Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 19

По собранным в Актюбинской губернии данным выходит, что товарность казахского хозяйства обеспечивалась продажей непродовольственного сырья, тогда как производство продовольствия было ориентировано на собственное потребление. Так, доля собственного скота в потреблении мяса в хозяйствах, кочующих в полупустынных районах и имеющих свыше 25 голов скота, стабильно держалась на уровне 97-99%. Иными словами, казахский аул вел в первую очередь потребительское хозяйство, и мог отпускать не более 2-3% производства мяса, 5-6% хлеба и 3-5% кормов. К сожалению, столь же подробных данных по другим губерниям Казакской АССР не было опубликовано, но, очевидно, и там была схожая картина.

В оценке товарности, как показывают приведенные материалы по Актюбинской губернии, всегда надо было учитывать огромную разницу в товарном выходе продовольственных и непродовольственных продуктов. С точки зрения производства непродовольственного сырья можно было рассматривать часть казахских хозяйств как товарные. Но дело все состояло в том, что хозяйственная политика накануне и во время коллективизации всегда подразумевала в первую и главную очередь товарность именно продовольственного производства, в особенности по хлебу и мясу. Но именно в этом казахское хозяйство товарным не было.

Брошюра Г. Тогжанова «О казакском ауле» была выпущена в Кзыл-Орде в 1928 году, и оказала сильное влияние на формирование политики коллективизации. В ней обосновывался важный для этой политики тезис о товарности казахского хозяйства, такой степени, что это хозяйство якобы «подчинил себе торгово-ростовщический капитал». Раз так, то по мысли партийных экономистов казахский аул созрел для «малого Октября» и коллективизации.

Стоит отметить несколько любопытных обстоятельств. Во-первых, сам Тогжанов в публикациях разного времени демонстрировал колебания в своей оценке казахского аула: в более ранней – как преимущественно капиталистического, подчиненного «торгово-ростовщическому капиталу», в более поздней – как переходного, со смешанными чертами от разных общественных формаций. Похоже, что ни он, ни другие партийные экономисты так и не пришли к определенному мнению. Впрочем, особой нужды для них в этом не было, поскольку даже такая шаткая теория вполне себе послужила основанием для расправы с баями.

Во-вторых, Г. Тогжанов честно признавал, что данных у него нет, и свои построения ему подкрепить нечем: «К сожалению, у нас нет под рукой материалов, характеризующих возникновение и появление торгово-ростовщического капитала в казакском ауле…»118. Далее: «К сожалению, у нас нет цифровых данных, доказывающих факт замены старого способа производства новым в казакском хозяйстве, в особенности в полукочевых районах»119. Далее: «Дореволюционная литература о казаках дает очень мало сведений о сущности родовых отношений и влиянии их на развитие казакского аула»120. На фоне таких необычайно честных заявлений для второй половины 1920-х годов, становится очевидно, что кроме голословных заявлений у Тогжанова ничего нет, и доказать свои построения он был не в состоянии.

Впрочем, это нисколько не мешало ему считать себя абсолютно правым, и время от времени отпускать в адрес оппонентов замечания, что они, мол, работают «не по-марксистски», а брошюру Е.А. Полочанского Тогжанов и вовсе назвал «теоретически безграмотной и политически вредной». Это приоткрывает немного атмосферу, царившую среди партийного руководства, составленную из гремучей смеси доктринальности, голословных заявлений, полного отсутствия доказательств и нетерпимости к другим мнениям. Тогжанов еще неплохо выглядит на фоне Филиппа Голощекина и Ураза Исаева, которые говорили почти то же самое, только не утруждали себя оговорками об отсутствии у них «под рукой» цифровых данных.

Колониальный консенсус и состряпанный ими политэкономический «қойыртпақ» подводили партийное руководство Казахстана к мысли, что казахский аул созрел для социалистических преобразований, раз там уже проявились капиталистические тенденций на основе товарного хозяйства, а на дороге у этих преобразований стоит бай, воплощающий в себе всю отсталость казахского аула и многочисленные пережитки всех общественных формаций от первобытно-общинного строя до капитализма.

