Ребpо жестокости

– Благодаря выслуге лет – десять дней.

– Вы правы – у нас это максимум. В ЕС минимум составляет четыре рабочие недели.

– Джим, признайтесь, вы меня разыгрываете.

– Если бы. Даже австралийцы недавно перешли от нашей модели к европейской, мы в этом смысле уникальны. Европейцы, от рядовых уличных манифестантов до глав правительств, упорно отказываются от экономической интеграции с нами именно по этой причине. Наши жизненные стандарты, по их мнению, намного ниже, и это касается не только трудовых отношений и здравоохранения – речь идёт об экологических нормах, общественном транспорте, еде и вине, контроле качества, защите потребителей, нераспространении огнестрельного оружия для маньяков и так далее, назовите сферу сами.

– Вы просто подталкиваете меня к сознательной эмиграции.

– Вовсе нет, я пытаюсь убедить вас голосовать за демократов. Прогрессивное крыло нашей партии хорошо понимает, что нам необходимо ориентироваться на более высокие цивилизационные стандарты социальной модели наших европейских собратьев. Мы уже пришли к невиданному процветанию, обеспечившему Америке мировое лидерство. Пора бы уже дать передышку нашему народу, гуманизировать качество его жизни. Вы не находите?

– Нет. Раз уж на то пошло, выскажусь и я, если позволите, – взорвался Джек. – Мы действительно пришли к процветанию исключительно благодаря нашему особому, американскому образу жизни, сложившемуся как раз под влиянием этих ваших «европейских собратьев». Это ведь они пытались вырезать целое поколение наших дедов в Варфоломеевские ночи. Это они преследовали, выдавливали, гнали наших отцов-пилигримов на край света, до самой границы прерий и Дикого Запада. Это они, уже изгнав их и потеряв цвет своих наций, начали устраивать мировые бойни для того чтобы в очередной раз перекроить географические карты своих бессмысленных государственных образований. Поэтому, если сегодня именно мы учим их, как надо жить, как считать деньги и как ими распоряжаться, так это не более чем разумный итог подведения фатального баланса по всем счетам. Мы умеем работать, копить и инвестировать, как никто другой. Гений истории с банальной очевидностью демонстрирует, что он на нашей стороне, и это им теперь надо ориентироваться на наши стандарты, а не наоборот, как утверждаете вы. Их ржавые социальные механизмы, кстати, полностью обязанные своим существованием опасному соседству с «красными», нуждаются в радикальном усовершенствовании по американскому образцу. Это им, а не нам, пора расстаться с прошлым и попытаться догнать нас, шагнув, наконец, в двадцать первый век.

Джеймс оторопело смотрел на своего собеседника. Его вилка застыла в воздухе, на полпути между тарелкой и открытым ртом.

– Кстати, что это вы едите такое? – выпустив пар, как ни в чём не бывало, поинтересовался Джек.

– Мексиканская икра, – сказал Джим, стряхивая невольную озадаченность. – Вот попробуйте. Хорошо сочетается с шипучкой.

– Нет, я по утрам не пью, – отказался Джек.– А вот икры попробую с удовольствием.

Джим, слегка поморщившись, допил своею каву и пододвинул поближе к Джейкобу голубую керамическую миску с белёсой зернистой россыпью. Джек собрал вилкой «икру» в тортилью, свернул её и надкусил. Вкус действительно был необычным и довольно приятным, маслянистым с горчинкой. Прожёвывая еду, он что-то довольно промычал.

– Это аксайякатль – яйца болотных личинок, – с готовностью пояснил Джим.

Джек едва подавил рвотный рефлекс. Схватив со стола салфетку порывистым движением, он судорожно прижал её ко рту. В горле стоял ком.

– Вы уж предупреждайте, дружище, – попросил он, комкая салфетку, в которую сплюнул содержимое.

– Замётано, старина, – довольно хохотнул Джим, с хрустом прожёвывая засахаренных насекомых. – Приходите сегодня на ужин, и я вас познакомлю с традиционными блюдами. Никаких сюрпризов, чистый текс-мекс8.

– Хорошо, договорились, – поколебавшись, согласился Джек. – Пока же, я наведаюсь к нашему общему другу Санчесу.

– Передавайте поклон, – сказал Джим и нетерпеливо махнул официанту, красноречиво указывая тому на свой пустой бокал.

