Ребpо жестокости

– У плебеев отсутствует благородное чувство признательности, – согласился Карлос «Хирург», самый рассудительный из братьев. – Подумать только, кем они были до того, как дядя их подобрал… Пеоны, навозники, побирушки со свалки. Но Пинья понёс своё наказание за то, что обманул дядино доверие. Врагу не пожелаешь.

– Не приведи Господь! – воскликнул Лысый Панчо и непроизвольно перекрестился.

– Самое главное, надо решать, что нам теперь делать? – сказал Пабло. – Мы не можем просто сидеть, как в осаде, и ждать, пока бешеный Пинья до нас до всех доберётся. А ведь он теперь не успокоится, пока жив. Он будет стремиться мстить всей нашей семье. До Альманегры он уже добрался. Но заказчиками он считает нас.

– Валить их всех надо, – мрачно ответил Горилла. – Пусть только сунутся. Моё мнение таково – с ними слабину дашь, и, почитай, наша песенка спета. Пинью завалить надо было в первую очередь.

– Тогда бы месть дяди была бы не такой страшной, – возразил Пабло. – Думаю, он намеренно оставил Пинью в живых, чтобы тот подольше помучился, чтобы как следует осознал, на кого он голос поднять посмел…

Зашипела рация, лежавшая на столе перед Гориллой. Сквозь помехи послышался встревоженный голос охранника: «Здесь парочка порывается в клуб пройти без приглашения, оба пьяные. Парень говорит, у него дело к дону Пабло. В драку лезет». Горилла поднял рацию, нажал вызов и хмуро спросил: «Кто такой?». Было слышно, как кто-то действительно переругивается с охранниками нетрезвым голосом. «Армандо Диас из Прибрежного штата», сообщил охранник. Горилла поднял глаза на Пабло. Тот молчал, словно бы погружённый в мысли. Тогда Горилла отчеканил: «Это от Монтесумы. На входе». Но Живчик лишь неопределённо дёрнул головой, то ли утвердительно в ответ на некий немой вопрос, то ли давая понять, что пусть Горилла разбирается сам.

Горилла резко поднялся из-за переговорного стола и пулей выскочил в дверь, распахнув её настежь. В помещении повисла напряжённая тишина. Только Живчик еле слышно проронил: «Испортить мне крестины решили, ублюдки». Потом братья отчётливо услышали знакомые сухие щелчки. Это для начала, вместо приветствия, заговорил пистолет Гориллы. Потом послышался его срывающийся от ярости крик: «А ты, потаскуха, тоже на асфальт, живо, мордой вниз». Раздался ещё один сухой щелчок. В этот момент кто-то прибавил громкости на установленной в патио стереосистеме. Предсмертные хрипы жертв, раздававшиеся с автостоянки, заглушили ритмы евро-диско и восторженный девичий визг со стороны бассейна.

Четвёртая глава.

ВЕСТИ ИЗ МЕХИКАЛИ

1.

