Центр роста

- Защитничек мой! - пропела она, выпячивая губы. Копулятов кривлялся и бился под ее локтем, юмористически вращая единственным оком. - И твой! - капризно напомнила она Устину. - Увечный, траченный, дальние дороги, казенные дома…

Садко показалось, что он застал их врасплох, но голубочки быстро овладели собой. Копулятов, совершенно не стесняясь Устина, кое-как положил голову на плечо Русудан, утвердился, заурчал и замурлыкал.

Жених же прошелся по комнате, отведенной под Копулятова, и отметил, что порядка в ней не прибавилось - напротив. Лишь в одном углу, поближе к тахте, была гармония, но она там не поселилась - она заблудилась среди технических причиндалов, которые всегда бывали аккуратно разложены, начищены и смазаны. Многочисленные попытки покончить с собой наполовину превратили Копулятова в механизм, и вот он все вынул, вывинтил, выдернул и приготовил к завтрашнему обыденному употреблению.

- Это здорово, что вы женитесь, - похвалил Копулятов. - Вы позволите мне остаться при вас и прислуживать? Разные мелкие домашние работы… плюс художественная резьба по дереву, чеканка, попытки живописи и стихосложения…

- Пусть молодая рассудит, - отозвался Устин. - Желание невесты - закон.

- Ты быстро согласился, мой милый, - заметила Русудан.

- На что? На твоего Замыкающего?

- Нет. На свадьбу вообще. Я сказала, практически приказала, и ты сразу ответил согласием…

- Потому что вот, - Устин, тоже не стесняясь Копулятова, - приблизился с другой стороны и чмокнул Русудан в висок, еще недавно подставлявшийся под неизбежную, казалось бы, пулю.

- С первого взгляда! - Копулятов неуклюже всплеснул изувеченными руками. - С первого звука! Такая редкость в наши прагматические дни… Я попрошу вас покинуть меня ненадолго, меня замкнут до готовности мои маленькие друзья, мои детали, - он обвел жестом технические приспособления.

- Абу Хассан испарился, - подмигнул Садко Роммелю.

- Серьезно? - нахмурился Копулятов. - Какое счастье, что я не в депрессии, а в мании.

- Чем дальше, тем ближе к могиле наш путь, - пропела Русудан. - По этому случаю я заварю настоящий арабский кофе. Я, дорогой, уже освоилась у тебя в кухне, и все получится замечательно.

- Список, конечно, пополнился новорожденными да анонимами? - Копулятов полез в карман, вынул даймер. - Ну да! Чем ближе, любезная Русудан, тем все дальше и дальше от могилы… До того далеко, что я, как замыкающий, имею право временно успокоиться и заняться самосборкой. Самоделкин - вот как меня положено называть.

Русудан, шелестя халатом, отправилась варить кофе.

Хозяин-жених остался.

- Давно вы знакомы? - спросил он у Роммеля. Он знал ответ, но желал насладиться всеми нюансами хитрющей любви, находящей себе малейшие лазейки.

Тот удивленно вскинул глаза:

- С кем, извините?

- Вот с ней, - Садко кивнул в направлении кухни.

Копулятов негодующе запыхтел:

- Вы подозреваете меня в кознях! Повторяю, не далее чем…

- Ну не утруждайте себя, пусть будет так.

Устин вышел вон, а Копулятов, полупритворно стеная, стал подниматься с тахты, временно вверяя свою судьбу костылю.

Часть пятая

Триумвират

1. Свадебный подарок

Роммель Копулятов и Русудан Монтекян познакомились едва ли не во младенчестве. Их родители были соседями, их коляски парковались на одной лестничной клетке.

Дети росли, благодаря чему постепенно становилось понятно, что их семьи объединяет нечто большое, чем соседство. Они, эти двое, становились все больше похожими друг на друга. И начались ссоры; поползли зловещие слухи о том, что мама Копулятова попросту притворялась, удерживая подушку при помощи бандажа под платьем, а настоящей мамой была мама Русудан, чей муж, человек недалекий, лишь радовался жениной полноте, ибо любил женщин полных и не задумывался, чем же вызвана сия неожиданная объемистость: хорошо, хорошо кушаешь! - говорил он, когда вываливал на обеденный стол продукты из магазина, которым сначала заведовал, а в дальнейшем - единолично владел.