3.

Назойливый звонок скрежетал, царапал и ранил нежную ткань утреннего сна. Наощупь добравшись до видеодомофона и с трудом разлепив веки, Янина с удивлением узнала на экране угрюмое лицо Нила Тейта. Бульдожья челюсть, неизменная жевательная резинка, бесцветный буравящий взгляд из–под тонких стёкол очков с прогрессивными линзами.

– О, господи, Нил, привет, – сказала она в микрофон хрипловатым спросонья голосом. – Проходи. Я что-нибудь накину и спущусь.

Нил важно кивнул ей с экрана. Янина ткнула пальцем в зелёную кнопку, сигнал побежал по контактам и разноцветным проводкам, нержавеющие цилиндрические шпонки скользнули в безопасные пазы, блокировка входной двери отключилась. Накинув коротенький розовый халатик поверх прозрачного кружевного пеньюара, Янина спустилась по лестнице. Нил, по-хозяйски порывшись в холодильнике, уже плеснул себе в стакан апельсинового сока и расхаживал по гостиной, отпивая холодный напиток мелкими глотками и внимательно изучая развешанные по стенам полноцветные снимки в рамочках. Панорама проспектов Бухареста и фронтальный ракурс Дворца парламента, соседствовали здесь с видами лазурного моря и песчаных пляжей Мамаи. На самом верху гордо красовался коллективный снимок женской сборной Клужа по волейболу U-16. В центре, лучезарно улыбаясь, стояла Янина с капитанской повязкой на рукаве, гордо сжимая в руках какой-то региональный трофей.

– Доброе утро, Нил, – приветливо пропела она, завязывая поясок на ходу и проходя в совмещённую кухню. – Поставить кофе?

– Доброе, Янина, не откажусь, – лаконично отозвался Нил.

– Как Джессика, дети? – вежливо поинтересовалась Янина, начиная возиться с буфетом и кофеваркой.

– Всё окей, спасибо.

Нил остановился перед свадебной фотографией из церкви в Беверли-Хиллс и теперь, казалось, внимательно изучал лица всех гостей, присутствовавших на церемонии.

– Кстати, всё хотел спросить, кто ты по вероисповеданию?

– Православная христианка, – ответила Янина, залив воду в термоблок кофеварки и поставив её в рабочий режим. – А что?

– Как же получилось, что вы венчались в пресвитерианском приходе? Родители Джека – потомственные католики, оба.

– Ну, я не знаю, – неуверенно сказала Янина, откинув волосы назад и удобно устраиваясь в кресле. – Джеку неохота было устраивать католическую церемонию. Он вроде бы говорил, что та церковь более современная.

– Понимаю – Нил кивнул. Ответ его, судя по всему вполне удовлетворил. – Джек молодец, он настоящий патриот своей страны. Надеюсь, то же самое всегда можно будет сказать обо всей вашей семье.

Янина неспешно откинулась на спинку мягкого кресла и закинула одну длинную ногу на другую. По мере капельного заполнения фильтр-кофеварки, по комнате исподволь расплывался крепкий аромат отборных зёрен американского помола. Янина накручивая длинный рыжий локон на палец, выжидающе смотрела на Нила. Он извлёк из кармана свой громоздкий смартфон, ввёл код, и медленно приблизился к Янине.

– Ты знаешь этого человека, Янина?

Чуть привстав, чтобы лучше рассмотреть изображение на дисплее, Янина невольно отпрянула назад. Внутри захолонуло от неожиданности и испуга. Тот самый парень из ремонтной мастерской. Нил внимательно наблюдал за ней. Когда она подняла на него глаза, её взгляд уже успел принять хорошо знакомое ему затравленное выражение.

– Этот человек – хладнокровный убийца, Янина, враг нашей страны. Ты его знаешь?

Он молча наблюдал за тем, как её глаза увлажнялись, стремительно поблёскивая всеми оттенками умоляющего вида. Она неуверенно покачала головой. Но по спине её колко разбегались пронырливые мурашки, потому что на неё вдруг скопом нахлынули пронзительные воспоминания о стальных объятиях того безымянного парня, о его жарких поцелуях в шею и грудь, о резком и пряном запахе его тела.

8

Техасско-мексиканская кухня.