Первым, что увидел Джек проснувшись наутро была Библия в чёрном кожаном переплёте с вытисненным на корешке золотистым крестом, лежавшая на ночном столике. Администрация не только баловала постояльцев комфортом, но и заботилась об их духовных нуждах. У Джека натужно ломило черепную коробку от выпитого накануне. Он поплескал в лицо холодной водой в ванной, почистил зубы подарочной щёткой и вернулся в комнату. Отчёты, пересланные Санчесом были в основном на испанском, сплошная белиберда, лишь в сопроводительных записках шеф местной полиции снизошёл до комментариев на ломаном английском. Общий смысл был такой, что Пако благополучно добрался до Мехикали, где остановился в каком-то заброшенном доме, занятом участниками местной клики БП-13. К отчётам прилагались размытые фотографии плохого качества, снятые на дешёвые смартфоны и даже пятиминутный видеоролик, на котором различить связный сюжет можно было лишь с третьего просмотра. Судя по фотографиям местное отделение банды так же походило на своих калифорнийских коллег, как, скажем, чернорабочие из местной макиладоры на представителей крупных американских профсоюзов. В Лос-Анджелесе члены БП-13 тоже проживали группами, совместно, но в собственных домах с газонами, гаражами и, иногда, бассейнами. Здесь же бандиты занимали какой-то пустующий остов недостроенного дома на безлюдной окраине, изукрашенный аляповатыми граффити. «Больше смахивает на жильё бездомных калифорнийских панков», подумал Джек. Ему невольно вспомнилось, что в такие вот жилища стекаются подростки, сбежавшие из дома в Лос-Анджелес. Они стекаются в его город, точно так же как и пенсионеры – из всех штатов ржавого пояса, лишь затем чтобы потом медленно подыхать, коченея под жарким калифорнийским солнцем, изнывая от одиночества и предательств, впитывая кожей пыль, нанесённую сюда тысячами стоптанных подошв из тысяч чужих и далёких городов. Кто знает, нет ли и среди малолетних бандитов, ютящихся в развалинах с этой фотографии, таких же американских подростков, бросивших свои дома лишь затем, чтобы примкнуть к очередной уличной семье? Нищая молодёжь сбивается в банды оттого, что так им легче выживать среди обречённых масс, принадлежащих к низшим звеньям пищевой цепочки. Поэтому, когда такие вот подпольные структуры, неформальные объединения, зародившиеся в этнических гетто сытого Лос-Анджелеса, теперь добираются до беднейших стран региона, местные подростки, едва успев разделиться на банды, носящие разные числовые обозначения или инициалы, вдруг начинают ни с того, ни с сего отстреливать и резать друг друга в тысячи раз чаще, чем их американские собратья. Горы трупов вырастают на пустом месте буквально в одночасье, переполняют морги, оккупируют кладбища. Трудно паразитировать на нищете своих ближних, если не сеять постоянно кругом страх, измываясь над себе подобными. Цена на молодую человеческую жизнь падает по мере продвижения вдоль меридиана на юг, параллельно с соразмерным падением покупательной способности и прожиточного минимума. И кто знает, не выплёскивает ли мутная волна Большой рецессии подобные отбросы общества, изрыгнутые заложенными и перезаложенными квартирами многоэтажных окраин какого-нибудь Нью–Джерси, теперь и через госграницу? Осколки разрушенных и пущенных по миру семей вполне могли бы всплывать и здесь, к примеру, в том же Мехикали. Недаром ведь название городка – гибридное слово, сложенное из Мексики и Калифорнии, точно так же, как и Калехико за контрольной линией, на той стороне.

На мгновение прикрыв глаза, Джек позволил себе вспомнить шумы родного города за окном своей квартиры и отчётливо увидел перед собой загорелое юное тело своей жены. Мысленный взор с готовностью соткал из воздуха их широкую итальянскую кровать, обитую белой кожей, скомканные за ночь покрывала из персикового перкаля, тёплую ложбинку, оставляемую телом сонной Янины, когда она переворачивается со спины на бок, нежный цветочный запах её кожи. Казалось, их недавний отпуск в Гонолулу закончился лишь вчера. Между тем они были женаты уже полтора года, и эти месяцы стали самым счастливым временем в жизни Джека. Он вспомнил оценивающие взгляды, которыми, словно невзначай, её окидывали сёрферы на пляже Вайкики, и его неприятно кольнуло в сердце. Волны гордости от обладания трофейной женой неизбежно обращались в пену отчаяния, разбиваясь о мрачные рифы упорно гнездившихся в душе подозрений, что Янина его не любит и когда-нибудь непременно будет ему изменять. Он выбрал её на одном из самых надёжных сайтов знакомств, по критериям возраста, веса, роста и происхождения – Джек обязательно хотел завести семью с девушкой из Восточной Европы, которая была бы моложе его на двадцать лет. Непосредственно перед тем как оформить приглашение, Джек вылетал в Клуж, где смог убедиться в полном внешнем соответствии невесты загруженным на сайт снимкам. В жизни она была даже красивее, и он не преминул упомянуть об этом на одном из первых свиданий. Именно в тот период первых встреч, неспешно разворачивавшихся в подлинное знакомство, Джек ощутил, что тонет в тягучей патоке омута платонической любви. Она прилетела к нему сразу после своего совершеннолетия, когда Джек уже выплатил невозмещаемый аванс пастору и зарезервировал дату для церемонии венчания в местной пресвитерианской церкви. Он открыл глаза и взглянул на часы. Домой звонить было рано. Наверное, Янина ещё не проснулась.