Страница 1 из 2
Уильям Сароян
ВЕЛЬВЕТОВЫЕ ШТАНЫ
Перевод с английского Л. ШИФФЕРСА
Большинство людей едва ли задумывается над тем, какое огромное значение имеют штаны.
Обыкновенный человек, надевая штаны по утрам или снимая их на ночь, не станет, даже забавы ради, размышлять о том, каким бы он был горемыкой, если бы у него штанов не было; как бы жалок он был, если бы ему пришлось появиться без штанов на людях; какими неловкими стали бы его манеры, каким нелепым его разговор, каким безрадостным его отношение к жизни.
Тем не менее, когда мне было четырнадцать лет, когда я читал Шопенгауэра, Ницше, Спинозу, не верил в бога, враждовал с Иисусом Христом и католической церковью, когда я был чем-то вроде философа своего собственного толка, - мысли мои, глубокие и будничные в равной мере, постоянно обращались к проблеме человека без штанов, и, как вы можете догадаться, мысли эти чаще были тяжкими и печальными, порой же веселыми и жизнерадостными. В этом, я думаю, отрада философа: познавать как ту, так и другую сторону явлений.
С одной стороны, человек, очутившийся на людях без штанов, был бы, вероятно, пренесчастным созданием, но, с другой стороны, если тот самый человек, будучи при штанах, прослыл душой общества и весельчаком, то, по всем вероятиям, даже и без штанов он останется весельчаком и душой общества, и, может быть, даже найдет в этом счастливый предлог для самых остроумных и очаровательных шуток. Такого человека нетрудно себе представить, и я полагал, что он совсем бы не смутился (по крайней мере в кинокартине), а напротив, знал бы, как себя вести и что делать, чтобы внушить людям некую простую истину, а именно: что такое, в конце концов, пара штанов? Ведь отсутствие таковых - это еще не конец света и не крушение цивилизации. И все-таки мысль о том, что я сам когда-нибудь могу появиться на людях без штанов, ужасала меня, потому что я знал, что не смогу подняться на должную высоту и убедить окружающих, что подобные вещи случаются на каждом шагу и что еще не наступил конец света.
У меня была только одна пара штанов, да и то дядиных, латаныхперелатаных, штопаных-перештопаных и довольно далеких от моды. Дядя мой носил эти штаны пять лет, прежде чем передал мне, и вот я стал надевать их каждое утро и снимать каждый вечер. Носить дядины брюки было честью для меня. Кто-то, а уж я-то в этом не сомневался. Я знал, что это честь для меня, я принял эту честь вместе со штанами, я носил штаны, носил честь, и все-таки штаны были мне по росту.
Слишком широкие в талии, они были слишком узки в обшлагах. В отроческие годы мои никто не считал меня франтом. Если люди оборачивались, чтобы взглянуть на меня лишний раз, то только из любопытства: интересно, в чьи это штаны он нарядился?
В дядиных штанах было четыре кармана, но среди них ни одного целого. Когда мне случалось иметь дело с деньгами, платить и получать сдачу, то приходилось совать деньги в рот и все время быть начеку, чтобы их не проглотить.
Понятно, я был очень несчастлив. Я принялся читать Шопенгауэра и презирать людей, а вслед за людьми - и бога, а после бога - весь мир, всю вселенную, все это нелепое жизненное устройство.
В то же время я понимал, что дядя, передав мне свои штаны, отличил меня перед множеством своих племянников, и я чувствовал себя польщенным и до известной степени одетым. Дядины штаны, рассуждал я, все же лучше, чем ничего, и, развивая эту мысль, мой гибкий философский ум быстро доводил ее до конца. Допустим, человек появился в обществе без штанов. Не потому, что он этого хотел. И не для того, чтобы позабавиться. Не с тем, чтобы показаться оригинальным, и не ради выпада против западной цивилизации, а просто потому, что у него нет штанов, просто потому, что купить их ему не на что. Допустим, он надел все, кроме штанов: белье, носки, ботинки, рубашку, и вышел на люди и смотрит всем прямо в глаза. Допустим, он это сделал. Леди, у меня нет штанов! Джентльмены, у меня нет денег! Так что из этого? Штанов у меня нет, денег тоже, но я обитатель этого мира. И я намерен оставаться им до тех пор, пока не умру или не настанет конец света. Я намерен и впредь передвигаться по миру, хотя бы и без штанов.
Что с ним могут сделать? Посадить в тюрьму? А если так, то на сколько времени? И за что? Какого это рода преступление - появиться на людях, среди себе подобных, без щтанов?
Ну а вдруг, думал я, меня пожалеют и захотят мне подарить пару старых штанов? Одна мысль об этом приводила меня в бешенство. Только не вздумайте дарить мне ваши старые штаны, мысленно кричал я им. Не пытайтесь меня облагодетельсвовать. Не хочу я ваших штанов, ни старых, ни новых. Я хочу, чтобы у меня были штаны мои собственные, прямо из магазина, новешенькие: фабричная марка, сорт, размер, гарантия. Пусть у меня, черт возьми, будут мои собственные штаны, и ничьи другие. Я живу на земле и хочу иметь свои собственные брюки.
Я ужасно сердился на тех, кто мог бы пожалеть меня и облагодетельствовать, потому что это было против моих правил. Я не мог допустить, чтобы люди жаловали мне чтобы ни было: я хотел приобретать свои вещи, как все. Столько стоят эти брюки? Три доллара. Хорошо. Я их беру. Только так. Никаких колебаний. Сколько? Три доллара. Хорошо. Заверните.
Когда я в первый раз надел дядины брюки, дядя мой отошел на несколько шагов, чтобы лучше меня оглядеть, и сказал:
- Они сидят превосходно.
- Да, сэр, - согласился я.
- Достаточно просторны вверху, - сказал он.
- Да, сэр, - подтвердил я.
- Красиво облегают ногу внизу, - сказал он.
- Да, сэр, - повторил я.
И тут под влиянием какого-то странного чувства, как будто обычай брючного наследства переходил из поколения в поколение, дядя ужасно разволновался и стал трясти мне руку, бледный от возбуждения и онемевший от восторга. Потом он убежал со всех ног из дома, как человек бежит от чего-нибудь слишком трогательного, что невозможно больше вынести, а я попробовал установить, смогу ли я при известной осторожности передвигаться в его штанах с места на место.
Оказалось, что могу. Движения мои были несколько скованы, но все- таки ходить было можно. Я чувствовал себя не совсем уверенно, но нагота моя была прикрыта, я мог делать шаги, и я надеялся, что постепенно научусь передвигаться быстрее. Надо было только уметь приспособиться. Может быть, в первые месяцы мне это не удастся, но со временем я надеялся научиться ходить по земле осмотрительно, но проворно.