Индейцы без томагавков

В 1821 году, когда начала бурлить вся «испанская Америка», Мексика наконец получает независимость, завоевание которой подготовили великие вожди национально-освободительного движения - Идальго и Морелос - и многие тысячи неизвестных революционных солдат, в том числе множество индейцев. Однако освободительную борьбу мексиканского народа на последнем этапе возглавляют уже не вожди типа Морелоса и Идальго, а ставленники креольских латифундистов. Поэтому и в Мексике молодая республика не принесла индейцам подлинного социального освобождения, не говоря уж о национальном. В некотором отношении - и мы в этом позже убедимся на конкретном примере андской области - экономическое положение индейцев, то есть индейских крестьян, в свободных республиках на самом деле еще хуже, чем в колониальный период. Ключевым вопросом и яблоком раздора на протяжении целого столетия оказывается проблема земельной собственности индейских общин (в Мексике их сейчас называют эхидо). Многие республиканские законы и многие республиканские правительства стремились разделить эти находившиеся в совместном владении членов эхидо земли между «индейскими частными собственниками». Но все эти разделы земель эхидо всегда имели для индейских земледельцев трагические последствия. Там, где земли были разделены, задолжавшие индейские «частновладельцы» вскоре, как правило, вновь продавали свои наделы перекупщикам или непосредственно хозяевам асьенд, земельная собственность которых росла поэтому быстрее, чем во времена испанского господства.

Вскоре после окончания революции экономическое положение мексиканских индейцев резко ухудшается, усиливается их пролетаризация. В центральной Мексике индейцы практически утратили всю обрабатываемую землю и почти все стали пеонами в асьендах креольских латифундистов. Мексиканские индейцы работали с рассвета дотемна. Недельный заработок индейского батрака на асьенде составлял в центральной Мексике 9-18 килограммов кукурузы. Еще более тяжелыми были условия жизни индейских пеонов на кофейных плантациях Юкатана и Чиапаса. Несмотря на гарантии, данные индейцам конституцией 1824 года, они, в сущности, оставались рабами плантаторов. Особо тяжким было положение индейцев, находившихся в личном услужении. Напомним, к примеру, что еще в середине XIX века креолы-плантаторы пользовались правом первой ночи.

Неуклонное ухудшение положения побуждает мексиканских индейцев к поискам более радикальных способов решения своих проблем. В национально-освободительной борьбе впервые начинают принимать участие индейские интеллигенты. Небольшая группа этих первых индейских интеллигентов Мексики приходит к выводу, что решение индейской проблемы может принести только самостоятельное, независимое от других групп населения, особенно от креолов, национальное развитие индейцев.

Взгляды этого «автономистского» течения выразил Хуан Родригес Пуэбла, чистокровный индеец, в своем труде «Конституционный индеец» («El indio constitucional»). Автономистские и сепаратистские требования, сформулированные в труде Родригеса, становятся во второй четверти XIX века программой революционного национально-освободительного движения индейцев Мексики. Лозунгом этого движения (центром его была северная Мексика) было создание конфедерации местных индейских племен, совершенно независимой от мексиканского государства и его креольских правительств.

Главными участниками этой сепаратистской борьбы были северомексиканские яки и несколько индейских племен в Соноре и Синалоа (майо, пима, папаго и т. д.), поднявшие ряд восстаний (в 1825, 1826, 1828, 1830, 1832 годах). Борьба яков за свою свободу прекратилась, собственно, уже в XX веке (в 1927 году). Невероятно упорное сопротивление яков «цивилизации», «порядкам белого человека» в республиканский период истории Латинской Америки напоминает трехсотлетнюю борьбу чилийских арауканов в колониальную пору.

