Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 17

Никуда больше не пойду, ни на что смотреть не буду. Скажу свое твердое лошаровское нет всем олимпийским объектам Сочи. Розе мира – мой сибирский хутор. Назад! К ручью! В омут! Где остановка транспорта, что повезет меня обратно?».

3.

Сидеть и смотреть в стену – это полезная процедура на курорте? Сейчас узнаем.

Надо взять стул на веранде, вынести на улицу Инжирная, поставить напротив стены резиденции президента, сесть и смотреть на дорогу вдоль стены – туда, где с высоты холма должна спуститься по этой дороге женщина в белом плаще. Утром, когда мы с ней расстались у сочинского вокзала, она была в белом плаще.

Пытался ждать ее на диване у телевизора на втором этаже своих апартаментов – не дождался. Переместился на нижнюю веранду, еще два часа прислушивался к звукам со стороны железной ограды вокруг участка с ручьем и круглым омутом – замок не щелкнул, калитка не открылась. Солнце зашло, супруга не пришла.

Дневного света хватит ненадолго, здесь через полчаса повсюду будет тьма, а фонари – там, за оградой, вдоль всей стены резиденции «начальника». Если выйду на улицу и сяду напротив стены под светом фонарей, то увижу женщину в белом минут на десять раньше, чем на веранде рядом с омутом.

В нем, кстати, появился страшный зверь – южная лягушка. Она не квакает, она выстреливает очередями резких хлопков плетки. Я, когда впервые услышал этот звук в ограде, подумал, что прилетела незнакомая мне огромная птица типа филина, но которая умеет ухать еще ужаснее. Спрашиваю Андрея, это что за зверь тут по ночам орет и скрежещет? Оказывается, у лягушек так проходят брачные посиделки, причем, песни скрежещут дамы, а мужики слушают и обдумывают свой выбор молча.

Он мне показал на палку у пруда и объяснил: «Когда мешают заснуть, ударьте палкой по воде - минут на двадцать шоу «голос» прекратится».

- А как прекратить «свадьбу» сразу и навсегда? - спросил я его.

- Никак. Я их вылавливал и относил в другие лужи – к Батьке, он лягушек особенно недолюбливает. Они всегда возвращаются по ручью ко мне обратно. Видел, как внутри трубы под дорогой: прыг, прыг, прыг. Трех отнес, три и прыгали.

- Более радикального способа избавить окружающее пространство от кваканья разве нет?

- Какой? – заинтересовался Андрей.

- Как во Франции: поджарить и съесть.

- Пусть живут. Они – из «красной книги».

Антилягушачье оружие я пускал в ход регулярно. Чуть стемнеет, по воде палкой хлобысть, и до начала вечерних токовищ политиков и экспертов - тишина. А потом опять заквакали. На экране одни скрежещут и квакают, в омуте у веранды – другие. Сейчас бы тоже взлохматил палкой омут, но в руках стул был, я же у стены встречать жену собрался.

Расстались мы с ней сегодня в полдень у сочинского железнодорожного вокзала из-за неожиданно возникших разногласий по поводу, ехать или не ехать на экскурсию в Роза Хутор. Она настаивала на том, что ехать надо обязательно, потому как быть в городе зимней олимпиады и не увидеть главные объекты зимних лыжных гонок – это что-то типа оказаться в Бразилии и не увидеть карнавала.

Моё сознание было с ее доводами полностью согласно, но подсознание чего- то взбрыкнуло: лето приближается, не хочу ничего слышать и видеть про снег и лыжи. Я еще не согрелся от прошедшей зимы, от февральской стужи, мартовской слякоти и апрельских сибирских заморозков. Мне тепла хочется, а не «освежающей горной прохлады».

А на улицах старого Сочи так хорошо: расцветают первые розы в ухоженных клумбах, женская бригада копошится вдоль пешеходной дорожки на бульваре. Девушки в униформе ворошат клубни тюльпанов, чтобы аккуратно достать их из земли и вместе со стеблем положить в «сноп» на брусчатке. Пальцы рук у них в перчатках, которые на ладонях почернели от влажных цветочных корней, поэтому, когда надо поправить волосы, спадающие с плеч к разрытой земле, девушки проводят по лицу чистым участком руки у самого локтя.

В фартуке поверх белой футболки только одна женщина – бригадир, наверное. Она постарше остальных, она чаще стоит вертикально и смотрит вдаль. И свои белокурые волосы бригадирша поправляет, сняв перчатку с пальцев. Остальные пребывают в глубоком затяжном трудовом наклоне, что делает проход по бульвару мимо скульптурной композиции «девушки на клумбе» весьма зрелищным мероприятием.

