Страница 13 из 84
"Базар" - слово тюркское. Наши и скандинавы говорят - "торг". Здесь, видать, тюркских торговцев много, в город их не пускают - вот название к месту их кучкования и прилипло.
Ещё: Степь на юге. Но сюда тюрки приходили с севера. Ну и какого же они роду-племени?
То место, сразу за Базарными воротами, надо посмотреть внимательно. В силу моих... склонностей к попадизму в разные ситуации. Там - городская тюрьма из двух изб. Одна - для стражи, другая - для заключенных.
Среди местных зеков будут и люди примечательные: в Муром сошлют Федора Борецкого, сына Марфы Борецкой. Здесь он и умрёт, приняв, по обычаю, перед кончиной монашество.
Городок - на сотню дворов, площадь - меньше 3 гектар. Место старинное, издавна населённое. Вот и теснятся вятшие на малых, приличных лишь "меньшим людям", усадьбах.
Топаю себе потихонечку. Через Спасские ворота, вверх, к княжьему терему. И - замер.
Оп-па! А белокаменные церкви не только в Боголюбово ставить умеют! Ишь какая красавица. Не времён Ивана Грозного, тяжёлый пяти-купольный собор, а лёгкая, стройная, одноглавая. С резными пилястрами. Их потом в 19 веке найдут.
"Найдут", потому что эта церковь погибнет, потом на её месте другую поставят, потом и той срок придёт. Здание меняется, камни новые, а церковь прежняя: Рождества Пресвятой Богородицы.
Рядом скромная деревянная церковка архистратига Михаила. В память княжича Михаила, убиенного злыми муромскими язычниками, которые денюжку от князя взяли, а креститься - не схотели. "Сокровища Оды Штаденской".
Южнее белокаменной построят небольшую тёплую (зимнюю) церковь Петра и Февронии. Будущий князь Пётр пока, по малолетству своему, гусей хворостинкой гоняет. А Феврония ещё и не родилась.
***
Я с лодки вылез - сбрую свою надел. Топаю во всём параде. Только мисюрку к поясу подцепил. На воротах - воротники стоят. Здесь меня многие из служивых в лицо знают:
-- Гля! Во! Воевода Всеволжский припожаловал! Эта... а где... ну...
-- Чего выглядываешь?
-- Ну... кони-лодьи, люди-слуги...
Человек на "Святой Руси" в одиночку только в сортир ходит. Да к жене под бочок. А уж воевода... Такие даже с поля брани компанией бегают. Вятшему заявиться в гости к соседу, одному, без слуг, гридней, приказчиков... Только свеже-погорелому или чудом не-утоплому.
Как меня заколебали эти святорусские... стереотипы поведения!
-- А на что мне слуги? Или я дитё малое, чтобы на земле божьей - сам себе дорогу не найти? Князь-то дома? Веди.
***
Я человек компанейский. Но постоянно на людях... не в кайф. Одиночество - не в тягость, иной раз - необходимо. Вон, Боголюбский, чтобы одному побыть - ночью из опочивальни в закрытую церковь молиться убегал. Просто - "побыть с собой наедине".
"Приятно поговорить с умным человеком - с самим собой".
Нормальный человек в "Святой Руси" - один редко бывает. Особенно - вятшие. Отсутствие постоянного фона: трёпа, движения, дыхания слуг - вызывает дискомфорт, тревогу, панику. Как у наркомана без дозы. Или - у человека 21 века без гаджета.
Моя манера появляться "без конвоя", непонятно откуда - постоянно шокировала аборигенов. И, естественно, находила выход в разных чудесных историях. Уже вечером стражник, чуть раскрасневшись от выпитого, рассказывал соседям:
-- Стою я, значится. Солнышко поднялося. Хорошо так. Никого нету. Пусто перед воротами. Тут глаза подымаю - Он!
-- Хто?!
-- Он! Зверь Лютый! Один-одинёшенек! Аки перст! Прям с воздуха! Косынкой своей белеется, мечами своими позвякивается. Лыбится. Клыками своим. Люто зверскими!
-- И чего?
-- А того! А с за ворота у него - палец костяной. Один! Вылез. И мне это так... манит.
-- А ты?!
-- А чего я?! Я крестное знамение троекратно.
-- А он?
-- А, слышь-ка, хмыкнул так это... И говорит: веди, грит, к князю. Во-о-от...
