Река жизни глазами Ра

– Я не свечусь, потому что я не хочу жить? – спросила Гея.

– Нет, Гея Ра, ты не светишься потому, что ты замученная и уставшая. Но для Искателей это не имеет значения. Они тебя всё равно заберут с собой. Для них ты – тело без души. Собственно, ты такая и есть, – добавил он тихо. – Если бы я не видел твоих снов, я б тоже так думал.

Гея не возражала ему, она действительно светилась в последний раз очень давно. Это был странный цвет, она такого никогда не видела. Вернее, видела, но всего у двух людей. Это была большая редкость в их селении. И поэтому, пытаясь скрыть такой яркий и редкий свет, она принимала несколько норм лекарства сразу. А по утрам ее мучили боли в голове. Но она стойко это переносила.

– А почему не светишься ты? – спросила она.

– Это я не буду обсуждать, Гея Ра.

– Ну да, куда приятнее обсуждать меня.

Ей не нравилось, что разговор постоянно касается ее недостатков, промахов или мыслей. Он же на ее фоне всегда казался мудрым и всезнающим.

– Гея, я не свечусь потому, что в вашей деревне не от чего светиться, в ней нет жизни, в ней нет радости, в ней только правила и законы, которые нужны для удержания вас в страхе, чтобы вы работали и не задавали вопросов.

– Так что ж ты не ушел оттуда, когда тебя выкинули на наш причал небеса?! – в первый раз повысила голос Гея Ра, пытаясь таким образом хоть как-то защитить еще до вчерашнего дня любимую деревню.

– Да потому что мне нужны были твои сны! – заорал Ирбрус, не контролируя себя до конца. – И меня не выбрасывали небеса, да я упал, но это была случайность, а уйти я мог каждую секунду. Но в течение всех этих зим, пока мне ставили клеймо на спину, я воровал твои сны, я никогда не видел таких красивых видений. Ты знаешь, сколько можно получить за такой сон на Артере в хороший день? Так что пока мне на спину Великий Ушия Мир ставил отметки, все думали, что я старел, а я богател, пока вы старели и подчинялись дурацким правилам! – наконец Ирбрус выдохся, больше он не кричал и не говорил вообще.

– Если в тебе нет света, то и ты можешь стать добычей этих Искателей. Но почему ты их не боишься? – задала последний вопрос Гея Ра.

– Я ношу с собой бергеров для этого, они не дают подойти Искателям ко мне. Их свет меня защищает от растворения в пустоте, и тебя тоже, – и он указал на мешочек, привязанный к ее поясу.

Дальше шли молча.

Ближе к рассвету показалась деревня, и Ирбрус прервал молчание:

– Гея, сейчас я выпущу бергера – это птица, не бойся, она тебя не тронет, хотя подчиняется она только мне. Посади ее себе на плечо и ходи следом за мной по деревне. Тебя никто не увидит. Птица скроет тебя от чужих глаз. Только иди за мной нога в ногу, чтобы твои следы не оставались на снегу.

Он вытащил из мешочка на поясе цветной шарик и поднял над головой:

– Лети, Есат, – сказал он.

И из шарика, сверкая и искрясь, вылетела птица чудесных цветов. Она металась, как вырвавшаяся из плена, как будто открыли дверцы давно закрытой клетки, и радости ее не было предела. Но бергер не улетал, а кружил вокруг Геи и Ирбруса. Немного успокоившись, птица подлетела к хозяину и села ему на руку. Эта красавица была размером с воробья и весело скакала на его рукаве.

– Но ведь у меня уже есть бергер, – сказала Гея, указывая на мешочек на своем поясе.

– Это еще ребенок. У него нет столько силы, чтобы скрыть тебя от людских взглядов, а для того, чтобы спрятаться от Искателей, его вполне достаточно.

– У нас важное дело, – сказал Ирбрус, обращаясь к птичке. – Прикрой Гею от посторонних глаз, мне нужна твоя помощь.

И указал при этом жестом на свою спутницу. Гея с удивлением слушала беседу с птицей, но ничего не сказала. Птичка, светясь и порхая, перелетела на плечо Геи.

–Теперь иди за мной и наступай точно по моим следам, – велел Ирбрус.

По берегу они дошли к первым лодкам торговцев, и Ирбрус постучал в ту, где раньше жил сам, она принадлежала Уда из рода Шин – самому старому торговцу в деревне, ему в эту зиму поставили шестидесятую рыбу на спине.