Однако донорские яки не единственная группа индейцев Мексики, пытавшаяся в республиканский период добиться с оружием в руках удовлетворения своих требований. На протяжении XIX века в Мексике произошло около сотни индейских мятежей. Причем, по иронии судьбы, о значительной части этих относительно недавних индейских восстаний мы знаем гораздо меньше, чем об индейских восстаниях колониального периода. Большинство их было вызвано стремлением отдельных правительств ликвидировать совместные земельные владения индейских эхидо, подвергнув их разделу. На этой почве вспыхнуло, например, большое восстание хуастеков в мексиканском штате Веракрус (1847). Ту же причину имело восстание тарасков, живущих в окрестностях Масамитлы в штате Мичоакан. Целью других восстаний мексиканских индейцев - так же как целью бесконечных выступлений яков на севере страны - было возвращение всей полноты власти в Мексике в руки индейцев. Многие индейские повстанцы мечтали также о воскрешении мертвых индейских государств. Особенно сильную вдохновляющую роль играют воспоминания о мощи и славе «ацтекской империи». Самая популярная из индейских революции, участники которой стремились восстановить ацтекское государство, известна в истории Латинской Америки под названием «бунт в Экацинге» (штат Идальго). Его вожди Карлос Тапистеко и Эпигменио де ла Пьедра разработали план создания современной индейской монархии. Главой ее должен был стать один из двенадцати индейцев, в жилах которых в то время все еще струилась кровь могущественного Монтесумы. Весьма сходные цели преследовало и восстание юкатанских индейцев в 1840 году. Руководители его мечтали о воскрешении славы и могущества здешних майяских городов-государств. Волна восстаний охватила индейцев ряда областей Мексики. В 1848-1849 годах индейские восстания вспыхивают и в самом центре Мексики. В связи с увеличением численности креолов, и метисов восстания ставят уже своей целью не отделение от Мексики, а решение таких жгучих социальных проблем, как раздел крупных землевладений, повышение оплаты труда индейцев, работающих в асьендах, ликвидация профессиональной армии и замена ее народной гвардией и, наконец, ограничение влияния духовенства в общественной жизни.

Восстание, выдвинувшее такую программу, называют иногда «восстанием в Сьерра-Горда-де-Шичу» - по месту зарождения этой поздней пан-мексиканской революции. Восстание охватило Гуанахуато, Сан-Луис-Потоси, Керетаро, нашло отклик даже в штатах Тамаулипас, Пуэбла и в тарасканском Мичоакане.

14 мая 1849 года индейское войско, возглавляемое выдающимся революционером Элеутерио Киросом, огласило свои требования в Рио-Верде (штат Сан-Луис-Потоси). Восстание было жестоко подавлено, его вождей, и в первую очередь Кироса, казнили. Но индейцев уже нельзя было заставить отказаться от выдвинутых восставшими требований. К слову сказать, генерал Бустаманте, потопивший в крови восстание, уже в 1849 году называл индейцев, сражавшихся за свои социальные права, «коммунистами». Насколько нам известно, это первый, но далеко не последний случай в истории Америки, когда попытки решить индейскую проблему объявлялись «коммунизмом».

Положение индейцев в Мексике несколько улучшилось, когда впервые президентом страны стал индеец-сапотек, любимый герой Латинской Америки Бенито Хуарес. Хуарес родился в 1806 году. До 12 лет Хуарес говорил только по-сапотекски, по-испански он не знал ни слова. Да и на что знание испанского сапотекскому пастуху? Однако много лет спустя этот мирный индеец возглавит борьбу против самозваного «мексиканского императора» Максимилиана Австрийского, марионетки французского императора Наполеона III. По зову мексиканских ультрареакционеров и на деньги парижского банкира Жаккера он прибыл в Мексику и объявил себя «новым воплощением бога Кецалькоатля».

Намерения «габсбургского Кецалькоатля» были, разумеется, по своему существу крайне реакционны. Но многие мексиканские индейцы, скажем правду, относились к новоявленному императору куда более положительно, чем к республиканским правительствам. Дело в том, что раздел индейских общинных земель во времена этого диковинного габсбургского государства в Новом Свете полностью прекратился. А затем законом 1865 года Максимилиан официально признал право индейских общин на совместное владение землей (против которого противники Максимилиана - либералы - решительно выступали), а также провозгласил индейских пеонов - безземельных крестьян, работающих на асьендах, - полноправными гражданами своей империи. Кроме того, габсбургский самозванец снискал симпатии некоторых индейцев тем, что неустанно подчеркивал давние традиции индейской империи в Мексике, между тем как республиканские правительства, в особенности опять же либералы, естественно, предпочитали повторять лозунги Французской революции, говоря о равенстве всех мексиканцев. Но индейский полураб, который и в Мексике либеральных президентов работал на латифундиях по пятнадцать часов в день, вовсе не был убежден, что он обладает теми же правами и является таким же свободным гражданином, как и его хозяин - асьендадо. И вот в период правления Максимилиана индейцам вместо пока лишь фиктивного и неубедительного тезиса о равенстве всех граждан предлагается сентиментальный (и, разумеется, совершенно нереальный) идеал возвращения к старым золотым временам «ацтекской империи». Индейской империи, во главе которой по собственной воле и на французские деньги стал Максимилиан Габсбург.