***
Живчик разбирал, сидя на крыльце терема, спор ключника с шубником. Какие-то овчины они там сгноили. Обсуждение шло давно, всем надоело, а запах "представленных вещественных доказательств" - утомил. Так что мне, как поводу закончить тягомотину, Живчик обрадовался:
-- О! Иване! Откуда? Какими судьбами? Беда ль какая? Чего один-то?
Люблю я, грешным делом, "поток вопросов": можно выбрать уместный.
-- Я - не один. У меня там, в душегубке на пляжу, три калеки с хотулями. На южном бережку. Ежели в баньку пустишь - буду вельми понеже... В смысле - спасибо скажу.
Живчик оглянулся на высыпавшую челядь, нюхнул запаха сгнивших овчин, прослезился и принялся командовать. Едва в суете дворни возникла пауза, как я начал "топтать свою тему":
-- Мне бы с епископом муромским потолковать.
-- С Ионой-то? Так позову. Он, вроде, в городе. Только он не епископ, он наместник епископский. А на что? Отпевать кого, или венчаться надумал?
-- Не, княже - крестить. Парочку иудеев дорогой подцепил. Надобно их в веру христову привесть.
Живчик глянул уважительно: не частое явление в древнерусском обиходе. Потом попытался спросить о новостях, о дороге.
Тут - конспективно. Совсем промолчать - нельзя, врать - нельзя. А намекнуть... на близость к...
-- Ты ж, княже, знаешь: мне на Святую Русь хода нет. Но ежели Андрей Юрьевич повелел... Пришлось сбегать. В Кучково на Москве-реке... Да ты, верно, слышал: литваки городок спалили. Не слыхал ещё? Было дело. Ну, я оттуда во весь дух...! Тыщу вёрст лодочкой в одну харю... Тут эти иудеи... Хоть полегче стало. Теперь вот домой.
Живчику, конечно, интересны дела мои с Боголюбским, но понял, что об этом говорить не буду. Да и не то в первую голову для него важно:
-- А Рязань как проходил? Калауз как там?
-- Не знаю. Даже и не заходил. Вот мимо твоего дома - мне не пройти, душа не велит, а рязанский князь... Не до того, неколи.
Тут привели на двор моих спутников. Момент был... острый.
Ещё ночью, когда мы пристали к бережку, замученные гребцы вырубились и мгновенно заснули, а я... Не могу вспомнить - то ли у О'Генри, то ли у Твена читал рассказ... Но суть - помню.
Отвёл Софью в сторону, подал небольшой булыжник:
-- На. Стукни им себя по лицу.
-- ???!
Именно так - сам себя стукнул - у классика и было. И пошёл в суд. С наглядным доказательством противоправных действий собеседника. Ещё второй камень должен быть. Которым - растереть.
Нам - в суд не надо. Но видок у Софочки - должен быть.
-- Утром будем в Муроме. Пойдём на княжий двор. Живчик сам, да и из слуг кто - тебя в лицо знают. Они в Боголюбово бывали. Хочешь, чтобы Андрею донесли? Что ты в Москве не сгорела?
-- Да не... да ну...
Всё-таки, она себя очень любит. Особенно - внешность. Но я своего добился. С третьей попытки. Две предыдущие тоже дали синяки. Так что, при появлении во дворе, выглядела Софочка... на себя не похожей. Живчик, который, между прочим, Софью на её свадьбе ещё видал, да и позже не раз за одним столом сиживал, просто мазнул взглядом по склонившейся в глубоком поклоне стриженной голове с расцвеченным синяками опухшим лицом.
Но куда важнее была не внешняя маскировка, а поведение Софьи. Переломить её прежнюю манеру ходить, стоять, смотреть, говорить... Впрочем, говорить ей не пришлось:
-- Слышь ты, убоище, отнеси своим мужикам полотенцы в баню. Ну, ты! Корявина! Уронишь - другой глаз подправлю! Бегом!
Баня, естественно, не прошла без "познавательной странички".
-- Беня, что ты хочешь разглядеть у меня в этом месте?
-- Э... Я прошу прощения, но очень хочется знать. Вы, таки, из наших...? Или как?
***
"Гусь свинье не товарищ" - русская народная мудрость.
Только я такой "гусь", что мне любая "свинья" - помощник. А "гоготать" в тон - выучу.
***
-- Если это сделает для вас более ярким солнце и радостнее жизнь, то "да". И учтите, что я из таких "ваших", которых вы никогда в жизни не видели, про них не слыхивали, рядом не сиживали. И второго такого - никогда в жизни не встретите.