Весна! Курортная страда! Отцветающие тюльпаны надо быстро заменить летним разнотравьем: молодыми ростками всяких бархатцев, петуний и портулаков. Так бы сидел на скамеечке у края бульвара и смотрел весь день на работающих «в поле» женщин. Что там говорить, как бы ни были прекрасны всякие там олеандры и гортензии, но красивее женщины ничего на свете нет.



Хочешь букет красных тюльпанов? – задаю риторический вопрос супруге, когда мы уже свернули с бульвара, чтобы по кратчайшему пути направиться к вокзалу. Не дожидаясь ответа, направляюсь один к огромной куче цветов, лежащей на брусчатке, и прошу разрешения у белокурой бригадирши взять двадцать пять штук.

- Сколько? – глава бригады цветокопов удивлена.

- Пять, - резко уменьшаю свои запросы и потребности.

-Нельзя, мы за каждый клубень отчитываемся.

- Так я цветочки прошу, а не клубни.

Если цветочки, она не против, но просит луковицы у тюльпанов сразу отрезать и положить в коробку. «Это не для баловства, это - на развод, - объясняет мне белокурая в фартуке, - дам вам секатор, режьте «траву» при мне и потом уносите, сколько хотите. Без меня к цветам не походите».

Строго в женской бригаде насчет клубней. Стою, жду, когда принесут секатор отделять то, что «на развод», от того, что «просто так побаловаться».

Но блин, именно в тот момент, когда я получил разрешение взять охапку цветов, а супруга ждала, когда я вручу ей южный букет тюльпанов, выныривает на бульвар мужик с попугаем на плече и сразу ко мне: «Кеша любит подарки, сделайте Кеше подарок».

- Какой подарок? Тюльпан? – я не понял мужика.

- Кеша цветы не ест, Кеша кушать хочет, - мужик норовил так повернуться ко мне, чтобы птица на его плече оказалась перед моим лицом.

А попугай противный такой: клюв кривой, глаз хитрый, башку наклоняет и перья на своей башке дыбит – злобный, одним словом.

- У меня пшена нет, - говорю мужику, вспомнив именно пшено, потому что я зимой эту крупу для синиц насыпал в чугунную сковородку, что поставлена для них на моем балконе.

- Вы откуда приехали? – мужик зачинает разговор.

- Из Тюмени.

- О, Тюмень, богатый город, нефть, газ, подарите Кеше двести рублей, Кеша кушать хочет.

- А мы уже подарили Кеше пятьдесят миллиардов, теперь наш город сам кушать хочет, пусть Кеша мне подарит двести рублей вместо дерьма на палочке, - ответил я хозяину птицы.

Смотрю, глаз у мужика стал такой же, как у попугая – неласковый. Пернатые хозяева курорта интерес к беседе потеряли и полетели к другим гостям города, а я пошел к супруге, которая ждала меня на другой стороне бульвара. И тут вспомнил, что забыл взять для нее цветы – с пустыми руками иду. Разворачиваюсь, ищу глазами бригадиршу, что около зеленой охапки цветов стояла, а уже нет ни бригадирши, ни охапки – тюльпаны загружены в тачку и утрамбованы лопатой. Вместо цветов из тачки торчит горка силоса лилового оттенка.

Настроение у меня в душе как-то вдруг переменилось: вот только что горел желанием вручить супруге огромный букет, а вместо букета и подробного рассказа, как я выбирал для нее каждый цветочек, сказал ей, что бригадирша не разрешила брать цветы из кучи – они у них строгой отчетности. Идем дальше с ней в сторону вокзала, а я молчу и трамбую себя черенком той лопаты, которая у нас в душе припрятана среди других многочисленных инструментов самокопания. Денег для птицы я пожалел, это, как любил говорить один «красный маршал», - голая историческая правда. Хозяину попугая - нагрубил, про жену забыл и без цветов ее оставил, да еще и другую женщину, белокурую бригадиршу, оклеветал.

Как я выглядел с точки зрения супруги, которая, конечно же, наблюдала за мной, когда я отправился к женской клумбе? Болтал с белокурой в фартуке, улыбался ей. Потом сделал вид, что попугая разглядывал, а в итоге – явился без букета. Вряд ли супруга поверила, что бригадир девчат была столь строга и отказала мне в просьбе. Наверное, она решила, что я сам не стал просить у белокурой цветы, чтобы не упоминать в разговоре какую-то иную женщину.