Постепенно в дискуссии одерживали верх сторонники не просто приоритета зернового земледелия, а его форсированного развития, которые в основном, происходили не из числа агрономов или работников Наркомзема КАССР, а из числа партийного руководства. Решающий вклад в укрепление их позиций внесло решение, принятое ЦК ВКП(б) в августе 1928 года, о форсированном развитии зернового хозяйства и строительству 125 крупных зерновых совхозов, причем половина из них должна была разместиться именно в Казахстане. Итог дискуссии был предрешен, таким образом, решениями Политбюро ЦК ВКП(Б). Казкрайком опирался на авторитет этих решений и перешел в наступление на спорщиков.

Первым шагом было то, что к VII Съезду Советов КССР в 1929 году К.Д. Токтабаев подготовил доклад «Проблема зернового хозяйства в Казакстане». Доклад основывался на трех тезисах. Во-первых, в Казахстане много «свободной» земли. В 1927 году в Северном Казахстане распахивалось 2,8 млн. гектар, тогда как «пахотоспособная площадь» составляла 23 млн. гектар121. Использовалось 12-13% от возможного, подчеркивал докладчик. Во-вторых, казахские полукочевые хозяйства должны переходить на оседлость. В-третьих, землеустройство казахских хозяйств должно вестись таким образом, чтобы «… обеспечивать хозяйства достаточным количеством земли для ведения крепкого земледельческо-скотоводческого хозяйства, но не должны давать большего количества земли, так как это побудило бы хозяйства разивать экстенсивное скотоводство в ущерб земледелию»122.

Как видим, программа вынуждения кочевников-скотоводов к отказу от скотоводства и принуждения к земледелию путем определенного образа землеустройства, была сформулирована весьма и весьма откровенно.

Токтабаев поставил цель к 1932 году увеличить запашку до 5,97 млн. гектар, и создания крупнейших зерновых совхозов. К 1930 году должно было быть создано 7 крупных зерносовхозов с площадью пашен 124,8 тысяч гектар, а к 1933 году – 40 совхозов с площадью пашен 3,1 млн. гектар123. То есть, по его плану, около половины всей запашки в Северном Казахстане отводилось бы под зерносовхозы.

Но это оказалось только присказкой. В августе 1930 года произошел конец всей дискуссии. В журнале «Народное хозяйство Казакстана» вышла статья Б. Семевского «К критике буржуазных теорий экономического развития Казакстана»124, в которой всем спорщикам раздали «по серьге». Казкрайком подошел к «подведению итогов» спора радикально, и все его участники были обвинены в различных уклонах. Так, Швецов, Сириус и Кремнецкий (сторонники развития скотоводства) были объявлены идеологами «великорусской державной колонизаторской политики» и «буржуазными идеологами». Потоцкий, Донич, Давид и Шулков (сторонники развития земледелия) были объявлены «неонародниками» и «мелкобуржуазными идеологами»125. Партийные критики выступали с позиций необходимости коренной и скорейшей социалистической реконструкции сельского хозяйства, и потому не делали особой разницы между спорщиками: «Все приведенные выше авторы совершают одну и ту же ошибку: они целиком стоят на позиции укрепления и улучшения существующих хозяйственных форм, и не только недооценивают необходимости социалистической реконструкции хозяйства, но просто ее игнорируют»126. Они, в условиях массовой коллективизации и создания гигантских совхозов, считали себя полностью правыми. Итог их кипучей деятельности будет подведен позже, и некоторым из них достанется не критика в печати, а пуля в затылок.

118

       Тогжанов Г. О казакском ауле. Кзыл-Орда, 1928, с. 7

119

       Тогжанов Г. О казакском ауле. Кзыл-Орда, 1928, с. 9





120

       Тогжанов Г. Казакский колониальный аул. Ч. 1. М., 1934, с. 5

121

       Токтабаев К.Д. Проблема зернового хозяйства в Казакстане. Кзыл-Орда, 1929, с. 8

122

       Токтабаев К.Д. Проблема зернового хозяйства в Казакстане. Кзыл-Орда, 1929, с. 17

123

       Токтабаев К.Д. Проблема зернового хозяйства в Казакстане. Кзыл-Орда, 1929, с. 22

124

       Семевский Б. К критике буржуазных теорий экономического развития Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана, 1930, № 7-8

125

       Семевский Б. К критике буржуазных теорий экономического развития Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана, 1930, № 7-8, с. 25

126

       Семевский Б. К критике буржуазных теорий экономического развития Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана, 1930, № 7-8, с. 31