Мамы легли на больничные койки одновременно: одна - в акушерство, рожать Роммеля Копулятова от недалекого, но пространственно близкого, магазинщика; другая - в инфекционное отделение, рожать подушку, откуда вернулась до того похудевшей, что муж всплеснул руками и закачался, близкий к обмороку. Он решил, что понос уничтожил все его гастрономические старания. Он горевал и убивался: «Люди скажут, что я торгую дерьмом».

Однако слухи поползли - во-первых, по причине уже несомненного сходства двух новорожденных; во-вторых, из-за явного совпадения депрессивных идей, которые и Роммель, и Русудан переняли от Копулятова-папы, который копулировал с соседями, чтобы избавиться от хронической и клинической тоски. У него было психическое расстройство, передавшееся обоим - да и многим другим, не поминаемым здесь.

Еще в песочнице Роммель и Русудан постановили быть верными друг дружке всю недолгую жизнь и умереть одновременно. К этому времени даймеры успели войти в обиход, и цифры сильно мешали их планам - точнее, надеждам, обращая их в безнадежность. Им было неприятно постоянно знать, как далеко до могилы. Любовь и непоколебимая решимость дойти-таки до конца, лишь усилились и разожглись. Созрев достаточно, влюбленные стали искать пути обойти проклятые цифры. Их разделяло несколько человек.

Вот позднейшая картина из полуночных и сновидческих: поломался светофор. Копулятов стоит у перехода и упорно бьет белой тростью, но машины все мчатся и мчатся, и прохожие умиляются уличному метроному, хотя час неурочный. Может, кто-то Направляющего ищет, из шишек? - обмирают некоторые, хотя никого из прохожих никакие шишки не направляли. Вообще, братство выражалось в более узких кругах; в основной же массе оно увеличилось, но не успело пропитать сознание.

Даже не картина, а зарисовка, секундный срез бытия, но и его хватало, чтобы достаточно показательно отобразить абсурд.

Первое, на что они наткнулись, объединившись после длинной взлетной полосы кровавых неудач, была неформальная секта смертников, которая, однако, оказалась не такой уж неформальной, а просто законспирированной анонимной сетью, призванной прореживать земное население за счет истребления своих персональных Направляющих.

- Копылятов, - дразнился теперь Садко, заслышав знакомый стук.

Пора.

…Венчание было запланировано на один из ближайших дней.

- Согласись, - обратился Садко к Русудан накануне со всем смирением, какое мог себе позволить и на какое был способен. - Само существование номеров указывает на высший промысел. Но мы с тобой - различного вероисповедания, и ты, как жена мне, обязана…

- Я перейду в твою веру, любимый, - Русудан Монтекян не дала ему договорить. Она еще спела: - «Будет все, как ты захочешь…», с восточным, но вокальным вилянием бедрами на звуке «о».

- А я перейду в твою, - вмешался Копулятов, навинчивая на себя всевозможные устройства. Он ловко орудовал гаечным ключом, иногда - разводным, а случалось - и вантузом.

Устин Садко приблизился к потайному сейфу, пошарил там, достал подушечку, напоминавшую пушистый коробок: внутри, в узеньких гнездах, сидели обручальные кольца.

Он передал коробочку Копулятову: сюрприз!

И за одним сюрпризом последовал новый, но уже выраженный словесно:

- Вы - самые близкие и дорогие для меня люди, вы Ромео и Джульетта, а тем их история, длившаяся-то от силы шесть-семь дней, померещилась вечностью. Я испытывал вас на прочность. Свадьба состоится, любезная Русудан, но не наша. Вы, Роммель - вот истинно достойный избранник. Проверка доказала мне, что я не ошибся и ныне могу позволить себе насладиться торжеством, созерцая соединение любящих сердец.

Садко прижал к себе одной лапой оторопевшую Русудан, другой - онемевшего Копулятова.

- Неужели вы думали, сладчайшая Русудан, что я воспользуюсь и разобью два любящих сердца? Уже давно, как ваша пара угодила в поле моего зрения… Я не верхушка, но близок к ней…