те сидели на корточках вокруг креста, рядом валялся инструмент. Сидели спиной к подходящим ауксилариям, даже не пошевелившись, несмотря на топот подбитых гвоздями сандалей-калиг и хруст камней, покрывающих прокаленную солнцем землю.
– Встать, я сказал! – заревел центурион, быстро шагая вперед и уже замахиваясь посохом, чтобы ударить ближайшего из нарушителей дисциплины.
И тут он заметил темное пятно высохшей крови рядом со столбом креста. А потом и другие. Центурион резко остановился, и у него пошли мурашки по затылку. Он увидел босые ноги, торчащие из-за скального выступа, и тут же перекинул посох в левую руку, а правой выхватил меч.
– Засада! К оружию!
Прежде чем ошеломленные воины успели что-либо сделать, декурион что-то крикнул на местном наречии, и сидевшие на земле вскочили. У них в руках оказались мечи и копья, и они ринулись на ауксилариев. Зрители скинули плащи, у них в руках тоже было оружие. Все кинулись на воинов и пленника молча.
Искербел, прежде собиравший в кулак всю свою волю и решимость в ожидании, что ему пробьют запястья и лодыжки железными гвоздями, ощутил, как его захлестывает радость. Вот оно, спасение.
Человек, прикидывавшийся декурионом судебного отряда, бежал впереди всех и взмахнул мечом по большой дуге, метя в центуриона. Но римский воин был профессиональным воином, прошедшим не один год в учебе и боях. Присев, он отбил удар в сторону мечом и тут же нанес противнику отвлекающий удар посохом в голову. Нападавший отшатнулся.
Центурион оглянулся на воинов.
– Сомкнись!
Шок мгновенно уступил место выучке. Ауксиларии сомкнули щиты и опустили копья, готовые отразить атаку с двух сторон. Тот, что держал в руке цепь, замешкался, не зная, продолжать ли удерживать пленника, или присоединиться к остальным. Искербел резко дернул закованными в кандалы руками и выдернул цепь из руки ауксилария. И тут же взмахнул руками так, что цепь ударила по металлическому шлему. Воин попятился, столкнувшись спиной с одним из своих товарищей, и они оба едва не упали. В строю ауксилариев образовалась брешь, и Искербел, сжав кулаки и подняв руки, ринулся вперед так быстро, как только позволяли скованные цепью ноги. Оттолкнул плечом одного из конвоиров и побежал, но споткнулся о цепь и упал в десятке футов от римских воинов.
Центурион взмахнул посохом.
– Не дайте ублюдку сбежать!
Один из ауксилариев ринулся вперед, замахиваясь копьем. Искербел перекатился набок и вскинул руки в тщетной попытке отвести удар. Прищурился, глядя на воина, который был черным силуэтом на фоне ослепительного солнечного света. И вдруг появилась другая тень, врезавшись в ауксилария и сбив его с ног. Воин упал, его щит с грохотом ударился о каменистую землю. Краем глаза Искербел увидел, как мелькнуло лезвие меча, поднимаясь и опускаясь. Три быстрых удара, а затем его схватили за руку и рывком поставили на ноги. Искербел увидел перед собой ухмыляющееся лицо того самого парня, что стоял в толпе и призывал к смерти Авфидия.