–Входите, – донеслось изнутри, и Ирбрус открыл дверь. За ним шла Гея Ра, стараясь не производить лишнего шума, а побыстрее проникнуть в лодку, чтобы не возникло подозрений.

– Мой мальчик, – воскликнул Уда из рода Шин. —Рад тебя видеть!Я не выхожу уже несколько дней на торги, видимо, твое лекарство перестало помогать мне. Наверное, время нельзя остановить. Даже целебными мазями твоей матушки.

–Но ведь в ту зиму, когда я вас встретил, вы чувствовали себя хуже, чем сегодня, – засмеялся Ирбрус. Гея Ра в первый раз слышала его смех. Слышать его было странно, ей казалось, он вообще не способен радоваться. О каком времени говорит Ирбрус, думала Гея. Что нельзя остановить? Ей многое было непонятно.

В лодке она отогрелась, что показалось необычным для нее, в ее доме согреться было практически невозможно зимою. Жилище торговца было похоже на все остальные лодки в деревне, но все-таки отличия существовали. Полы, потолки, стены драпировались пестрой теплой тканью, перина под хозяином лодки не была тонка, и скорее всего, в ней находились не водоросли, которые похрустывают при каждом движении. Также в лодке имелось много красивых ракушек и мешочков. Все они аккуратно были выставлены на полках. Бросилась в глаза и посуда, не из дерева, как у всех остальных обитателей Гай, а из какого-то другого материала с узорами разных цветов внутри и снаружи.

– Ты прав, мой мальчик, – сказал Ирбрусу Уда. – Ты торопишься? Я смотрю, у тебя уставшее лицо и задумчивый взгляд.

– Да, Уда, я тороплюсь. Я сегодня должен покинуть тебя. Еще не знаю, на сколько, быть может, навсегда. Я пришел за вещами. И мне нужно уходить.

– Мне жаль это слышать, я привык к тебе, да и мои дети огорчатся. Но ты вольный человек и можешь идти куда пожелаешь. Ты всегда говорил, что в нашем селении ничего не происходит, – улыбнулся загадочно Уда. – А вот теперь собрался уходить как раз в тот момент, когда здесь творятся интересные события.

Ирбрус начал собирать вещи, лежащие на полках, видимо, принадлежащие ему, и как ни в чем не бывало, между прочим, спросил у старика:

– Да? И что же произошло особенного?

– За время твоего отсутствия в деревне произошло больше, чем за время твоего присутствия в ней, – лукаво улыбнулся старик. – В тот вечер, когда ты пошел в караульную лодку, река Сома забрала у нас Иду Ра, может, ты не помнишь ее, но ей только поставили четырнадцатую отметку на спину. Совсем юная девушка, еще ничего не успела увидеть.

– Я думаю, – буркнул себе под нос Ирбрус, – суть жизни в поселке она успела понять. – Замечание было брошено вскользь и на рассказ старика не повлияло. Он продолжал:

– В тот вечер пропал еще сын Ушия Мир – Окат. Его отец разбит горем и болезнью окончательно и, если так пойдут дальше дела, ему некому будет передать исполнение своих обязанностей: внук слишком мал еще, ему-то всего одиннадцать зим. Думаю, уже к весне Рок Хэм займет место в лодке рода Мир. По крайней мере, я не знаю никого, кто бы лучше подходил для выполнения таких обязанностей. Да и нам от этого не хуже – одна выгода. – И старик погладил седую редкую бороду.

Ирбрус мог бы ничего не отвечать Уде. Он понимал суть разговора и пояснений не требовал, но вот Гея, о присутствии в лодке которой знал только он, ничего не понимала. А ведь именно для того, чтобы она всё осознала, он привел ее снова в деревню. И для того, чтобы разговорить старика и растолковать Гее чужими устами истину, Ирбрус, не прекращая собирать вещи с полок, спросил:

– Значит, вам выгодна отравленная рыба?

– А почем бы и нет? Стоит она для нас недорого, а торговцы с земли покупают ее по хорошей цене. Сплошные выгоды.

– Но ведь Рок травит ею всю деревню.

– Мне важно, чтобы у меня шла торговля, и моя семья не ела рыбу из мешков Рока Хэма, а на остальных мне плевать, – начал сердиться старик.

– То есть вам все равно, что Рок заработал свой авторитет, кормя голодных и нуждающихся рыбой, которая всплыла брюхом вверх, а не была поймана?